Христианские древности: Введение в сравнительное изучение - Леонид Беляев

После того, как св. Софию вновь уничтожил огонь (532), она возродилась в совершенно новом облике. Храм, освященный в 537 г., был действительно необычен: его венчал купол диаметром 32 метра, шедевр архитектуры и инженерии (в 558 г. купол рухнул и был заменен ныне существующим, на 20 футов выше). Теперь архитектура Константинополя могла оказывать обратное влияние на строительство Средиземноморья. В архитектурной пластике коринфские или композитные капители сменили «корзинчатые»; антаблемент украсил рельеф из листьев аканфа. За всем этим стояла единая цель— создать среду, достойную правителя христианской империи и церкви.

Однако как именно шел процесс конца V–VI в., приведший к шедевру эпохи Юстиниана, проследить не удавалось, поскольку в Константинополе почти не осталось зданий, возведенных между серединой V в.

и 530-ми годами. Достаточно прямым прототипом св. Софии был храм Сергия и Вакха, построенный императрицей Феодорой (527–536), но он несопоставимо меньше, скромнее и вряд ли мог служить адекватной моделью.18 Вряд ли архитекторы решились на столь «революционный» эксперимент, не опробовав конструкцию в сопоставимом масштабе (можно указать, конечно, на огромную купольную базилику св. Ирины, почти одновременную св. Софии, но архитектурно она архаична).1

Храм Юлианы Аникии Где же другие образцы столичной архитектурной школы, ведь не на пустом же месте, в самом деле, возник храм святой Софии? На помощь пришли письменные источники и археология, но в весьма непривычном сочетании. В известном поэтическом сборнике «Палатинская антология» (X в.) сохранилась стихотворная «эпиграмма», списанная составителем прямо со стен одной из церквей Там говорилось о создании дамой императорского рода, Юлианой Ани-кией (462–528), огромного храма в честь мученика-воина, св. По-лиевкта. Стихи воспевали ее род и описывали постройку, поставленную на месте церкви того же посвящения, созданной еще императрицей Евдокией, женой Феодосия II.20

г

Судя по описанию, храм построили предельно роскошным, но церкви такого посвящения среди сохранившихся в Стамбуле не было. Ко всеобщему изумлению, в 1960 году строки стихотворения вновь увидели свет в своем первоначальном, мраморном обличье! Строители нашли в районе Сара-Хане два мраморных блока со строчкой греческих букв, которую американский византинист Игорь Шевченко идентифицировал со стихом одного из 67 гекзаметров. Новые находки показали, что под землей лежат остатки большого византийского храма, скорее всего, именно «св. Полиевкта».21 Итак, место было точно установлено. Открывалась редкая возможность познакомиться с церковью, построенной на 10 лет раньше собора св. Софии! Правительство Турции дало разрешение на работы, которые возглавили Мартин Харрисон (Дамбартон Оукс) и Незих Фиратли (Стамбул). За шесть трудных сезонов (1964-69), дневник которых может состязаться по увлекательности с любым археологическим детективом (и которые обошлись почти в 100 тыс. долларов) удалось необычайно остроумным путем восстановить план и объем утраченного здания, заполнив огромную лакуну в истории церковных древностей VI в. Полный отчет о работах (Excavations, 1986) стал одним из краеугольных камней «городской археологии» Византии, но их общекультурное значение шире чисто научного.22

Кто же такая Юлиана Аникия? Ее мать, Галла Плацидия, вела род от Феодосия Великого и суровых мужей республиканского Рима, сражавшихся с Ганнибалом. Отец, Флавий Аникий Олибрий, в 472 г. стал одним из последних императоров Западной Римской империи. Храм, построенный знатной дамой рядом с ее дворцом, был достоен императорского богослужения и демонстрировал вкусы старой аристократии — но был и жестом презрения, так сказать, «утирал нос» Юстиниану, импера-хору из простонародья, оставаясь целых 10 лет самым большим и роскошным храмом Константинополя.23

Обратимся к его остаткам. Они лежали очень близко к поверхности и сохранились только кладки субструкций, зато на всю высоту (5 м) платформы, на которую поднимались по ступеням огромной лестницы.24 План был почти квадратным (размер стороны ок. 52 м, не считая нар-текса и продолжения апсидной платформы). Три нефа отделяли друг от друга мощные бетонные платформы колоссальной толщины (до 8 м в ширину) — на них опирались когда-то колоннады. Под боковыми нефами шли прямые продольные парные коридоры с коробовыми сводами, а по оси центрального нефа — один узкий коридор, позволявший проходить из-под нартекса прямо в алтарную крипту (маленькую прямоугольную комнату с мраморным полом, окруженную с трех сторон проходом и мощению изразцовой плиткой), куда вели из алтарного помещения ступени.

