Как разграбили СССР. Пир мародеров - Лев Сирин

— После гибели СССР стремительно развивается Китай. Быть может, не так уж нас и далеко отбросили 1990-е, в Китае было и похуже. Вот подпояшемся и догоним и перегоним Китай...

— Никаких шансов догнать Китай у России теперь уже нет, мы отстали на сотни лет. Мы ничего не строим, не шьем — все только Китай или Запад. У нас все иностранное. Вот я ощупываю себя... что на мне есть российского? Очки — западные, костюм — западный; белье, носки, ботинки, телефон — все сделано на Западе; даже «топталку» для курительной трубки и то китайцы сделали... Мы ничего не производим, только спички. (Достает коробок и пытается зажечь спичку.) Да и то, видите, даже спички плохо делаем... Мы за последние годы не построили ни одной подводной лодки, ни одного воздушного судна, ни одного корабля; наоборот — все распродали на металлолом. Зачем надо было губить отечественную авиапромышленность, кто-нибудь может объяснить? Самое ужасное, что теперь ни ее, ни строительство военного флота практически невозможно восстановить, потому что в этих отраслях не осталось квалифицированных рабочих. Гастарбайтеров ведь туда не наберешь? На заводе подводных лодок в Северодвинске работают люди 60—70 лет. Почему? Во-первых, потому, что с такой системой образования новому поколению специалистов просто неоткуда взяться. А во-вторых, туда просто никто не хочет идти, поскольку молодежь считает, что честным трудом сегодня прожить нельзя. И давно так считает — еще с перестройки. Это, кстати, и есть главная мысль моего фильма «Так жить нельзя!», а вовсе не то, что Советский Союз надо было добить.

— Вы были очень дружны с Высоцким. Высоцкий бы прижился в 1990-е годы?

— Он либо спился бы, либо умер от огорчения. Трудно себе представить, чтобы он пел на корпора-тивах и лизал задницу начальству.

Санкт-Петербург, январь 2010 г.

Грачевский Борис Юрьевич — художественный руководитель творческого объединения детского киножурнала «Ералаш». Родился 18 марта 1949 г. в Подмосковье, В 2009 г. снял свой первый полнометражный художественный фильм «Крыша». Заслуженный деятель искусств России.

— Развал Советского Союза заставил задуматься многих, даже успешных творческих людей, о собственной миссии в искусстве. У Вас никогда не было сомнений в правильности выбранного откровенно «детского» пути?

— Были. В начале 1990-х, когда рассыпалась страна, открылись «шлюзы» и появилась всякая американская фигня, гнусного качества видеосалоны, когда мы стали никому не нужны, не знали, куда деваться и что делать, когда про нас забыли, я ужаснулся, подумав, что это навсегда. Как герой рассказа Шукшина «Думы», прикрыв глаза, я стал регулярно мучить себя одной мыслью: «А правильно ли я живу? Оставил ли я след в этой жизни?» Но потом все выправилось, встало на свои места, с течением времени к «Ералашу» вернулись общенародная любовь и теплое отношение, и сразу стало легче. А ведь это очень важно: чтобы художник мог видеть результат своего труда. Смех, слезы, радость, огорчение...

И сегодня я понимаю, что те 36 лет, что я делаю «Ералаш», прожиты не зря. «Ералаш» востребован настолько, что даже есть идея организовать канал его круглосуточного показа. Ведь мы — продукт штучный. Даже то, что порой было сделано на бегу, останется надолго. Потому что не горят не только рукописи, но и наши «Ералаши». И когда сегодня я встречаю на улице людей, которые вдруг начинают мне улыбаться, я понимаю, что у меня не ширинка расстегнута, а мне рады, как создателю «Ералаша». Так что, как у Высоцкого: «Мне есть что спеть, представ перед Всевышним!»

— У Вас есть конкуренты?

— Они появляются и сразу умирают, появляются и умирают. А мы, напротив, растем. Сегодня, к слову, я веду переговоры с «Фитилем», меня просят его возглавить. «Фитиль» не умер, он законсервирован. Так что я размышляю. В принципе, мне любопытно попытаться сделать его вновь ярким, интересным, сочным. Хотя «Ералаш» и младший брат «Фитиля», как видите, мы ушли далеко вперед по всем параметрам.

— Есть мнение, что обилие голливудской продукции, хлынувшее на постсоветские просторы после развала СССР, не просто дурной тон, но и вредно для нации с точки зрения ее духовной самоидентификации...

— Самое главное, что из-за этой продукции мы теряем наш русский менталитет; под словом «русский» я имею в виду все национальности нашей страны, дай Бог, чтобы они жили и росли. Чебурашка должен быть нам ближе, чем Симпсоны или семейка Адамс. Меня абсолютно искренне сегодня это беспокоит и волнует. Когда-то нас перекармливали гордыней за нашу великую страну, а потом ее дружно принялись оплевывать, и теперь нам пришло время возвращаться к такому «совку». Всем вместе. С каждым годом я все больше и больше становлюсь патриотом своей страны. Я никогда не собирался из нее никуда уезжать. Мне это никогда не было нужно. Я ценю родной язык, которым владею в совершенстве, понимаю, что ни в одной другой стране мира я не смогу так образно выражаться. Я все больше и больше понимаю, что мы живем в огромной прекрасной стране, которой нужно гордиться. И учить всей детей гордиться Россией, в том числе и потому, что Россия — единственный противовес Америке. А для этого надо искать интересные и яркие методы. Фильм «Брат» в свое время был так силен, потому что брал патриотизмом. Сегодня таких примеров мало. Ну разве «Кандагар».

