Раскинулось море широко - Валерий Белоусов

В древнерусском языке черная сотня – это наиболее демократический, не пользующийся льготами разряд тяглого городского населения (при делении населения – по сотням).

Эпитет черный (в противоположность белому) здесь обозначал: «тяглый, податной, подлежащий общей государственной повинности, не пользующийся льготами».

Сюда, например, примыкают древнерусские выражения: черная дань – «поголовная народная подать» (черный бор); черная слобода – «слобода, населенная тяглыми, не имеющими никаких льгот людьми»; черный двор, черные люди, проторы черные…

В словаре 1847 г. термин черная сотня истолковывается так: «низший класс городских обывателей, разделяющихся на гостиную, суконную и черную сотни» (с суконным рылом да в калашный ряд)

В статье «О правах и обязанностях купечества Российского до начала XIX столетия»: «Черных сотен и слобод купцы, также посадские тяглые люди лучшей, средней и меньшей статей производили мелочные торговые промыслы всякими товарами и имели свои лавки; в числе их находились всякого звания люди, как то: крестьяне патриаршие, митрополичьи, владычьни, монастырские, боярские, окольничих и всяких чинов людей, поповы дети, дьячки, пономари, ямщики, охотники и всякие вольные служилые и ремесленные люди»

У великолепного русского писателя графа А. К. Толстого в «Смерти Иоанна Грозного»:

«[Бельский:]

Так вправду ты сумеешь на Бориса

Поджечь и взбунтовать народ?

[Битяговский:]

Сумею.

[М. Нагой:]

С кого ж начать ты хочешь?

[Битяговский:]

С черных сотен.»

И не даром! Потому что из чёрных сотен формировалось городское ополчение – тот самый вооружённый народ, что насмерть стоял против Мамая и Тохтамыша…

Современное событиям идея черносотенного движения возникла из стихийного народного движения за трезвость.

Трезвенничество черносотенными организациями никогда не отрицалось (притом предполагалось, что умеренное потребление пива является альтернативой водочным отравлениям), более того, часть черносотенных ячеек были оформлены как общества трезвости, чайные и общества чтения для народа, и даже собственные пивные. Тем самым, черносотенное движение стремилось к созданию сети заведений с определенными стандартами обслуживания, культурных и чистых – вроде немецких гастштетов…

В «Малом толковом словаре русского языка» 1905 года черносотенец или черносотенник – «русский монархист, консерватор, союзник».

В противовес демократическим институтам черносотенцы выдвигали принцип абсолютной, единоличной власти. По их мнению, у России было три врага, против которых следует бороться – инородец, интеллигент и инакомыслящий, в неразрывном восприятии.

Следует отметить, что конструктивная часть черносотенных идей (имеются в виду как программы организаций, так и обсуждаемые черносотенной прессой темы) предполагала консервативное общественное устройство (имели место значительные споры по вопросу о допустимости парламентаризма и вообще представительных учреждений в Самодержавной монархии), и некоторое обуздание эксцессов капитализма, а также укрепление общественной солидарности, формы прямой демократии, что органически получило своё дальнейшее развитие в… правильно, читатель!

«Холтофф, Вы знаете, что такое фашизм? – Конечно, Штирлиц! Это прогрессивное, социалистическое движение передовой части итальянского рабочего класса…»

Вообще, черносотенские организации собирали под свои ситцевые знамёна в основном фабрично-заводских рабочих, городских мещан, всякую ремесленную, самостоятельно хозяйствующую мелочь… деревенских жителей среди черносотенцев почти не было!

Потому что с одной стороны, крестьяне практически не сталкивались с интеллигенцией (да какая на селе интеллигенция? поп, фельдшер да учитель… всё трудящиеся, полезные люди, ни одного креативного ньюсмейкера)

С другой стороны – неизбывный идиотизм деревенской жизни – моя мол, хата с краю, средь высоких хлебов затерялося неприметное наше село… отсидимся за лесами…

Так что основными участниками событий, происшедших на Козьму и Демьяна, то есть 29 февраля 1904 года, которые в европах прогрэссивная печать назвала «Bloody sunday», стали как раз именно заводские рабочие… и первый звоночек уже прозвенел!

«Какой очаровательный человек этот Коля» – писал о муже своей племянницы Пётр Ильич Чайковский…

Nikolaus von Meck, барон… был действительно симпатичным человеком. Кроме того, что довольно редко встречается среди титулованного дворянства – был человеком дельным!

