Большая и маленькая Екатерины - Алио Константинович Адамиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Принеси водички попить, внучек. Кувшин стоит в дальней комнате, в камине…
Теперь эта фотография висит в комнате Александре и Сандро. Проснувшись утром и глядя на нее, Сандро уже не переживает и не плачет. Он знает, что первыми должны умирать дедушка с бабушкой. Да, таков закон природы, их удел умереть раньше, и слезы тут не помогут. Так было, есть и будет. Умрут дедушка и бабушка, а потом… потом? Потом — никто! Потом смерть пусть убирается восвояси! Нечего ей здесь делать…
Татия и Дареджан? Комната номер три. Она смежная с комнатой Русудан и Реваза. В ней два стула, два стола и два зеркала. Девушки без конца вертятся перед зеркалом, и пусть у каждой будет свое, чтобы не мешали друг другу.
Разделил Александре и двор. В правом углу двора растут три кипариса, под ними — круглый каменный стол и скамейка полукругом. В тени кипарисов — гамак. Это — «владения Русудан». Александре отвел для невестки самое укромное и тенистое место. Если ей захочется отдохнуть в тени, она может устроиться в гамаке. Если она устанет читать, лежа в гамаке, ей достаточно только протянуть руку, чтобы положить книгу на стол. Здесь же в тени и прохладе можно и вздремнуть. После сна на чистом воздухе Русудан проснется в хорошем настроении, а кругом такая благодать и есть на что посмотреть. На юге видно ущелье Сатевелы, откуда слышится умиротворяющий шум воды. В противоположной стороне — ожившая часть деревни, где вновь поселились Джиноридзе: там новые дома, новые ворота и молодые фруктовые сады. На востоке — хребет Санисле, леса, леса и вырубки. С западной стороны простираются поля, а за ними — обнесенное проволочной сеткой хозяйство совхоза. То, что отсюда кажется крошечными палочками, — это саженцы высаженных в прошлом году тутовых деревьев. На будущий год они станут побольше и покроются листьями. А вспаханные поля предназначены под виноградники. Они протянулись от последнего участка Джиноридзе до самого подножия горы.
В тени под кипарисами можно установить для невестки и станок для рисования (Александре знает, что он называется мольбертом, но это слово ему почему-то сразу не понравилось), но она не любит рисовать на виду у всех. Стоит ей только почувствовать чей-то взгляд, как она тут же бросает работу.
…Тбилиси. Зима. Вечереет. У камина в кресле с высокой спинкой сидит Александре и смотрит на догорающие в камине угли. Красные отсветы пламени играют на его лице.
— Вы можете немного посидеть так? — спрашивает Русудан.
— Могу, — сонным голосом отвечает Александре, откидываясь на спинку кресла.
Проснувшись, он увидел, что сидит у камина один. Александре посидел, не шевелясь, еще немного, решив, что невестка рисует, наблюдая за ним из укромного места, потом кашлянул. В ответ ни звука. Александре привстал и огляделся, но Русудан нигде не было. Он встал и вышел в столовую. В кресле сидела сердитая Русудан.
— Простите, — извинилась она. — Дареджан вошла… А писалось так хорошо.
Тот портрет Александре его невестка не закончила и по сей день.
«…Они завтра приедут, а около калитки опять мусору набралось»…
Александре вынес из кухни веник и цапку.
Послышался шум машины, и у калитки остановился «виллис».
«Ведь они должны были завтра приехать?»
Александре поспешил к воротам.
Шофер, которого Александре не знал, громко спросил, дома ли Реваз.
Удивленный Александре ничего не ответил.
Из машины вышел Константинэ Какубери и, открыв калитку, направился к Александре.
— Реваз-строитель спит? — улыбнулся Константинэ, пожимая руку хозяину.
— Он в Херге.
— В Херге? А почему я ничего не знал? — казалось, для себя спросил Константинэ, и на лице его выразилось удивление.
— Он завтра должен привезти жену и детей, — словно извиняясь, сказал Александре и пригласил гостя в дом.
— Привезти жену и детей? — почему-то все больше удивляясь, переспросил Константинэ.
— Да, — уверенно сказал Александре. Он широко распахнул ворота и попросил шофера въехать во двор.
— Значит, он в Херге? Поехал встречать семью? Очень хорошо! Тогда я — в контору, — сказал Константинэ и протянул Александре руку.
— В контору? Но ведь еще рано.
— Почему? — Константинэ посмотрел на часы. — Скоро девять. По воскресеньям ведь работают?
— Пусть он во двор заедет, — сказал Александре и снова позвал шофера.
— Нет! Знаю я вас, потом от вас не выберешься! Если у меня останется время, заскочу, — сказал Константинэ, садясь в машину.
— Обязательно приезжайте!
«Рано утром выехал из Херги, небось на заре. Как ему стало обидно, что не застал Резо. Наверное, у него какое-то спешное дело».
Александре закрыл ворота и пошел в сторону кухни. Услыхав стук открываемой калитки, он оглянулся и увидел маленькую Екатерину и невестку Абесалома Кикнавелидзе Дудухан. Они весело поздоровались с Александре. Оказывается, услышав шум машины, соседки решили, что это приехал Реваз с семьей, и пришли, если надо, помочь.
— Вы вовремя подоспели. У нас гости, — сказал Александре. — Вы просто молодцы.
— А где машина? Разве Реваз не приехал? — спросила маленькая Екатерина.
— Приехал Константинэ Какубери.
Снова со стуком открылась калитка, и во двор вошел Коки. Неожиданно увидев мать, он остановился и опустил на землю свою корзинку.
— Что, по маме соскучился? — пошутил Александре и поманил его к себе.
Коки оставил корзинку у калитки.
— Беги к Гуласпиру, Коки, и скажи ему, что приехал секретарь райкома Какубери. Пусть сейчас же идет в контору.
Поколебавшись, Коки сбегал за корзинкой и принес ее Александре. Она была накрыта тыквенными листьями.
— Здесь клубника. Я утром собрал. Думал, что Сандро приехал, — сказал Коки и убежал.
Пауза.
— Ну-ка, марш за работу! — прикрикнул на женщин Александре и, взяв маленькую Екатерину и Дудухан за руки, повел их в кухню.
Глава вторая
До того как прийти в контору, Константинэ прошелся по дорогам совхоза и остался доволен увиденным. Возвратившаяся в родные места бригада дорожников поработала на славу: гравий насыпан равномерно и аккуратно, и кюветы прорыты глубоко, прямо настоящие каналы. Майские дожди не повредили покрытия, наоборот, мелкий гравий, что брали на берегу Сатевелы, так хорошо утрамбовался, кажется, и асфальтировать незачем.
Было
