Вечер вне дома: Сборник - Джеймс Хедли Чейз

Следующий примечательный факт состоял в том, что дю Кло и Варлей какими-то непонятными способами, до сих пор не разгаданными, получили разрешения и паспорта на выезд из Нью-Йорка в Париж. Ладно, мы против этого не возражали, наоборот, рассчитывали, что через них сумеем нащупать кое-что здесь. Они прибыли сюда недели через три после вступления в Париж американских и английских войск и отступления немцев. Риббон и вы, Кошен, естественно, прибыли следом за этой парочкой. Вам надлежало поближе познакомиться с Марселиной дю Кло.

Шеф откинулся в кресле, затянулся и медленно выпустил струю дыма.

— В вашем досье сказано, что вы всегда отличались умением обращаться с женщинами. Итак, вы с ней познакомились, проводили вместе много времени. Однажды вечером вы с ней куда-то ездили. Похоже, что при этом было много выпито.• На следующий день вас нашли в невменяемом состоянии в каком-то притоне на Рю Клиши. Куда делась дю Кло, никто не знал.

К этому времени врагу стала известна некоторая информация о передвижении войск. Здешняя разведка считала, что за эту утечку ответственны именно дю Кло и Варлей. Мы до сих пор не знаем, куда скрылся он, а вот дю Кло Риббон обнаружил и напугал до смерти. Вероятно, она считала, что ее расстреляют. Не исключено, что Риббон поддерживал ее в этом мнении. Он считал, что в этом случае она скорее заговорит. Ну она и заговорила.

Она ему кое-что открыла, но самым важным сообщением было то, что вы, Кошен, болтали много и охотно. Например, выложили ей, в чем состоит ваша конкретная задача, объяснили, чем вообще занимается наша секретная служба в Париже, и, наконец, методы нашей работы.

Риббону это не понравилось. Не понравилось потому, что, будучи хорошим федеральным агентом, он не мог этого понять. Ну и я тоже.

Ладно, вам не надо оправдываться. Я считаю, вы тут ни при чем. Если допустить, что вы действительно разоткровенничались перед этой женщиной в состоянии опьянения, то вы все равно не можете знать, что ей выболтали. Если бы Риббон был здесь и мог доложить, что ему удалось выведать у нее, нам было бы легче ориентироваться. Но его нет. Мне сообщили, что сегодня вечером он упал с лестницы и сломал себе шею. Для него это трагедия, а для вас, возможно, удача.

— Может, так, генерал, а может, и нет. Что касается меня, я хотел бы послушать, что мог сказать Джордж Риббон. Мне очень любопытно узнать, что, по его мнению, я мог наговорить этой даме.

— Вероятно, так,— согласился шеф.— И мне тоже.

— В этой истории есть еще один щекотливый момент,— продолжал я.— Понимаете, мне еще интереснее было бы поговорить с самой Марселиной, причем в вашем присутствии и так, чтобы никто не мог обвинить меня в недопустимой болтовне в нетрезвом виде. Я много бы отдал за то, чтобы эта проклятая красотка сказала мне, что я мог ей наговорить, даже если и здорово выпил!

— Ну этого вы не услышите, вы прекрасно знаете.

Флеш выпустил очередную струю дыма и продолжал:

— Вот что я вам скажу. Я просмотрел ваш послужной список, Кошен. Он безупречен, и мне трудно поверить, что оперативник вашего класса мог дать осечку с такой особой, как Марселина. По-моему, она наговорила небылиц, просто сболтнула Риббону первое, что пришло ей в голову. Ей необходимо было что-то сказать: он ее слишком напугал. Если бы Риббон был жив, он бы без труда все это подтвердил. Но он умер. Что ж, несчастные случаи происходят ежедневно. Клив сообщил по телефону все подробности. Очевидно, Риббон свалился с лестницы и сломал шею.

Шеф умолк, наступило молчание. Затем он вынул из стола коробку с сигарами и подвинул ее нам с Джимми.

— Возьмите по штучке и послушайте меня внимательно.

И он уставился на меня.

— Хочу вам сообщить, Кошен, что я решил не отстранять вас от работы. Может, кое-кто и подумывает, что мы с вами расстанемся. Возможно, кое-кто даже рассчитывал, что я отошлю вас обратно в Штаты. Но я этого не сделаю. Не вижу причины, почему агент с вашим опытом должен пострадать из-за голословных обвинений.

— Огромное спасибо вам, генерал,— ответил я.— Но я не умру от благодарности за то, что меня не подозревают в том, чего я никогда не делал.

