Память сердца - Рустам Мамин

В фильме «Манолис Глезос» Павел Васильевич делал особый акцент на любви Манолиса к родине, к своему народу, а не на идеях, политических целях патриотов, хотя, конечно, об этом шла речь. Но умение находить в судьбе героев фильма что-то очень личное, созвучное чувствам любого зрителя, было характерно для Русанова-режиссера.

Готовясь к съемкам эпизода «Мамаев курган», Павел Васильевич долго водил Манолиса по мемориалу, держа его привычно за лацканы, заглядывал ему в глаза и говорил, говорил… Напоминал о войне, крови, взрывах, о тысячах павших здесь, у кургана…

Во время съемки Манолис плакал, рассказывая синхронно, как, отправляя его в Россию, греческие патриоты просили поклониться от их имени памяти сталинградцев.

Интересным получился эпизод с партизанами, когда они с раненым, умирающим командиром, отстреливаясь, уходят в горы – в метель, в пургу…

Вот остановились, опустили носилки… Сгрудились вокруг командира. На его лице тают снежинки… За кадром возникает гимн греческих партизан – русская песня «Катюша». Она звучала как-то по-иному: пели по-гречески, и музыкальные обороты, аранжировка – какая-то другая… Но было в этом что-то от хора древнегреческих трагедий. Она звучала как надрывающая душу песня прощания, оплакивания, что ли… Она выбивала слезу.

…А метель все метет и метет. Снежинки облепляют лицо командира, скулы, закрытые веки. Но уже не тают…

Русанов стремился, чтобы эпизоды фильма были опоэтизированы, эмоциональны – только так они могут тронуть зрителя до глубины души.

Мы сдали плановый короткометражный фильм – полнометражным; «выручили» план студии, не нарушив сроков производства. Фотографии членов съемочной группы, и моя в том числе, были вывешены в Доме кино.

В следующей своей картине «Сергей Есенин» Русанов так же тонко и лирично выстраивал эпизоды, связанные с особым, неповторимым отношением поэта к родине, природе, матери, друзьям. Русанов сам немножко был Есениным.

Интересный эпизод на картине был с оператором. Когда предложили Павлу Васильевичу тему, он сказал: «Снимать эту картину можно, только если оператором будет Николай Шмаков». А Шмакова за злоупотребление спиртным демонстративно уволили со студии с ведома Госкино. И приглашать его обратно на студию дирекция не решалась. Русанов, зная, что для меня нет слова «нельзя», отправил меня к председателю Госкино Головне Владимиру Николаевичу, работавшему до этого директором студии.

Я только открыл рот и произнес название фильма – «Есенин», как Владимир Николаевич сразу, в лоб, спросил:

– А кто оператор у Русанова?

Я сказал:

– Пока никого, Владимир Николаевич. На студии говорят, нужно ваше решение. Шмаков-то уволен…

Головня взял трубку и жестко поинтересовался:

– Михал Самсоныч?.. Да! Кто оператор на картине «Есенин»?.. Повтори!.. Ну, так в чем же дело?..

Он окинул меня взглядом, посмотрел внимательно, словно только что увидел:

– У меня! Вот именно! Сам знаешь! Да!.. Никто!.. Пожелай ему лично от моего имени… Ну а как на студии? Да-да. Будь здоров. – И обратился ко мне: – Давно на студии работаете?

Я не успел ответить.

– Михал Самсоныч говорит, вы директор картины? Мамин? За Николаем Шмаковым надо просто проследить. Он – художник. Есенина наизусть знает… Но…

В Константинове Николай Шмаков с утра до начала съемок честно не пил. По окончании съемочного дня его забирали «годки» Есенина, и он пропадал допоздна. И вот, как-то – двенадцать часов ночи, а его нет! Я встревожился: утром съемка, большая массовка: «покос»! Артисты из Рязани в костюмах приезжают. Съемка не может быть сорвана!..

Пошел искать. В одном месте – нет, у кузнеца – нет! Наконец нашел! Сидит с какой-то женщиной на завалинке, стихи ей читает. Привел его домой, уложил, – был уже где-то третий час. Светать начинало!..

Просыпаюсь в шесть часов, – его нет! Что такое? Выбегаю на улицу – не видно! Глянул в сторону Оки – идет с камерой на плечах и с корзиной, полной грибов.

– Ты где был?

– Снял-таки березку. Мати милая!.. Давно хотел, да ветерка не было. А щас – в аккурат!..

Фильм начинается с кадра березки на берегу Оки. Березка трепещет, трепещет… А на березке – эпиграф к фильму: «Стихи мои, спокойно расскажите про жизнь мою…»

В корзине у Николая были грибы – рядовка. Вкусные!.. Когда успел? На завтрак пожарили…

Говорят, человека научить ничему нельзя, если он сам не научится. При желании и у режиссера, и у оператора, и у осветителя, художника – у всех можно многому интересному, увлекательному научиться! Русанов сам учился у всех и всем прививал вкус к этому.

В сценарии фильма «Сергей Есенин» был эпизод покоса – символический. Он должен был зримо раскрывать любовь поэта к родной земле, его кровную связь с ней, с крестьянскими традициями. Но эпизод в сценарии – это всего лишь задумка, тенденция, правда, подробно выписанная автором. Но, как правило, в процессе работы все постоянно меняется – обрастает нюансами, диктуемыми пристрастиями режиссера, его жизненным опытом. И в монтаже эпизод может разительно отличаться от сценария.

Итак, эпизод «Покос». Мне было дано задание найти для съемок двадцать мужчин-косцов и столько же женщин, обеспечить их крестьянскими нарядами.

Я привез из Рязани все, что было нужно. Но погода «уходила». Русанов тревожился за сроки, а съемки не начинал:

– Рустам, а не получится у нас самодеятельность в поле?.. Скажут – «клюква»!..

Я предложил ему снять под фонограмму хоровой песни, по крайней мере она придаст необходимый ритм. И он попросил меня срочно съездить в Москву, в Дом звукозаписи, за фонограммами задорных русских песен.

Когда я вернулся, оказалось, все уже снято. Но, посмотрев материал, я понял, как же не похож покос настоящий на этот – ряженый, надуманный. И вспомнил и покос, и косьбу на лугах родного села Никольского.

Маркуша

Вспомнился еще случай из съемочных дней: в Рязанской области снимали мы эпизоды фильма «Его звали Федор», автор сценария С. Смирнов (я уже рассказывал о нем), режиссер Лисакович, оператор Левитан. Приехали на место, пришли в правление колхоза. Поскольку я сам жил в колхозе в дни эвакуации, знал условия, возможности, цену обещаниям колхозного руководства, то как директор запросил все нужное, увеличив объемы и количество в несколько раз. Сейчас деталей уже точно не помню, было это в 1960-х годах, но примерно все обстояло так:

– Нам для съемок нужны человек тридцать доярок, две машины, лучше три; мужики с косами, человек двадцать…

Оператор Аркадий Юлианович Левитан замахал руками:

– Что вы, что вы! Нам столько не надо! Доярок, человек десять-двенадцать, машину, если можно, она подвезет их. Ну и мужиков-косцов, человек десять…