Вист: Аластор 1716 - Джек Вэнс

— Я ничего не сделал! Оставьте меня в покое!

Грузчик с космодрома по имени Саброз (Джантифф нередко приносил ему эль в «Старом гревуне») заорал в ответ еще громче:

— Ты всех нас заразил золотухой! Теперь нам придется проходить курс очищения, если мы не хотим остаться глухонемыми, как ведьмы! Это называется «ничего не сделал»?

— Ничего я об этом не знаю! Дайте пройти!

Саброз злобно расхохотался:

— Всему Баладу придется лечиться — так что ты у нас будешь первый!

Джантиффа потащили на главную улицу, к лавке аптекаря.

— Давайте, начинайте лечение! — не унимался Саброз. — Тут у нас первый пациент. Мы его живо вылечим, даже пилюли не потребуются!

Из лавки выкатили какое-то тяжелое приспособление. Аптекарь, беззлобный старик, никогда не заходивший в таверны и не покупавший у Джантиффа перцебы, опустил пару пилюль в кружку с водой, поднес ее ко рту Джантиффа:

— На, выпей — будет не так больно.

Саброз выбил кружку из руки аптекаря:

— К дьяволу пилюли! Пусть почувствует на своей шкуре, что он с нами сотворил!

Руки Джантиффа зажали в металлических браслетах-перчатках с подвижными гильзами, открывавшими кончики пальцев. Размахивая молотком, Саброз принялся бить Джантиффа по ногтям, расплющивая пальцы.

Джантифф стонал и хрипел.

— Так-то, братец! — закончил процедуру Саброз. — Когда ногти отпадут, смазывай пальцы черной селитрой или серебрянкой. Тогда, может быть, все само собой пройдет.

— Легко отделался! — заголосила дородная торговка. — Попробуй-ка едкого фракса — чтоб глаза твои золотушные повылазили! Давайте, поднимите ему башку! Я ему покажу, как травить честной народ!

Саброз буркнул:

— Хватит с него. Он и так уже ничего не соображает.

— Я сама тебе скажу, когда и чего хватит! Пусть отдувается сполна. Давайте-ка! Выше! Прямо в лицо!

Джантиффу в лицо плеснули густой щелочью — кожу жгло, глаза жгло невыносимо. Джантифф сдавленно вскрикнул, пытаясь протереть сожженные глаза окровавленными, искалеченными пальцами.

Аптекарь окатил лицо Джантиффа водой из кружки и протер ему глаза ветошью, после чего яростно повернулся к толпе:

— Жестокость такого наказания выходит за всякие рамки справедливости! Он всего лишь нищий бродяга.

— Чепуха! — возразил спокойный голос. — Он сожительствовал с ведьмой. Я ее видел у него в хижине. Они сговорились, он нарочно торговал отравой!

Джантифф узнал интонации Юбанка и прохрипел:

— Юбанк — вор! Юбанк лжет!

Никто не слушал. Джантифф чуть приоткрыл глаза — его окружал зернистый серый туман. Он застонал от испуга и горя:

— Меня ослепили! Ничего не вижу, даже цветов не вижу!

Женщины продолжали подстрекать толпу:

— Где чертова ведьма? Пора покончить с этой нечистью!

— Все в порядке, — отвечал Юбанк. — Бухлый этим уже занимается.

Джантифф издал безумный вопль отчаяния. Кое-как поднявшись на ноги, он стал бешено махать руками во все стороны, что изрядно насмешило толпу. Крестьяне принялись дразнить Джантиффа, подталкивая его в спину, тыкая пальцами в ребра, шипя ему прямо в лицо. В конце концов Джантифф молча потряс высоко поднятыми кулаками и побежал по главной улице, спотыкаясь и падая.

— Лови его! — кричали самые кровожадные. — Тащи сюда, он еще своего не получил!

— Отпустите его, — вмешался старый рыбак. — С меня довольно.

— Что? Он всех нас золотухой наградил!

— Из-за него у нас у всех ногти повыдергивают!

— Ему ведьмовская стряпня полюбилась, видите ли!

— Сегодня пусть убирается — завтра посадим его на плот.

— И точно! Слышишь, Джанкс? Завтра отправим тебя в дальнее плавание!

Джантифф брел зигзагами по улице, сам не зная куда. За ним увязалась шайка мальчишек, дразнивших его бранными словами и бросавшихся камнями, но вскоре их позвали родители, и Джантифф остался один.

Прислушиваясь к шуму прибоя и нащупывая ногами знакомую тропу, Джантифф, пошатываясь, добрался до берега. Широко открыв глаза, он видел только размытое сияние. Пройдя довольно далеко вдоль моря, он так и не смог найти свою хижину. В конце концов он сел на песок лицом к океану. Так он сидел очень долго, ничего не понимая и не двигаясь. Пульсирующая боль поднималась по рукам от размозженных пальцев, но Джантифф забыл о боли. Двон тускнел, заходя за горизонт — туман в его глазах становился все гуще и темнее. Ночь спустилась на пляж Дессимо и на Стонущий океан, а Джантифф все сидел, слушая плеск и шипение вялых волн, заблудившихся в россыпи прибрежных скал.

С моря повеяло прохладой — сначала ветер щекотал кожу легкими порывами, потом подул настойчивее и сильнее, без труда проникая под лохмотья, оставшиеся от одежды.

Неким ясным внутренним взором Джантифф увидел самого себя — тощее долговязое существо, сгорбившееся на песке во мраке ночи, потерявшее всякую связь с действительностью. Джантифф почувствовал приятную теплоту, разливающуюся по всему телу, и понял, что умирает. Образы теснились в его уме: Унцибал и Розовая ночлежка, человеческие потоки на движущихся полотнах магистралей, далекие фигуры четырех Шептунов на Пьедестале, темные на фоне сияющего неба. Он увидел Скорлетту и Танзель, Кедиду, окруженную «Эфталотами», Эстебана, Бухлого, подрядчика Шубарта. Появилась Искриана, глядевшая прямо ему в глаза с расстояния вытянутой руки. Чудо из чудес! Искриана заговорила — тихо, торопливо:

— Джантифф, не сиди в темноте! Вставай! Джантифф, не умирай!

Джантифф вздрогнул, поморгал — слезы полились у него из глаз. Он вспомнил уютный родительский дом во Фрайнессе, он увидел отца, мать, сестер.

— Не хочу умирать, — сказал вслух Джантифф. — Я хочу домой.

С огромным трудом заставляя себя двигаться, он поднялся на ноги, распрямился во весь рост и побрел, как пьяный, по пляжу. По чистой случайности он натолкнулся на искореженный ствол старого трещоточного дерева, узнал на ощупь сухие стручки и обломанные нижние ветви. Дерево росло метрах в пятидесяти от его хижины — теперь он мог как-то сориентироваться.

Время от времени ощупывая руками песок и камни, Джантифф добрался до хижины, зашел внутрь и тщательно закрыл за собой дверь. Некоторое время он неподвижно стоял. Кто-то совсем недавно побывал в его жилище — запах чужого пота, похожий на запах прогорклого жира, еще чувствовался в воздухе. Джантифф прислушивался, но не уловил ни звука. Он был один. Едва волоча ноги, он улегся на постель и мгновенно забылся сном.

Джантифф очнулся, разбуженный предчувствием неминуемой беды.

Он тихо лежал. Ослепшие глаза различали мутные сероватые пятна — уже рассвело. Чувствовался островато-прогорклый запах пота: рядом кто-то стоял.