В погоне за памятью. История борьбы с болезнью Альцгеймера - Джозеф Джебелли

– это мы с Дэни в очередной раз терпеливо ждали на пороге. Я хотел встретиться с Арнольдом не для того, чтобы убедиться, что он угасает, мне уже было известно, что дела у него идут не очень хорошо, а для того, чтобы застать последние проблески мыслей и воспоминаний, последние искорки характера и внутренней жизни.

Я сел рядом и спросил, как дела, и Арнольд ответил мне пустым стеклянным взглядом. Много работы в киностудии, сказал он лаконично. Снимают новый фильм, понадобилась помощь, и первым делом обратились к нему. Дэни поглядел на меня и украдкой помотал головой. Разум Арнольда заново проживал сейчас его молодые годы, создавал собственную реальность из обрывков воспоминаний, отбирая и усиливая самые умиротворяющие. Держался Арнольд неестественно холодно и официально, словно живая статуя, застывшая в позе вежливого сдержанного внимания.

Дэни приступил к ежедневной проверке писем и газет, а мы с Арнольдом пошли в кухню, чтобы заварить ему чай. Арнольд спокойно, бесстрастно глядел, как я достаю чашку и ложку.

– Да-да, – негромко подбадривал он меня. – Вот что нам понадобится. Верно?

– Тут пишут, что вам опять пора к доктору, – сказал Дэни Арнольду, когда мы вернулись в гостиную.

– А! – отозвался Арнольд. – Интересно, зачем я ему понадобился.

– Ну, вы же принимаете свои лекарства.

– Принимаю? Как хорошо, что ты мне напомнил… я бы и не сообразил, что делать. Ведь я тебя так давно не видел.

Дэни поднял голову:

– Арнольд, я видел вас два дня назад.

– А… правда? А я об этом знал?

В голосе Арнольда прозвучал испуг. У него был вид человека, поглощенного безнадежной внутренней борьбой, – его мозг нащупывал несуществующие связи.

– Почему же я забыл? – с тоской протянул он. – Как ты думаешь?

– Может быть, покажете Джозефу фотоальбомы? – сменил тему Дэни. – Ему очень понравится, я уверен.

Настроение у Арнольда сразу улучшилось, и мы с ним бок о бок двинулись в мансарду.

– Чай поставьте сюда, на стол, – велел мне Арнольд и уселся в кресло в углу, под окошком, свет из которого заливал пол. Я взял с ближайшей полки тяжелый том в кожаном переплете. Корешок хрустнул, когда я положил раскрытый альбом на колени Арнольду, и он просиял при виде фотографий. На первых страницах были снимки двух детишек, державшихся за руки очаровательной брюнетки.

– Это мы с мамой и сестрой, – прошептал Арнольд. В этом он был уверен.

Я перевернул страницу – и увидел фото загорелого 30-летнего красавца Арнольда в шортах на пляже. Рядом стояли родители Дэни и улыбался в камеру сам Дэни, маленький мальчик. Чтобы пробудить память, я спросил Арнольда, как зовут людей на снимке. Он несколько секунд смотрел на них, а затем повернулся ко мне.

– Не могу вам ответить. – Тут он взглянул мне за спину. – А чей это чай на столе?

Как будто человек бесконечно проваливался в далекое прошлое.

Мой отец пытался применить этот прием к Аббасу. Когда он в очередной и, как оказалось, последний раз приехал в Иран навестить больного отца, то привез ему несколько старых фотографий, воспоминания о детстве, которые он хранил все эти годы. Но у Аббаса, как и у Арнольда, старые снимки не затронули никаких струн. И все же я не могу отмахнуться от мысли, что нашему пониманию памяти недостает какой-то важной детали. С одной стороны, можно сказать, что отец показывал Аббасу фотографии просто как запечатленные моменты и переживания прошлого и стремился напомнить ему, что все это было на самом деле, что его жизнь имела смысл. С другой, каждая их них – это концентрат мыслей и чувств, которые, должно быть, возникали у Аббаса в те минуты, каждая – портрет, который он некогда с гордостью повесил в галерее своей памяти, в каждой есть что-то, что не выявишь никакими МРТ, клеточными культурами и генетическими исследованиями. Когда я думаю, что же делал мой отец и все остальные – ведь так, несомненно, поступают многие, – мне кажется, что это попытка нащупать какую-то далекую, неуловимую, но еще существующую связь. Это не пустые развлечения. Мы это делаем, поскольку в глубине души не сомневаемся, что связь еще сохранилась.

В детстве я считал, что дедушкин недуг – какое-то непреодолимое зло. Болезнь Альцгеймера была словно невидимый ужасный крест, утрата, которую представители моего поколения никак не могли предотвратить. Но теперь я понимаю, как все это было наивно. Пока я писал эту книгу, мне стало ясно, что эта болезнь невероятно сложна и несказанно многолика. Я видел, как выдающиеся умы приближают невообразимое будущее нейрофизиологии с головокружительной скоростью. И стал свидетелем человеческой отваги и научной честности, от которых захватывает дух. Окончательная победа над болезнью Альцгеймера близка как никогда.

Это самое настоящее начало конца.

К читателю

Главное – умереть молодым, но как можно позже.

Приписывается Эшли Монтэгю

Что же нам делать? Ответить на этот вопрос трудно, но все же можно. Клинический опыт врачей и медсестер позволяет дать некоторые дельные советы. Во-первых, необходима ранняя диагностика. Если вас беспокоят нарушения памяти и вам кажется, что они серьезнее, чем предполагает нормальное старение, записаться к врачу – ваш долг. В случае болезни Альцгеймера принцип «чем раньше, тем лучше» надо понимать буквально: наши диагностические методы стремительно совершенствуются. И хотя уговорить человека обратиться к врачу по вопросам душевного здоровья бывает непросто (я в очередной раз исхожу из собственного опыта: уговорить мою маму сходить к врачу по любому поводу – все равно что убедить Ким Чен Ына обратиться к психотерапевту), надо постоянно напоминать, что речь идет о тяжелой болезни.

Во-вторых, не менее важно как можно дольше вести активный образ жизни и не сужать круг общения. Когда больной окружен родными и близкими, это необычайно полезно для его хорошего настроения и самочувствия. Медсестра Джун Эндрюс, специалист по уходу за страдающими деменцией, написала очень познавательную книгу «Деменция. Как сделать все и сразу» (June Andrews, Dementia: The One-Stop Guide), где советует родственникам больных «завести приватный блог, куда каждый может самостоятельно войти и посмотреть, что происходит», и подчеркивает, что «друзья – не