Создания света, создания тьмы. Остров мертвых. Этот бессмертный - Роджер Желязны

Я покачал головой, встал и забросал костер комьями земли, пока он не погас.

— Пошли. Нам лучше поспешить.

Как считали древние скандинавы, на заре времен в центре всего пространства существовал Гинцунга-гап в окружении вечных сумерек. Северный его край был закован во льды, а южный пылал в огне. В течение веков эти силы сражались, и в результате потекли реки, а в бездне замерцали первые проблески жизни. Согласно цеумерианскому мифу, Еп-ки сражался с Тиматом, морским драконом, и таким образом земля была отделена от суши. Сам Еп-ки был чем-то вроде огня. Ацтеки были уверены, что первые люди были сделаны из камня и что огненные небеса предзнаменуют новую эру. А о том, как миру наступит конец, существует множество историй: о Судном Дне, а также о Геттердаймерунге и расщеплении атомов. Я лично не раз видел, как рождаются и гибнут миры и люди и на самом деле и в переносном смысле. И всегда одно и то же. Всегда огонь и вода.

Пусть вы и ученый, но в душе вы остаетесь алхимиком. Вы живете в мире жидкостей, твердых веществ, газов и тепловых эффектов, которыми сопровождаются переходы из одного состояния в другое. Эти процессы вы видите, ощущаете. Все, что вы знаете об их подлинной природе, остается в уме. Поэтому когда речь идет о повседневной жизни, о приготовлении чашки кофе или о полете змея в потоках времени и ветра, то вы имеете дело с четырьмя основами древних философий: землей, огнем, водой и воздухом.

Скажем прямо, воздух вызывает ощущение чего-то легковесного, с какой стороны ни подходи. Конечно, без него не проживешь, но его не видно глазом, и пока он ведет себя тихо, то его принимаешь как данность и почти не обращаешь на него внимания. Земля? Тут все дело в том, что она очень долгопрочная. Все твердые вещества тяготеют к монотонной неизменчивости.

Но вода и огонь — совсем не то. Они не имеют формы, они многоцветные, и они постоянно в движении. Предрекая наказание, пророки редко грозят землетрясением или ураганами. Нет! За многочисленные прегрешения вам грозят пламенем и потопом. Первобытные люди встали на верный путь, когда научились управляться с первым и не забывали иметь под рукой немного второго, чтобы вовремя погасить костер. Разве не случайно мы заполняем преисподнюю огнем, а океаны чудовищами? Не случайно, я думаю. Огонь и вода — они оба подвижны, а это в первую очередь ассоциируется с жизнью. Оба они загадочны и умеют ранить или убивать. Не удивительно, что и другие разумные существа во Вселенной относились к ним подобным образом. Это все алхимический подход.

И в наших отношениях с Кати было что-то подобное.

Что-то грозное, подвижное, загадочное, полное сил рождения и способное ранить или убить. Она два года работала моим секретарем до того, как мы познакомились и поженились. Невысокая, темноволосая девушка, которая любила яркие платья, а также кормить крошками птиц. У нее были маленькие красивые руки. Я нанял ее через агентство на Маале. Во времена моей молодости люди были довольны, если брали на работу сообразительную девушку, умевшую печатать, стенографировать и вести переписку. Но в наши более сложные и напряженные дни я взял ее на работу по совету моего агентства, поскольку она имела степень доктора по теории и практике секретарской деятельности Маальского института. Боже! Первый год все шло вверх тормашками. Она перепутала весь мой личный архив, и переписка шла с опозданием на пол года. Потом я, за солидную цену, заказал машинку образца XX века, научил ее стенографии, и она превратилась в прекрасную прилежную выпускницу колледжа со специализацией по ведению дел. Дела вернулись в свое нормальное русло, и я думаю, что мы были единственными людьми, которые могли разобрать каракули Грегга, что имело свою ценность для секретности и рождало что-то общее между нами. Но она была ярким маленьким языком пламени, а я — мокрым одеялом, и в течение первого года я частенько доводил ее до слез. Потом я уже не мог без нее работать и понял, что дело не только в том, что она хорошая секретарша. Мы поженились и счастливо прожили шесть лет, шесть с половиной. Фактически. Она погибла в пожаре при катастрофе в космопорте Майами, когда ехала встречать меня. У нас было два сына, один еще жив. И с тех пор огонь преследовал меня, так или иначе, все годы. Вода всегда была моим другом.

Хотя я чувствую больше расположения к воде, чем к огню, все мои миры рождены, как первым так и вторым. Кокитус, Новая Индиана, Святой Мартин, Бунинград, Мерсия, Иллирия и остальные — все они появились на свет в процессе расплавления, охлаждения, испарения и омовения. Вот я шел сквозь леса Иллирии — мир, который был задуман как парк, курорт — вся Иллирия, которую купил враг, идущий рядом со мной. Исчезли люди, которым предназначался этот мир: отдыхающие, туристы, — все те, кто верил еще в деревья и гладь озер, и в горы с их тропами. Они исчезли отсюда, и деревья, среди которых я шел, были согнуты, стволы их скрючены узлами, озеро, к которому мы направлялись, было замутнено. Земля эта стонала от ран и огня, кровь ее вытекала из горы, поднимающейся перед нами. Огонь, как всегда поджидал меня. Над головой висели низкие тучи, из их серой белизны сыпался посланный огнем пепел, бесконечный поток приглашений на погребение. Иллирия понравилась бы Кати, если бы она увидела ее в другое время и в другом месте. Одна мысль о ее присутствии здесь и сейчас, когда карнавалом управлял Шендон, вызывала у меня тошноту. Продвигаясь все дальше вперед, я тихонько слал проклятия. Вот и все, что я думаю об алхимии.

Мы брели примерно с час, и Грин Грин начал жаловаться, что у него болит плечо и что он вообще устал. Я сказал, что горячо сочувствую ему, но только пока пусть он продолжает свой путь. Этого ему наверное хватило, потому что он сразу затих. Еще через час я позволил ему передохнуть, а сам залез на дерево и разведал, что лежит впереди. Мы приближались к цели, и скоро местность должна была перейти в главный склон холма. Вся дальнейшая дорога будет идти по спуску. День посветлел, насколько это позволяли тучи, и туман почти полностью исчез. Стало гораздо теплее. Пока я карабкался по дереву, по мне текли струйки пота, а на каждой ветке я поднимал облако пепла и пыли. Несколько раз я чихнул, глаза у меня запорошились и заслезились.

Над верхушками дальних деревьев я уже видел верхнюю часть острова. Слева от него и немного сзади я видел дымящийся конус свежевыросшего вулкана. Я с чувством выругался и спустился вниз.

До берега Ахерона мы добрались через два часа.

В маслянистой воде моего озера отражались языки пламени, и ничего больше. Лава и раскаленные камни жутко шипели, попадая в воду. Глядя на останки своего творения, я чувствовал себя грязным, потным и липким. Маленькие ленивые мысли соответствовали маленьким ленивым волнам, которые выбрасывали на берег полосы пены и пемзовые осколки. По всему озеру целые плавучие острова подобной грязи медленно плыли в направлении берега. На мелководье белела брюхом мертвая рыба, и в воздухе пахло тухлыми яйцами. Я сел на камень и закурил сигарету, рассматривая пейзаж.