Москва, май 2011 г.

Глава третья. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОРТОДОКСЫ, ПРОФИ И НЕГРЫ. ОПИУМ ДЛИ НАРОДА. СССР ВОЗРОДИТСЯ

Было бы несправедливо утверждать, что 1990-е годы не дали России ничего стоящего, а лишь прошлись по ней, как батька Махно по соседним с Гуляйполем хуторам. На навозной куче деструктивных для общества и государства процессов, например, расцвели такие отрадные явления, как издательский бизнес и журналистика. (Последнюю не путать с политическими битвами титанов «сливных бачков», о них речь в одноименной главе.) Книгами, теми самыми книгами, ради которых советская власть заставляла сдавать макулатуру и конвертировать ее в книжные талоны, а те, в свою очередь (и через очередь), в книги, вдруг в одночасье наполнились книжные магазины.

Книги были красивыми, не в пример болотным советским корешкам, яркими и что, конечно, намного важнее — на любой самый предвзятый вкус. Издательское дело оказалось намного демократичнее той же политической журналистики, где в 1990-е свирепствовало антисоциалистическое ханжество, иначе не скажешь, ведь идеологическая окраска вовсе не показатель качества и содержательности текстов. В книжных магазинах можно было купить книгу практически любого автора: от Лимонова до Битова, узнать о подвиге Че Гевары и о деталях гибели царской семьи. Это была мудрая политика, лишенная сиюминутного политического лицемерия, а потому оказавшаяся выигрышной не только в историческом смысле, но и в финансовом. Но главное, именно благодаря расцвету издательского дела в 1990-е годы у советского читателя была отдушина, да что там отдушина, полноценная возможность узнавать самый широкий спектр мнений и сведений о том, что происходит со страной, о ее прошлом и будущем. Немаловажное, согласитесь, обстоятельство.

В 1990-е годы получила широкое распространение детективная литература. Предвижу, кто-то из читателей поморщится: чернуха, мол, что в ней может быть хорошего. Ну, во-первых, лучшие авторы этого жанра писали (и пишут) на высоком профессиональном уровне и, что важнее, отнюдь не смаковали жутковатую действительность 1990-х, как это наглядно делал какой-нибудь «Дорожный патруль», разливающий с телеэкрана лужи настоящей, а не порожденной воображением автора детектива крови. А во-вторых, не перекладывайте, господа, с больной головы на здоровую. Больную действительность породили не писатели, а политики. Честно и критично рассказывать о происходящем (не за это ли, кстати, боролись с советской властью? Чего ж теперь пасовать перед Ельциным), к тому же, повторяю, посредством воображения, а не реальной криминальной телехроники, долг профессионального писателя. А то, что писатели детективного жанра — профессионалы своего дела, вам растолкует в этой главе президент российского Пен-клуба, великий писатель Андрей Георгиевич Битов, который, по его собственному признанию, берет с собой почитать в отпуск детективы Александры Марининой. Кстати, Маринина — самый, на мой взгляд, яркий во всех смыслах феномен детективной литературы 1990-х, поэтому наша книга без мнения о том времени, его нравах, людях такого уважаемого эксперта, как Александра Маринина, конечно, обойтись не могла. Интереснейшее интервью с Александрой Марининой ниже в этой главе. Среди писателей-мужчин детективного жанра честнее и талантливее всех клеймили 1990-е Андрей Константинов и Даниил Корецкий. Фильм «Бандитский Петербург» и роман «Антикиллер» — нетленные свидетельства ельцинской эпохи и ее диких нравов.

Не дремала после гибели Советского Союза и социальная журналистика. Благодаря ей мы узнавали жуткую изнанку крестового похода демократии на наследие Советского Союза. Проституция. Бродяжничество. Беспризорничество. Нищенство. Эти немыслимые в СССР явления журналисты разобрали по косточкам. И было это, как и в случае с детективщиками, не смакование жареных фактов, а констатация безумной реальности, призыв с нею бороться. Я, конечно, не имею в виду газетенки типа «Экспресс-газеты», которые на общественных катаклизмах действительно набивали себе карман, и только, а говорю о порядочных коллегах, которых, к счастью, было и остается большинство в профессии. Поверьте, и нам было нелегко тогда, в 1990-е. Самому узнавать шокирующие подробности мира, в котором ты живешь, не сахар. Помню, в «Московской правде» с Петей Федулиным провели небольшое журналистское расследование о московских нищих-попрошайках. Казалось бы, ну, нищие, ну, попрошайки, но выяснилось-то, что фактически ни один нищий в Москве той поры не принадлежит сам себе, все собирают медяки, которые потом идут в общак (или куда-то там в бандитский кошелек), самим бедолагам остается только на квас и хлеб. Прикинули и сумму ежедневной выручки королей нищенской мафии. Ужаснулись. Рассказали об этом читателям и властям, конечно.