Мощные основания стен, разделяющих нефы и несущих хоры, говорят о существенной тяжести купола. Масштабы и конструкции храма, конечно, производят сильное впечатление, но их далеко превзошел размах в использовании декоративных средств. Вряд ли хоть одно современное «св. Полиевкту» здание могло с ним в этом соперничать. Не жалели ничего, собирая по всему тогдашнему миру лучший камень.26 Этого показалось мало и камень инкрустировали перламутром, стеклом (желто-розовым, бледно-зеленым, оливково-голубым), аметистом, кусками светлых мраморов или порфиров. Мозаику полов составлял геометрический узор проконнесского светлого, нумидийского желтого и фессалийского зеленого мраморов, а от сводов дошли россыпи смальты, в том числе золотофонной.

Исследователей поразил отход от античного декоративного репертуара, явный, резкий прорыв в какую-то новую стилистику. Резьба и скульптура оказались необычно совершенными и разнообразными в приемах. Проконнесский мрамор прибывал в блоках и превращался в скульптуру на месте, иногда уже в кладке (капители в углах, например, так и остались неоконченными). Свобода и мастерство резьбы в высоком рельефе таковы, что часто предмет полностью отрывается от основы, а некоторые элементы (виноградные листья, павлины) по сути дела ближе круглой скульптуре.

При раскопках проанализировали ок. 10 тыс. резных элементов, благодаря чему удалось понять детали плана и даже структуру объема. Надпись шла по периметру, вдоль аркатуры; ее рельеф венчали точно переданные виноградные лозы с чудесными листьями, часть которых нависает над строкой, а часть «тонет» в камне, создавая эффект третьего измерения. Строка обегала ниши, арки и угловые блоки. Таким образом, каждая строфа гекзаметра ложилась на определенный архитектурный элемент. Различалась и скульптура: в нишах помещали фронтальное изображение павлина с распущенным по всей конхе хвостом, в арках павлины попарно обращены друг к другу.27

Храм св. Полиевкта стал своеобразным образцом декоративного убранства и «энциклопедией» приемов и мотивов для всего Средиземноморья. Воздействие не ограничилось периодом VI в., оно продолжалось и позже, даже усилившись на какое-то время в XIII в., когда заброшенную церковь опустошили во время крестового похода 1204 г. Поразительны расстояния, которые преодолели детали храма. Они не только рассеяны по всему Стамбулу, но достигли Аквилеи, Вены, даже Барселоны! На «святом Полиевкте» впервые использована, в частности, популярная в VI в. форма капители с решетчатой нижней корзиной, перехватом и пальметтой. Три такие капители, взятые в 1204 г. прямо со «св. Полиевкта», использованы в венецианском Сан Марко. Сюда же попали два пилона со стилизованным растительным орнаментом, стоящие на Пьяцетте и известные как «pilastri acritani» (их капители идентичны найденной в руинах св. Полиевкта в первый же год раскопок). Прекрасный образец капители другого типа, сплошь покрытой листьями аканфа с бордюром из пальметт, оказался в Барселоне.

Стиль скульптуры несет отпечаток натурализма, присущего эллинизму: глаза павлинов сделаны из зеленого стекла, вся резьба ярко раскрашена. Источник заимствования стилизованных растений — Персия, откуда привозили художественный металл, изделия из слоновой кости, шелка; ощутима и близость раннеарабского искусства.28

Благодаря раскопкам удалось ознакомиться с крупнейшей и самой роскошной церковью Константинополя VI в. Даже в «св. Софии» можно было теперь видеть своего рода реакцию на нее. Конечно, как произведение зодчества храм Юстиниана гораздо сложнее, гениальное решение его купола трудно сравнивать с неизвестным нам завершением храма Аникии, — но его внутренняя отделка, прежде всего скульптура, все-таки скромнее.29

По смерти Юлианы судьба ее дворцового храма была, по-видимому, не слишком заметной. Сын не уберегся от участия в заговоре и был изгнан; его имущество, дворец и церковь конфисковали; наследников у рода не было. Согласно описанию («О церемониях»), в X в. в храме еще служили, но не регулярно. Его интерьер видел автор «Палатинской антологии» — но вскоре отложились слои, которые говорят о бытовом, а не церковном использовании. В XII в. часть подвалов обратили в цистерны; сам атриум стал кладбищем; к началу XIII в. церковь лежала в руинах. Но детали декорации храма, как своего рода семена, постепенно рассеявшись в постройках Константинополя и всего Средиземноморского мира, неоднократно давали обильные всходы. Так закончилась история состязания двух храмоздателей.30