Серебристая бухта - Джоджо Мойес

– Не стоит рисковать, – сказала она, подоткнув одеяло, словно я был маленький ребенок. – Ты удивишься, когда узнаешь, что может случиться после купания в таком море.

Кэтлин подбросила еще одно полено в камин и собралась уходить.

– Как там Ханна? – спросил я.

– Спит, – ответила Кэтлин, стряхивая невидимые пылинки с брюк. – Малышка совсем измучилась, но она в порядке. Дала ей такой же настой, как тебе, только без бренди.

– Она… она была в шоке от того, что там увидела.

Лицо Кэтлин сразу стало суровым.

– Такого я никому не пожелаю, – сказала она. – Но мы сделали все, что могли. Знаешь, ребята освободили кита, недалеко от Хиллмана. И они еще работают. Страшно подумать, что бы натворила эта сеть, если бы ребята ее не заметили…

У меня перед глазами снова возникла эта картина: темная вода, мертвые рыбы, альбатрос, израненный дельфин… И я уже не в первый раз за прошедшие часы попытался отогнать воспоминания прочь. Я думал о том, что Лиза, возможно, сейчас там, бросается в черную холодную воду и пытается разрезать блуждающую сеть.

– Кэтлин, – тихо сказал я, – мне так жаль…

Но она не дала мне договорить.

– Тебе надо отдохнуть. Я серьезно. Ныряй под одеяло и постарайся заснуть.

В конце концов нечеловеческая усталость взяла верх и я подчинился.

Меня разбудил какой-то шум. Годы жизни в Лондоне приучили меня ночью реагировать на любые посторонние звуки. Еще в полусне я приподнялся на локте и, моргая, стал вглядываться в темноту комнаты.

В первые секунды я не соображал, где нахожусь, но тлеющие красные угли в камине помогли все вспомнить. Я сел, одеяла свалились на колени, глаза постепенно привыкали к темноте.

Кто-то стоял возле моей кровати.

– Что…

Лиза Маккалин наклонилась и прижала палец к моим губам.

– Не говори ничего, – шепнула она.

Я даже подумал, что все-таки сплю. Ее силуэт был едва различим, а мой сон постоянно прерывался, я задыхался, у меня перед глазами вставала стена мертвых рыб. Но теперь в тепле и темноте я почувствовал запах моря, ее рука, когда она ко мне прикоснулась, была чуть шероховатой от соли. А потом Лиза придвинулась ближе, я почувствовал ее дыхание и чуть не потерял сознание, когда ее мягкие губы коснулись моих.

– Лиза, – сказал я, но сам не был уверен, произнес ли ее имя вслух, или оно просто заполнило все мои мысли.

«Лиза».

Она молча скользнула ко мне под одеяло, ее руки и ноги все еще были прохладными и влажными от ночного воздуха. Ее пальцы пробежали по моему лицу, остановились на секунду на скуле, куда ударил Грэг, а потом зарылись мне в волосы. Она обезоружила меня жадными поцелуями. Я чувствовал на себе ее легкое тело, она стянула через голову рубашку. Я слышал, как трещат угли в камине. Ее холодная кожа подействовала на меня, как контрастный душ, и я остановил ее. Я взял ее лицо в ладони, попытался заглянуть ей в глаза и понять, в какую пучину она меня увлекает.

– Лиза, – сказал я, – я не понимаю.

Она замерла надо мной. Я скорее чувствовал, чем видел, что она смотрит на меня.

– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо за то, что вернул мне дочь.

Она была вся наэлектризована; казалось, каждая клетка ее тела пульсирует от напряжения – это было похоже на вырвавшуюся на свободу стихию. Много недель я представлял себе, как это у нас с ней произойдет, я представлял, как буду ласкать эту грустную женщину, как нежными поцелуями прогоню ее печаль. Но такого я не ожидал. Меня обнимала совсем другая женщина, она была страстная, волнующая, живая. Ее тело было гладким, как угорь, она двигалась, как без устали набегающие на берег волны, она отдалась мне легко, вся без остатка.

Так она благодарила? Я хотел спросить ее об этом в последние секунды, пока еще не потерял способность думать. Или это была реакция на то, что случилось в тот вечер? Где-то в глубине моей памяти всплыли слова Кэтлин, что Лиза очень тяжело переживает гибель морских животных.

«И раз или два раза в год этот бедолага начинает думать, что у него есть шанс».

Я хотел заговорить, но губы Лизы слились с моими, ее кожа согрелась, а потом буквально обожгла меня, я наконец почувствовал, как внутри нарастает тепло, и лишился не только способности говорить, но и думать.

Когда я проснулся, Лизы со мной не было. Но даже еще не до конца проснувшись, я понял, что заранее знал, что так все и будет. Я зажмурился от утреннего солнца и позволил воспоминаниям о прошедшей ночи медленно войти в мое сознание.

Она отдалась мне. Я смотрел в ее переливающиеся глаза, словно заглядывал в душу. И когда она впустила меня, она позволила мне быть тем мужчиной, которым я всегда хотел быть. С ней я стал тем мужчиной, которым готовился стать всю свою жизнь: сильным, уверенным, полным страсти, а не бледной имитацией влюбленного. Я стал тем, кто способен защитить ее, заботиться о ней, подарить ей радость, осуществить ее желания. Я чувствовал себя как двадцатилетний, как молодой парень; казалось, я голыми руками могу разрушать кирпичные стены.

Привыкнув к солнечному свету, я рывком сел. Я не знал, радоваться тому, что мне подарили, или грустить, потому что больше у меня этого не было.

Я был настолько уверен в том, что проснусь в одиночестве, что только спустя несколько минут понял: в комнате есть кто-то еще. У окна в кожаном кресле сидела Лиза. Она передвинула его от стола к окну. Лиза была в джинсах, она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. Я взглянул на часы. Четверть шестого.

Я смотрел на Лизу и хотел, чтобы это длилось вечно. Но я понимал: когда она заметит, что я проснулся, мне придется притвориться, будто это не так. Неожиданно для себя я почувствовал, что мне жаль Грэга. Теперь я, как и он, знал, как это – любить недоступную женщину.

– Доброе утро, – тихо сказал я.

«Пожалуйста, только не отдаляйся, – мысленно умолял я. – Прошу, не показывай мне, что жалеешь о том, что случилось».

Лиза медленно повернулась ко мне. Она встретилась со мной взглядом, и я понял: чем бы ни были заняты в тот момент ее мысли, они были не обо мне.

«Как такое может быть?» – спрашивал я себя, ведь наши тела сливались в одно целое и у меня было такое чувство, что ее кровь течет в моих жилах.

– Майк, – сказала Лиза, – ты говорил, что знаешь, как работают СМИ.

Я немного растерялся, но постарался не подать виду.

– Ну да.

– Если тот, кто сделал что-то плохое, признается… в том, о чем никто не знает… Об этом сразу напишут в газетах, да?

Я провел рукой по волосам.

– Извини, я не совсем понимаю…

– Я расскажу тебе о том, как умерла Летти, – голос Лизы звучал тихо и чисто, как колокольчик, – а ты скажешь мне, как правда об этом может кого-то спасти.