Память сердца - Рустам Мамин

Помню, используя знание японского, прямо с экрана переводила нам «Ворота Расемон» Куросавы. В ответ на нашу восторженную благодарность улыбнулась:

– Там же были субтитры на английском…

Рассказываю о человеке, которым восхищаюсь, и не покидает меня чувство, что я так и не сумел передать что-то главное… Да, жизнь Василия Васильевича казалась гладкой, безмятежной, легкой. И сам он виделся эдаким баловнем судьбы: ну прямо Моцарт советского периода. Одарен всеми мыслимыми и немыслимыми талантами. Живет шутя, не напрягаясь. И все его любят… И фильм «Майя Плисецкая» на каком-то кинофестивале в Италии получил первый приз и премию в миллион лир.

Но тогда все советские граждане, получавшие денежные премии за рубежом, должны были «по установленному положению» передавать их государству. Василий Васильевич только что купил кооперативную квартиру и наверняка был в долгах, но я ни разу не слышал, чтобы он сокрушался по поводу утраченных денег. Как-то Плисецкая пошутила:

– Вася, а где же твоя премия? Ты что зажимаешь?

Василий Васильевич в ответ широко развел руки и хохотнул:

– Увы!..

Но ведь так не бывает, чтобы жизнь текла без сучка, без задоринки. Это даже детям известно. Стало быть, у Катаняна была еще и какая-то иная жизнь, какое-то другое, сокровенное, неведомое всем дело, которое целенаправленно поглощало его «я», всю его основную энергию, мысли и таланты. Так мне кажется. Ибо не мог такой человек, щедро одаренный от Бога, глубокий, тонкий, образованный, жить только так – смеясь, легко и непринужденно. И только тем, что было на виду… Конечно, тогда я обо всем этом не задумывался. Принимал его таким, каким видел, – сосредоточением самых завидных человеческих качеств. На поверхности были – режиссура на Центральной студии документальных фильмов, хождение на работу, командировки, съемки, разговоры в прокуренном вестибюле – все это из серии нерастраченного. А что таилось во внутренней, затаенной жизни – неведомо. Во всяком случае мне. Может быть, он писал… О чем-то главном, задушевном. Писал, как говорится, «в стол», – время-то было ох непростое! Время, когда – «нельзя!» было куда больше милостивого – «можно»…

Но что толку строить домыслы. Не в них дело. Дело в непостижимой многогранности человека, его души. В том, что было сокрыто от многих…

Как же он был доброжелателен, если не сказать великодушен. Его характер, душа просто стремились, «спешили делать добро». Вспоминаю, как он подошел ко мне в вестибюле первого этажа в один из дней подготовки к пресловутым экзаменам на Высшие режиссерские курсы (а я, вроде, даже и не рассказывал ему об этом!):

– Рустам! Хочешь, я попробую разузнать у Вермишевой, какой фильм она собирается показать абитуриентам?..

Я просто растерялся от такого предложения:

– Да что вы, Василь Васильич… Не на-адо!.. Екатерина Иванна (Вермишева, режиссер нашей студии, набирала этот курс) просила, чтобы мы с Ларой принесли ей режиссерские сценарии каких-нибудь отрывков. Мы ей кое-что показали…

– Ну и что она сказала? Я-то знаю твои возможности!..

– Да вроде ей понравилось… Она даже сказала, что просматривала работы девчонок, ассистенток наших, которых студия рекомендует, и наши работы ей больше понравились. Чувствуется, мол, и режиссерская подготовка, и видение режиссерское…

– То есть она, так сказать, выдала вам аванс надежды?

– Вроде… А выспрашивать у нее… Как бы она не насторожилась. Она ведь знает, что я с вами работаю… Нет, не стоит!..

«Э-эх!.. – подумываю я сейчас. – Открой Катанян свою заинтересованность в моей судьбе Вермишевой – и, возможно, никакой чин от Комитета кинематографии РСФСР не помешал бы!..»

Я рассказывал, что у Василия Васильевича был волшебный ключик к душе каждого, со всеми он был дружен. И в этом случае Вермишева как художественный руководитель курса могла отстоять мою кандидатуру! И путь мой в кинорежиссуру был бы короче… Но у судьбы, как у истории, нет сослагательного наклонения. Так что – ко всем чертям «если бы да кабы»…

Я рассказывал, как ко мне в Институт Склифосовского приходил Александр Иванович Медведкин. Василий Васильевич тоже навещал меня. Так и вижу: идет по коридору, изящно поводя плечами; полы накинутого халата стремительно развеваются от красивых движений артиста; в руке, так же изящно прижатой к груди, (простите за тавтологию, иначе не скажешь), пакет с апельсинами… Ну что я, казалось бы, ему? Человеку из такой известной семьи, богатому именитыми друзьями?! Да, редкой души был человек!.. И оригинал к тому же.

Вспоминается такой случай. Мне надоела моя прическа, я постригся коротко и начесал волосы вперед. Он увидел:

– Ну, Рустам, как тебе хорошо! Я тоже так хочу постричься! Веди меня к своему цирюльнику!

– Так это в любой парикмахерской…

– Веди меня сейчас же к своему парикмахеру! А то раздумаю…

Я думал, он шутит, – нет, постригся на Садовом кольце, недалеко от студии.

На другой день увидел меня, подошел:

– Рустамчик, моя жена передала тебе огромное спасибо за мою сногсшибательную, для Катаняна, прическу!..

Через несколько дней мы снимали в универмаге «Москва» на Ленинском проспекте, не помню что… Пока готовили свет, ставили камеру, я спустился на этаж ниже… Увидел, примерил и купил себе черное пальто с плечами реглан широкого покроя. Василь Васильич увидел:

– Рустамчик, ты без меня купил чудесное пальто! Я тоже хочу такое!..

Оператор Абрам Львович Хавчин возмутился:

– Василий Васильич, вы смеетесь, начинаем снимать! Куда вы?

– Иди к черту со своей съемкой, ха-ха!.. Не видишь, иду с Рустамчиком покупать пальто. Пойдем, и ты себе купишь пальто за компанию!

Оператор плюнул и пошел с нами. Катаняну купили пальто, а оператору – нет. Катанян, довольный приобретением, все подшучивал:

– Ну что ты за нами ходишь, вон купи супруге помады, она у тебя любит мазаться!

Надел пальто и весь день съемки сидел в нем. Когда уходили, он мне говорит:

– Рустамчик, зачем мы купили мне пальто? Я устал от него. Обратно примут?

– Пойдемте, попробуем сдать.

– Ну их к черту! Я терпеть не могу торгашей! И потом, ленюсь… Скажу Инне, что ты меня сагитировал пальто купить. Она тебя уважает…

Какой же он был – искрящийся! Обаятельный, непохожий на других. У него не могло быть врагов. Хотя завистники, наверное, были. Как у всех людей – широких душой, брызжущих весельем и оптимизмом.

Спустя несколько лет, уже став режиссером, прихожу студию по каким-то делам. Настроение – лучше не бывает! Вижу Катаняна:

– Василь Васильич, поздравьте меня.

– …?

– Лара мне сына родила.

– Ой, молодцы!.. Ну молодцы, ребята! Конечно, поздравляю. А как назвали?