Принцесса из рода Борджиа - Мишель Зевако

— Осмелишься ли ты, Пардальян, — прошептала она чуть слышно, — разыскивать свою возлюбленную в этой могиле?

Бюсси-Леклерк наблюдал за ней с ужасом, смешанным с изумлением. Мало-помалу возбуждение, заставлявшее сильнее, чем обычно, биться сердце Фаусты, улеглось, и она холодно обратилась к Бюсси:

— Вы не понимаете?

— Я жду ваших объяснений.

— Где Мадлен Фурко?

Бюсси-Леклерк протянул руку по направлению к соседней камере и произнес:

— Там!..

Фауста указала на камеру, куда бросили Виолетту, и сказала:

— А здесь находится Жанна Фурко!

Бюсси-Леклерк, несмотря на всю свою бесчувственность, не мог не содрогнуться, догадавшись, о какой ужасной мести идет речь.

— Что?! — воскликнул он. — Эта девушка, которую вы привезли…

— Впредь ее зовут Жанна Фурко… Завтра утром вы должны отдать этих девиц на суд народа. И вы их отдадите!.. Итак, господин Леклерк, вы сдержите свое слово!

Когда Бюсси-Леклерк и Фауста вновь оказались наверху, в маленьком, узком и темном дворике, который выглядел светлым и просторным по сравнению с подземными камерами, Жанна Фурко уже сидела в портшезе и жадно глотала чистый воздух. Бельгодер подошел к Фаусте.

— Хочешь узнать, что стало с дочерью Клода? — спросила она.

— Ничто не ускользает от вас, госпожа, — ответил цыган. — Вы знаете, что Виолетта — моя надежда. Прошу извинить меня за то, что осмеливаюсь спрашивать, но вот уже восемь лет, как Виолетта принадлежит мне. Я ревниво охранял ее… вам известно, для чего. Короче говоря, вместо того чтобы продать ее монсеньору герцогу, получилось так, что я продал ее вам… Я догадываюсь, что наступил час, когда я мог бы поговорить с Клодом…

— И ты знаешь, где он находится?

— Нет, но я отыщу его, не беспокойтесь. Клод и я, мы всегда находили друг друга.

Бельгодер выпрямился во весь рост. Глаза его полыхали ненавистью так, что, казалось, фосфоресцировали во мраке.

— Послушай, — произнесла задумчиво Фауста, — ты давно уже обещал рассказать свою историю, и теперь время пришло. Мы поступим вот как: отправляйся с портшезом и в сопровождении моих людей в аббатство, а затем тебя отвезут ко мне во дворец. И когда ты расскажешь мне, почему так ненавидишь Виолетту, я скажу, что с ней произойдет.

— О! Я спокоен, — мрачно ответил Бельгодер, — я знаю, что она в хороших руках.

— Господин комендант, — громко сказала Фауста, повернувшись к Бюсси-Леклерку, — на который час назначен спектакль, обещанный парижанам?

— Я думаю, он состоится на рассвете…

— Это слишком рано. Я хочу присутствовать на нем. Мне кажется, десять часов утра — подходящее время.

— Как вам будет угодно. Пусть в десять…

— Где будет выстроен эшафот? — спросила Фауста.

— На Гревской площади, если это место вас устраивает; мне кажется, оно наиболее удобно.

— Гревская площадь меня устраивает!

Фауста вскочила на лошадь. Бельгодер сел возле Жанны Фурко. Эскорт двинулся следом за ними. Оказавшись за стенами Бастилии, Фауста отдала всадникам несколько распоряжений.

— А вы, сударыня, — спросил тот, к которому она обратилась, — значит, вы возвращаетесь без охраны?

— А меня, — ответила Фауста, воздев руку к звездному небу, — охраняет Тот, кто и послал меня на эту грешную землю. Вам пора, торопитесь!

Портшез и эскорт двинулись обратно той же дорогой, какой они приехали сюда, а Фауста направилась в Ситэ. И то ли она действительно верила в то, что сказала, то ли обладала необычайной храбростью, но ни разу сердце ее не сжалось, пока она ехала по темным улочкам, на которых ни отъявленный головорез, ни отважнейший из дворян не осмелились бы появиться плохо вооруженными и в одиночку.

Добравшись до Монмартрского аббатства, Бельгодер отвел свою новую пленницу Жанну Фурко в лачугу, где раньше держали Виолетту. В комнатушке без окон, при свете свечи он с любопытством оглядел эту замену Виолетты. У нее были черные вьющиеся волосы, большие черные глаза и присущий всем дочерям востока глубокий и таинственный взгляд. Пораженный этой красотой, так мало напоминающей парижский тип, Бельгодер покачал головой, вышел за дверь и закрыл замок на два оборота. Жанна вздрогнула. Почему ее заперли?

— Что это за девушка, которую я должен теперь стеречь? Черт меня подери, если я что-нибудь понимаю в этом деле и если вижу свет в окружающем меня мраке! Кроасс! Чего хочет госпожа Фауста? Куда она толкает меня? Что ж! Я, без сомнения, скоро об этом узнаю. Кроасс! Она мне сказала: «Поведай мне свою историю, и я скажу, что станет с Виолеттой…» Черт возьми, я пойду туда! Подходящий момент настал. Кроасс, стереги эту малышку в мое отсутствие. Кроасс!

Но и на этот раз Кроасс не отозвался.

— Ты спишь, — прорычал Бельгодер, — ты осмелился спать, когда я работаю! Подожди у меня, жалкий висельник и мерзавец, подожди, лежебока проклятый, я уж доберусь до тебя, будь уверен!

Изрыгая подобные любезности, цыган схватил свою знаменитую дубинку, с которой Кроасс был очень коротко знаком, и стал подниматься по лесенке на антресоли. Взобравшись туда, он взвыл от бешенства. Кроасс исчез! Для собственного успокоения Бельгодер несколько раз пнул охапку сена и, убедившись, что Кроасс перебрался в какое-то другое место, спустился вниз. Он принялся за методические поиски и, перерыв весь домишко, должен был признать: Кроасс сбежал. Бельгодера это не слишком обеспокоило. Он корил себя только за то, что не догадался запереть своего великана. Ведь цыган понимал, что после последней взбучки Кроассу вовсе не хотелось находиться в пределах досягаемости хозяйской дубинки. Он решил, что новая пленница, имени которой он не знал и которая была ему мало интересна, не сможет самостоятельно выбраться отсюда, и, не предупреждая аббатису, вернулся к людям Фаусты, которые ждали его, чтобы отвезти во дворец своей госпожи. Час спустя Бельгодер входил в это таинственное здание, куда на следующий вечер после своего приезда в Париж он привел Виолетту, думая, что передает ее герцогу де Гизу.

Глава 32

ТАЙНА БЕЛЬГОДЕРА

Фауста ждала цыгана в комнате, уже знакомой нашим читателям, где две ее нынешние фаворитки Мирти и Леа занимались приготовлением укрепляющего питья для своей госпожи. Войдя и низко поклонившись, Бельгодер покосился на многочисленные бутылочки и склянки.

— Пусть принесут вина, — приказала Фауста, заметив его взгляд. Не успели эти слова слететь с ее губ, как появился слуга с подносом, на котором стояла внушительная бутыль и массивный серебряный кубок. Все это было поставлено перед Бельгодером, который, по приглашению Фаусты, без церемоний сел напротив нее.

— Прекрасный кубок, — сказал он, чтобы начать разговор.