Память сердца - Рустам Мамин

– Что вы, что вы! Нам столько не надо! Доярок, человек десять-двенадцать, машину, если можно, она подвезет их. Ну и мужиков-косцов, человек десять…

Председатель облегченно вздохнул:

– Ну, это другое дело. По-моему, это сможем. Где у нас бригадир второй бригады?..

Мы ушли. Я говорю Левитану:

– Вы все испортили!..

– Почему?!

– Увидите…

На следующий день пришли мы к правлению колхоза. На завалинке сидит одна женщина, почему-то с ведром. Машин нет. Два мужика в отдалении, – курят. Боятся подойти – с похмелья. Мы к секретарю:

– Где же люди?! Где председатель?

– Председателя вызвали в район. Бригадира, по-моему, так и не нашли.

Подходит женщина с ведром:

– Граждане, долго я еще буду ждать? А то меня соседка ждет, ведро надо вернуть.

– Ну, – говорю Левитану, – ваша заслуга. Съемочный день сорван!

– И-и-и… Как это!.. Больше не буду вмешиваться в организационные дела!..

На следующий день мы поехали в другой колхоз. Председателю, как и вчера, я высказал нашу просьбу «в увеличенном варианте». Когда я объяснялся с председателем, Левитан не выдержал. Отошел в сторону.

Наутро видим: ждет нас одна машина, десять доярок, девять мужиков с косами. И председатель в извиняющейся позе:

– Товарищи, простите… Уважаемые, вот все, что мог сделать! Ночь не спал, мужиков собрал с трех отделений! Бабы – не все доярки, тут и учительница, и дачницы, одна только вчера в гости приехала… Доярки все на фермах. С работы не снимешь, они по часам все доят, на трудодни работают. Им оплата нужна! А машину я из соседнего колхоза взял, и то – район помог! Зато на весь день…

Труд председателя был явен. Я благодарно пожал руку председателю:

– Ну, что делать, спасибо и на этом.

Ох и доволен он был, что сумел угодить. Оправдывался:

– Ну понимаете, ночь не спал!.. Слава богу, выручили! Спасибо вам, уважаемые. Ну верите, ни я, ни баба ночь не спали. Баба мне говорит, ты хоть самогонки выпей, успокойся! Какой там самогонка, только к утру вопрос с машиной разрешился, председатель райисполкома выручил! Ну, слава богу!..

– Вот видите, – говорю Левитану, – получили все, что надо, и нам же спасибо сказали!

Левитан согласно закивал головой.

– Маркуша, – требовательно напомнил он ассистенту, – кассеты опять не забудь! – А мне с улыбкой: – Вы, Рустам, превзошли себя!..

Эту избитую фразу он всем говорил. По этой фразе его на студии и находили:

– Ты не видел этого, как его?.. Ну, этого… Ну – «превзошел себя»?

– А-а, Левитана? Слышал, он в операторской кабине. Кажется, Маркушу вразумляет…

Наутро мы выехали на натуру. Проехались по полям, – ничего интересного. Оператор усмотрел вдали за полем молодой лесок – с грустинкой пейзажик, будто потерянный какой-то. И предложил режиссеру Лисаковичу пройти туда по пашне без машины, чтоб не портить возделанную почву. Пошли… С трудом. Ноги вязли между рыхлыми комьями; непросохшая земля пудами налипала на подошвы…

Наконец выбрали точку съемки, можно приступать к работе. Но не тут-то было! Нет Маркуши, нет камеры!

– Маркуша! Давай сюда камеру! – закричал Левитан.

В ответ – полная тишина.

– Ма-а-рку-у-ша-а! – как можно громче начал звать я.

Тишина. Что делать? Потащились снова через пашню обратно…

Подходим к машине. Осторожно. Не сговариваясь, начали буквально подкрадываться, потому что… Ну просто не могли представить себе, что же произошло?!

Маркуша, сукин сын, развалившись, сидит в машине и с упоением читает детскую книжку, которую накануне купил племяннику.

– Маркуш, ты что ж сидишь-то?! – голос тактичного интеллигентного Левитана от волнения зазвучал фальцетом.

– А что?

– Так мы же ждем тебя! Не снимаем!.. Давай камеру!..

– А вы ничего не сказали!

– Как не сказали?! Мы для чего приехали?

– Снимать. Но вы не сказали, чтоб я камеру нес к вам!..

– Ты издеваешься?! Бери камеру! Марш на площадку по нашему следу! В лесок!..

– А у нас пленка не размотана!.. Нет готовой кассеты!

– Так какого же хрена, мать твою, сидишь, книжки читаешь?

– Это детская книжка!.. А потом вы не говорили, чтоб я пленку размотал, кассеты подготовил…

– Господи!.. Ну как же так?! Так ты еще с вечера должен был не спать ложиться, а пленку размотать!..

– А вы же мне ничего не сказали!..

– А тебе непонятно, что мы сюда приехали ра-а-бо-о-тать! Снима-ать! И размотать пленку, подготовить кассеты, камеру – это твоя прямая обязанность!..

Съемочный день был сорван, и мы, благо у нас был газик, уже, не осторожничая, поехали восвояси прямо по пашне…

С Маркушей случалось немало смешных историй, его имя было у многих на языке. К кому ни подойди, ни спроси:

– Вы Авербуха не видели?

В ответ начинают смеяться:

– Опять что-то натворил! Вот пенек!.. Он, наверное, и родился-то не так, как все! Не парень, а одно недоразумение с кудрями!

– Во-во, – вылупился поперек интересам природы!..

– Ты думаешь, на Авербухе природа прокололась?

– Во всяком случае, эксперимент не впечатляет…

– Тихо! Нина Станиславна идет…

Нина Станиславовна, секретарь нашего объединения, седая старушка, Маркушу обычно опекала, как внука. Чтобы ее не огорчать, операторы умолкли…

Интересный случай был у Маркуши в группе уже упомянутого режиссера-оператора Русанова. Снимали тот самый фильм, госзаказ Комитета по кинематографии, «Манолис Глезос» – о греческом комсомольце-подпольщике, приговоренном фашистами к смерти. Сорвав флаг со свастикой с крыши комендатуры, Манолис водрузил там алый стяг! Отважный патриот чудом избежал казни. А после войны был приглашен в Советский Союз.

Съемки предполагались ответственные, на правительственном уровне. Назначили куратора от ЦК КПСС. Русанов, обычно крайне щепетильный и к аппаратуре, и к пленке, и ассистентов подбирал долго, с не малой осторожностью. Членов съемочной группы он подпускал к работе обычно только после должной и основательной беседы. Но в тот момент, видимо, это был летний период – разгар съемок, на студии свободных людей, верней, ассистентов-операторов не было, и он был вынужден, чуть не плача, со слезами согласиться на кандидатуру Маркуши. Помню, как он метался по вестибюлю и всех опрашивал:

– Как Авербух?..

Ему отвечали:

– На безрыбье и рак рыба! А куда деваться?..

Русанов, нельзя сказать, был растерян, он был раздавлен. Подходит Воронцов Владимир Иванович:

– Вы о ком?

– О Маркуше.

– Ничего, работать может. Только руку надо иметь подлинней, чтоб во время дотянуться и в ухо врезать!.. У тебя курить есть? Кто с сигаретами? – и Воронцов, тут же забыв о нас, ушел стрелять курево.

Павел Васильевич в отчаянии ко мне:

– Ну!.. Что будем делать, директор?

Я мог только пожать плечами: