Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами - Шонесси Бишоп-Столл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда ящерицы пьют из твоих глаз (а ты все еще жив)
Некоторое время спустя доблестный без-пяти-минут-молодожен автостопом вернулся из Тусона с канистрой бензина, и Тед затащил меня обратно во внедорожник. Когда мы набрали скорость и кондиционер снова заработал, весь пылающий мир остался за бортом. Я чувствую, как твари внутри меня медленно оживают, но не думаю, что «Чип!» согласится на еще одну остановку. Поэтому я вжимаюсь в угол, сворачиваюсь в клубок и слушаю голоса вокруг.
Нарисовалась еще одна проблема: оказывается, Будущий Жених до сих пор не удосужился получить разрешение на регистрацию брака, а контора вот-вот закроется. К пониманию этого обстоятельства мы подошли благодаря нескольким причинам – и главная, конечно, в том, что брат забыл залить бензин. Однако, слушая ворчание на переднем сиденье и телефонные разговоры со всеми заинтересованными лицами, я начинаю понимать, к чему все катится: меня и так перепахало, а сейчас меня еще и бросят на амбразуру. Другой причины бубнить мое имя во время антикризисных телефонных переговоров я не вижу. Но я решаю не думать об этом и принести свое похмелье на алтарь будущего счастливой пары.
По новому плану мы направляемся к конному магазину недалеко от шоссе, где встречаемся с дай-бог-все-таки-невестой. В погоне за разрешением на регистрацию брака она садится на мое место. Что будет со мной – вообще непонятно.
Джип отъезжает, и какое-то время я просто сижу на обочине, окруженный мешками овса, пока наконец из горячего аризонского марева не появляется микроавтобус, битком набитый подружками невесты.
Худшее похмелье в жизни
Знаменитых шекспировских актеров тошнило на сцене. Бориса Ельцина как-то утром застукали у Белого дома в одних трусах при попытке поймать такси и заказать пиццу. Из нескольких источников поступали сообщения об индийце, который после тяжелой пьянки проснулся в желудке гигантской анаконды. Правда, подтвердить эти сведения очень сложно.
Но случаются и похмелья совсем иного рода: похмелья, повлиявшие на ход мировой истории. В книге «Пьющая Америка: наша тайная история»[159] Сьюзан Чивер рассматривает часы, минуты и секунды, предшествующие смерти Кеннеди, по-новому: мутными, воспаленными, красными от недосыпа глазами агентов секретной службы. И среди расхожих теорий о втором стрелке на травяном холме или о причастности мафии; среди всем известных замедленных кадров кинохроники и выстрелов, отзвуки которых слышны по сей день, всплывает одна простая вероятность: большинство специально обученных агентов, которые давали присягу охранять президента, в тот решающий момент могли быть в сильном похмелье или все еще пьяны.
Накануне печально известных событий в Далласе многие из агентов секретной службы продолжили пить после отбоя. Из городских баров они переместились в полулегальный ночной притон, известный как «Погребок», где из-под полы наливали 95-градусный самогон. Шестеро из них гуляли по крайней мере до трех ночи, а один угомонился только после пяти. На службу по охране лидера свободного мира и олицетворения надежд на светлое будущее они заступали в восемь утра. До обеда Кеннеди был убит.
Изменило ли чье-то похмелье ход истории в тот день, наверняка сказать невозможно. Но недаром сам председатель Верховного суда Эрл Уоррен говорил главе секретной службы: «А вы не думаете, что человек, который ложится спать вовремя и не пьет накануне, будет бдительнее, чем тот, что гулял до трех, четырех, а то и пяти утра по притонам битников, прикладываясь к рюмке на каждом углу?»
В этом свете и без того замедленные кадры кинохроники тех жутких моментов кажутся еще более убийственно медленными. Машина должна двигаться вперед, лавировать, а не подставляться удобной мишенью. Элитные бойцы должны реагировать мгновенно. В своей книге Чивер отмечает: тех, кто был в «Погребке» накануне, «на секунду как будто парализовало». Среди них был и Клинт Хилл – и вы, вероятно, видели, как он запрыгивает на лимузин. Он прикрывает первую леди, когда ее руки уже в мозгах и крови.
«Это я во всем виноват, – будет со слезами на глазах твердить Хилл во время телеинтервью 60-х. – Если бы я среагировал немного быстрее… Этот груз на мне до конца дней». И Хилл такой не один – с тем же чувством просыпаются многие его собратья по ремеслу, каждый день встречая мир, который уже никогда не будет прежним, и в похмелье, которое уже никогда не пройдет.
Как и в случае с писателями, шеф-поварами и частными детективами, безудержное пьянство всегда было неотъемлемой, даже избитой частью образа агента секретной службы. Только последствия у этих возлияний куда более тяжкие, даже если обходится без жертв. Совсем недавно агент попал впросак и в заголовки новостей, когда его обнаружили в отключке на полу вестибюля, а вовсе не на посту у дверей отеля.
Чивер с горькой иронией подмечает, что создать секретную службу, которая должна была прежде всего защищать американского президента, Авраам Линкольн распорядился непосредственно в день своего убийства. Вечером его застрелили в ложе театра, пока президентский телохранитель прохлаждался в баре через дорогу.
Уже много лет я прошу разных людей рассказать о худшем похмелье в их жизни. Такие истории редко бывают простыми. В них фигурируют перепуганные цыплята, разбитые «БМВ», тюремные пытки и компании по производству домашних товаров для безопасности детей; видеопленки, боевые искусства, военные преступления и благотворительные гонки на каноэ; бракоразводные процессы, замороженная рвота, диссертации и ядовитый плющ. Это очень печальные, жутко кровавые, глубоко унизительные истории – а иногда просто смешные.
Одну из лучших историй про худшее похмелье поведала прекрасная девушка; назовем ее Дженни. Утро после злополучного дня рождения подруги, час пик, она за рулем, пытается добраться до работы. Накатывают волны тошноты, но она стоически держится выбранного курса. И тут разом происходят две вещи: у нее прихватывает живот, а поток машин встает намертво. До съезда оставалось каких-то полтора километра, но и этого много, если ты движешься с черепашьей скоростью, а живот вот-вот лопнет. После нескольких мучительно долгих минут она поняла, что выхода нет. Осмотревшись по сторонам – вокруг было полно машин, и в каждой сидели люди, – она уставилась вперед и просто дала этому случиться. Через некоторое время она добралась-таки до съезда, подъехала к заправке, с максимальной осторожностью выбралась из машины и на полусогнутых поковыляла в уборную. Она привела себя в порядок, насколько это возможно в тесной кабинке, завернула потяжелевшие трусы в туалетную бумагу и засунула их в мусорное ведро. Затем (и именно за