— Забудем об этом инциденте. Перейдем теперь к деловой части совещания. Варлей скрылся. Мы подозреваем, что у него там имеются связи. Возможно, то, что он с дю Кло начал в Нью-Йорке, продолжалось в Париже и будет закончено уже в Англии. А там его схватить будет очень трудно. В Англии масса американских войск. Если у него там есть друзья и надежные документы, он сможет долгое время водить за нос и наших людей, и английские власти.

Шеф посмотрел на Клива.

— Вы знаете его?

Клив кивнул.

— Что вы думаете о нем?

— Два года назад меня приписали к полиции Иллинойса, так как я расследовал частное дело, порученное агентству, в котором я работал в Нью-Йорке. Варлей имел к этому делу отношение. Полиция Иллинойса искала Варлея. Нам предписали его задержать, и власти предполагали, что он скрывался в тех местах. Я знаю, как он выглядит, и, кажется, догадываюсь, чем он занимался. Варлей работал вместе с гитлеровскими молодчиками в США до того, как Америка объявила войну. Здесь, во Франции, он завязал какие-то связи и наверняка намерен заняться тем же в Англии.

— Пожалуй, вы правы,— согласился шеф.— Дю Кло вам что-нибудь говорила о Варлее, Кошен?

— Очень многое, большей частью это был бред, но кое-где проскальзывали разумные нотки. В тот вечер, когда мы встретились с Марселиной, я повел ее выпить и надеялся, что она кое-что выболтает. Я ее насторожил. Понимаете, ее напугал не Риббон, а я. Возможно, позднее он тоже пытался это сделать, но начал это я. Пожалуй, у нее зародилась мысль, что ее песенка спета, что она дала маху и что если наши ее не схватят, то уж немцы-то непременно. Не знаю почему, но эта крошка думала, что она у них не на хорошем счету. И она, и ее партнер Варлей. Понимаете, ничего определенного она не говорила, выражалась туманно, но у меня сложилось такое впечатление. Потом я начал специально кое о чем говорить. Рассказал ей историю, случившуюся с некими дамочками, которые неудачно занялись шпионской деятельностью. Вы меня понимаете, шеф?

— Да, это совершенно ясно. Старый трюк.

— Ну, вроде бы это сработало. Она пожаловалась, что Варлей ей не очень доверяет последние пять месяцев. Что он подставляет ее под удар, а сам ловко остается в тени и в то же время оставляет ее в полном неведении относительно их деятельности. Идея была такова: Варлей, человек опытный, понял, что она боится и не хочет рисковать. Боялся, как бы она не раскололась. По ее мнению, именно поэтому он и привез ее в Париж.

Шеф кивнул.

— Понятно. Из ее слов вы не сделали вывода, каковы были связи Варлея?

Я немного помолчал, тщательно стряхнул с сигары пепел в пепельницу, внимательно посмотрел на генерала и ответил:

— Одну вещь она мне сказала. У Варлея есть сестра. Кажется, эта дама живет в Англии. Со слов Марселины я понял, что она красива, как Венера Милосская, но настолько порочна, что по сравнению с ней сам сатана кажется президентом Библейской корпорации. Видимо, эта особа недолюбливала Марселину.

Шеф долго думал, потом посмотрел на Клива.

— А вы когда-нибудь слышали о его сестре?

— Нет, но это естественно,— ответил Клив.— Меня семья Варлея не интересовала. Наша цель была поймать его самого, но мы ничего не добились. Даже не представляем себе, куда он девался.

После паузы шеф спросил:

— Как она описывала его сестру?

— Понимаете, генерал, когда одна дамочка говорит о другой, она замечает в ней все недостатки. Предполагают, что я в то время был сильно под мухой, но все же не настолько, чтобы не запомнить слов Марселины.

Прежде всего она сообщила, что это брюнетка с прекрасной кожей и большими фиолетовыми глазами. Кроме того, природа наградила ее всем: фигурой, вкусом, умением одеваться, знанием двух или более языков. Потрясающая дамочка варлеевская сестрица.

— Но это весьма поверхностное описание, не правда ли? Мне думается, каждая смазливая женщина попадает под данную характеристику. Во всяком случае, так она думает про себя, но другую женщину вряд ли расхвалит.

— Пожалуй, важно вот что,— заметил я.— У этой крошки есть особая отметка. На левой руке у нее кривой мизинец. Дю Кло говорила, что у нее красивые руки с длинными, всегда наманикюренными ногтями, из-за чего этот кривой палец кажется особенно уродливым. Люди буквально не могут отвести глаз от ее рук, когда с ней разговаривают. Понимаете, она сильно жестикулирует этой рукой, у нее словно какой-то комплекс в отношении кривого мизинца. Понятно?

— Понятно,— ответил шеф.— Нужно будет это записать.

Он взял листок бумаги, записал словесный портрет, прочитал вслух и спросил: