Запретная любовь - Халит Зия Ушаклыгиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У неё была последняя, смутная надежда… Может быть, этот мужчина не захочет её отпустить, и, когда она будет уходить, побежит, обнимет и скажет: «Нет, если между нами и есть ложь, то вот она. Остальные чувства были настоящими, да, только они настоящие!» Но Бехлюль не двигался и позволил этой женщине уйти, пожалев для неё даже умоляющего взгляда.
***
Выйдя из комнаты Бехлюля, Нихаль поднялась наверх и в холле увидела отца рядом с Фирдевс Ханым. Фирдевс Ханым жестом подозвала её и сказала:
— Нихаль! Послушайте, что говорит Ваш отец? — Нихаль с любопытством подошла. Тогда Аднан Бей с улыбкой сказал, словно речь по-прежнему шла о шутке. Раз Нихаль собиралась стать невестой, значит не осталось препятствий для покупки комплекта украшений с изумрудами, который так ей нравился.
Фирдевс Ханым использовала любую возможность и с каждым днём всё больше приучала Аднан Бея к мысли о женитьбе. Сегодня они кое о чём договорились и она сказала Нихаль, которая пока не дала ответа:
— Нихаль! Мы ещё кое-что решили. Через несколько дней мы отправим Вас к тёте, на остров. Во-первых, эта небольшая смена обстановки необходима для Вашего здоровья, к тому же Ваша тётя так жаловалась, что о ней забыли…
Нихаль не смогла скрыть радости по этому поводу:
— Это правда, отец? — сказала она. — Если бы Вы знали, как мне стало скучно здесь после того, как она ушла…
Нихаль говорила о мадемуазель Де Куртон. После её отъезда время в доме стало долгим и бесконечно скучным. Теперь ей становилось скучно от всего, она не могла читать книги, не могла играть на фортепиано, в доме была какая-то удушающая теснота. Тогда она брала одну из девушек и Бешира, шла на пристань и долго гуляла на свежем воздухе.
Поначалу её забавляла шутка про брак с Бехлюлем. Затем это стало давить на неё. Она невольно думала об этом по ночам и не могла заснуть. «Остерегайся Бехлюля!» — говорил голос в её сердце, похожий на голос мадемуазель Де Куртон. Неужели она сказала ей нечто подобное? Она не помнила. Однажды ночью, как будто во сне, кто-то, вероятно, мадемуазель Де Куртон, наклонился и прошептал ей на ухо эти два слова. С тех пор они звучали у неё в ушах.
Однажды, набравшись смелости, она сказала себе:
— Раз девушке непременно нужно стать невестой, то вместо того, чтобы быть с кем-то другим… Осмелившись один раз произнести, она невольно повторила это и старалась остаться одна всякий раз, когда повторяла, словно совершала большое преступление. Пообещав себе, она несколько дней старалась не вспоминать о шутке про брак. Но шутка преследовала её в доме на каждом шагу. Она начала стесняться Бехлюля. Теперь она не могла быть ему сестрой. Она обнаруживала в себе бесконечный протест. Неведомая рука как будто брызгала ледяными каплями на их отношения после того, как появилась эта шутка.
Нихаль ещё кое-что заметила. Бихтер не говорила об этой шутке, если не была вынуждена. Сначала Нихаль относила это к себе, но потом сделала вывод, что Бихтер была не довольна этим браком. Шутка становилась важной для Нихаль. Не считая уместным мешать тому, что мучило Бихтер, она негласно позволяла всем говорить об этом, иногда даже тайно поощряла.
В один из дней приехали Шакире Ханым и Джемиле. Они приезжали очень редко и всего на одну ночь. На этот раз они привезли важную новость: Джемиле стала невестой, о браке договорились, будет свадьба. К ней посватался сын литейщика, хороший, как говорили, парень, работал в мастерской отца, у которого был дом в Сулеймание. Эти подробности в устах Шакире Ханым были основой длинных историй. Пока Нихаль радостно обнимала Джемиле и целовала её в щёки, Несрин сообщила им о том, что произошло в особняке:
— Вы не знаете, — сказала она. — У нас тоже свадьба.
Шакире Ханым всё рассказали. Об этом больше не говорили как о шутке. Нихаль говорила с Джемиле и разрешила им посплетничать, словно ничего не слышала. Она лишь обратила внимание, как один раз Шакире Ханым краем глаза указала на что-то Шайесте и Несрин и сказала «И?» Казалось, что в этом ничего не выражавшем вопросе крылся глубокий смысл. Нихаль отложила вопрос на неделю. Она надеялась, что в течение этого времени столкнётся с тем, что объяснит его смысл. Нихаль не смогла узнать ничего, что увеличило бы важность этого вопроса после их отъезда, но в воображении она видела, как Шакире Ханым краем глаза указывала на кого-то и говорила «И?» (и неведомо как находила в этом связь с недовольством Бихтер).
Услышав про идею поехать на остров, Нихаль пошла к себе в комнату. Она собиралась закончить письмо мадемуазель Де Куртон. Нихаль получила от неё три длинных письма и в ответ написала чуть ли не небольшую книгу. Она подробно, в мельчайших деталях рассказала обо всём гувернантке. Но пока она не смогла упомянуть только об одном: о Бехлюле… Больше всего она хотела рассказать об этом, но, когда была готова поддаться этому желанию, чей-то голос говорил ей: «Остерегайся Бехлюля!» Сегодня она приложила к письму ещё один лист, чтобы рассказывать о поездке на остров, и написала: «Я возьму с собой только Бешира!» Потом её перо вдруг перескочило на другую тему и она добавила:
— Слушайте, ещё немного и я бы не рассказала Вам о Бешире. Бешир болен… Никто кроме меня этого не видит. Когда я говорю о его болезни, все, включая его, смеются, но поверьте мне: Бешир болен! Как мне это описать? У него такая вялая походка, такой потухший взгляд, такая блёклая, как потускневший лак, кожа, такая горькая, будто что-то рвётся, улыбка, что иногда мне хочется плакать из-за моего Бешира.
Нихаль не ошибалась, Бешир был болен. За прошедшие годы что-то плохое как будто уменьшало, постоянно утончало и