Был он председателем правления Московско-Рязанской железной дороги, которую сам же и спроектировал (с левопутным движением поездов! К немалому удивлению малаховских дачников, которые, торопясь на последний поезд, всё норовили сесть в ускоренный пригородный, шедший ОТ Москвы… )

Зато – профиль пути был настолько ровен – что не было практически ни спусков, ни подъёмов, ни больших мостов… дорога получилась очень практичная!

… В этот зимний денёк, возвращаясь с корпоративного мероприятия в ресторане Николаевской Железной дороги, Николай Карлович, как настоящий русский человек, не смог устоять против соблазна… только не думайте, что его привлекали «ночные бабочки», усиленно роившиеся перед входом в свете шипящих лампионов…

У него была иная, но пламенная страсть…

Перейдя Каланчовскую, фон Мекк прошёл через здание вокзала, досадливо отмахнувшись от кинувшегося с докладом дежурного, и вышел на высокий перрон… С первой пути (именно так!) через пять минут отправлялся курьерский…

К первому (почтовому) вагону был уже прицеплен его любимец – «Тип 1-3-0»… мощный, скоростной… дорогущий!

Ну разве мог барон фон Мекк пройти мимо! Ведь какой же русский не любит быстрой езды!

Сбросив шубу с седыми бобрами на руки подоспевшего носильщика в белоснежном халате с золочёной бляхой «Р.В» на груди, барон полез в высокую рубку… к несказанной радости паровозной бригады! «Опять барин под мухой! Вот свезло так уж свезло…»

«Здорово, ребята! А что, до Раменского да за сорок пять минут – доедем?»

«Здравствуйте, Ваше Высокоблагородие! Нет, не доедем – никак не возможно!»

«Что ты врёшь! Как это не возможно! Да по моей дороге…»

«Нет, барин! Немыслимое это дело!»

«А вот увидим! Вы, двое – становитесь-ка на лопату, а ты, парень – лезь в тендер, будешь уголёк подавать… а я уж встану к регулятору!» Дежурный, с помертвевшим лицом, уже лихорадочно обзванивал линию: «Барон едет!»

С последним ударом колокола мощный паровоз, издав протяжный гудок, начал быстро набирать скорость…

Проскочили «Сортировочную»… и буквально через десяток минут промчались мимо дощатых бараков первой подмосковной станции «Перово»…

… Курьерский мчался сквозь ночь, в искрах, вылетающих из высокой трубы, в грохоте и лязге, оставляя за собой белоснежные усы мятого пара… стоя у открытого окна, фон Мекк мечтал…

О том, как на станции «Прозоровская», среди вековых сосен, заложит свой город-сад, город-мечту для железнодорожников… с радиальными аллеями, с уютными коттеджами, в которых будут жить машинисты, путевые обходчики, телеграфисты… и будет в городе-саде санатория, и клуб, и культурная база… а ездить жители будут на работу – на электрическом трамвае… (Примечание автора. Самое интересное, что посёлок будет-таки построен, так – как и мечтал фон Мекк… и санатория для рабочих будет в его имении, и уютные бревенчатые домики – для мастеров и машинистов – на одну семью, для путейских рабочих – двухэтажные, на четыре семьи – но зато у каждого отдельный вход и садик возле крыльца… и культбаза будет на берегу искусственного озера… и даже рельсы трамвайные проложат… в июле 1914 года… )

Ледяной ветер хлестал в лицо барону, но он не замечал его… да и ветра ли бояться русскому инженеру – путейцу!

… К остановочному пункту «Сорок седьмой километр» поезд, визжа тормозами, прибыл ровно через сорок пять минут… при том, что максимальная скорость паровоза данного типа составляла 56 километров в час… по формуляру! Да какой же русский человек бусурманские формуляры читает…

Пожав руки паровозной бригаде и вручив каждому по «лобанчику» (золотая монета в десять рублей), благословляемый восторженными криками:«Барин, захотите ещё покататься – так мы завсегда готовы!!», фон Мекк спрыгнул на усеянный шлаком снег…

А холодно, чёрт побери, в одном фраке-то… скрипя безнадёжно испорченными ботиночками по шпалам, барон побрёл к недалёкому депо…

… К шестнадцати годам чернорабочий чугунолитейного завода Нестор Махно, уволенный с оного завода за кражу – был вполне сложившейся личностью… маленький, кривозубый крысёныш, подлый, жестокий и озлобленный на весь мир… выродок славного малороссийского народа…