Биография отца Бешеного - Виктор Доценко

Стараясь не привлечь их внимание, я незаметно проследил за последним, и когда увидел, что выдумали они, с трудом удержался от смеха. Он подошел к какому-то кустику, наклонился и так простоял немного, после чего причмокнул и удалился. Подошел и я, несколько озадаченный увиденным. Интересно, зачем они нагибаются? И тут я заметил привязанный к кустику медицинский шланг. Я пожал плечами и не очень решительно наклонился и попробовал сосать. После некоторых усилий мне в рот хлынуло отличное массандровское вино.

А предыстория была такова. Как-то один из осветителей, шастая по винограднику, натолкнулся на забор из колючей проволоки. Он, естественно, заинтересовался: что там может быть? Проверил и обнаружил огромные, закопанные в землю бочки. Догадаться, что в этих бочках, было нетрудно. Но как добраться до драгоценной жидкости? Он поведал обо всем приятелям, и вскоре коллективный разум русского мужика нашел выход. Проявив все мыслимые и немыслимые чудеса изобретательности, они достали двадцать метров медицинского шланга, протянули его до ближайшей емкости, просверлили в ней дырочку, засунули в нее шланг и протянули за ограждение, тщательно его замаскировав.

Простенько и со вкусом: каждое утро они вливали в себя по пол-литра дорогого вина, догоняясь им же после обеда. Можно было только догадываться, что грозило этим халявщикам, если бы их застукали!..

За пару месяцев до окончания съемок Георгиев уединился со мною. Дело в том, что фильм снимало ЭТО - Экспериментальное Творческое Объединение. ЭТО было первой ласточкой коммерческого кино, но, к сожалению, просуществовало недолго. Это был толковый эксперимент, сразу выявлявший - профессионал ты или холодный ремесленник. От обычного кинообъединения ЭТО отличалось тем, что любая пролонгация съемок, любой перерасход сметы влек за собой ощутимые потери в финансовом благополучии каждого члена съемочной группы. Но если не были нарушены сроки сдачи фильма, не было перерасхода сметы и если фильм оказывался кассовым, то все члены группы долгое время получали соответствующие проценты с проката. Много лет и я получал свои проценты...

В самый разгар съемок на студию вернулся старый приятель Георгиева Василий Панин, наш коллега. Вернулся из мест заключения. Поскольку наш фильм снимался на коммерческой основе, Георгиев и обратился ко мне за поддержкой, чтобы оказать помощь его приятелю, который, по его мнению, пострадал невинно. Помня о судьбах отца, мамы, а также понимая, как тяжело адаптироваться после выхода на свободу, я без колебаний решил поделиться с Василием своими процентами и согласился, чтобы мы разделили обязанности "начальника штаба".

Сейчас Василий Панин довольно известный в стране режиссер, снимающий талантливые фильмы об историческом прошлом России...

После этого фильма я увлекся телевидением, и как-то получилось, что мы сблизились с режиссером Евгением Гинзбургом. Я активно помогал ему и в съемках "Голубого огонька", и в съемках "Артлото" - очень популярной тогда музыкальной передачи. Особенно запомнилось то "Артлото", которое снималось в пяти столицах СССР: Москва, Алма-Ата, Ташкент, Тбилиси и Ленинград. Именно тогда я познакомился с такими будущими звездами кино и ТВ, как Лариса Голубкина и Федор Чеханков. А позднее Евгений Гинзбург пригласил меня поработать на фильме "Бенефис Гурченко", но об этом позднее...

Мы продолжали общаться с Виктором Георгиевым и после завершения съемок. Он от кого-то услышал удивительную историю о партизанке Савельевой, которая во время Отечественной войны повторила судьбу Жанны д'Арк, - фашисты сожгли ее на костре. Собирая материал, мы узнали, что она была в партизанском отряде знаменитого Федорова, который в семьдесят пятом году был министром социального обеспечения Украины.

Наступило 9 Мая - праздник Победы! Не помню, с чьей помощью, но я оказался на Красной площади и там неожиданно встретился с генералом Федоровым. Коротко рассказав о нашем сценарном проекте, напросился на встречу, которую Федоров назначил на следующий день, то есть десятого мая, у себя в номере гостиницы "Россия". Этот легендарный человек, если бы захотел, мог очень помочь в воплощении нашего замысла.

В то время я сблизился с одним парнем, который взялся отладить мне магнитофон английской фирмы "Фергюссон", немного барахливший при записи. Не все читатели, наверное, знают, что тогда не было признанных специалистов по ремонту западной аппаратуры, а этот парень, Олег Чулков, выглядел настолько участливым, настолько дружелюбным, что я доверился ему, как другу. Проявил он и интерес к нашему с Георгиевым проекту и, узнав, что я встречаюсь с генералом Федоровым, напросился пойти со мной.

Для меня Федоров был настолько легендарной личностью, что, когда мы пришли к нему в номер в три часа дня, как и было назначено, я был несколько растерян, увидев генерала в семейных трусах. Смущенно предложил обождать за дверью, но Федоров усмехнулся:

- Тебя что, Виктор, смущает мой пляжный вид или то, что видишь генерала в трусах?

- Нет-нет, мне просто не хотелось вас смущать... - пролепетал я первое, что пришло в голову.

- Слышишь, мать? - крикнул он в сторону спальни, из которой вышла его супруга. - Молодой человек, оказывается, за меня смущается!

- Ну и оделся бы, - улыбнулась миловидная женщина. - Не все же люди партизанили с тобой? Вы извините, что оставляю вас, но мне нужно кое с кем встретиться... - Она чмокнула супруга в щеку и ушла.

Мы провели несколько часов с этим удивительным человеком, который столько рассказал нам о своем военном прошлом, что у меня голова пошла кругом от избытка интереснейших историй.

Мы вышли из гостиницы где-то в восьмом часу вечера и только на улице ощутили, насколько проголодались. Отправившись на Калининский проспект, мы решили зайти перекусить в кафе "Печора".

В праздничный вечер свободных столиков, как нас заверили, не было, и нам предложили подсесть на свободные места, которые оказались у одной сугубо девичьей компании. Машинально я отметил, что рядом с нами был свободный столик, но официантка заявила, что он заказан, и вскоре его действительно заняли четверо парней. Мне показалось, что одного из них я уже где-то видел.

С удивлением девушки слушали, как мы заказывали первое, второе и третье. Пришлось объяснять причины нашего голода.

Трудно сказать, что послужило конкретным поводом - то ли праздничное настроение, то ли мои вдохновенные рассказы о генерале Федорове и о будущем сценарии, но наш столик, как, впрочем, и компании за другими столиками, стали петь песни. Нет, не подумайте, что нас подтолкнул к этому алкоголь: мы с Олегом вообще не заказывали спиртного, а у девушек на четверых была лишь одна бутылка шампанского, из которой они нам плеснули для тоста по глотку.

А пели мы патриотические песни: и о Красной Армии, и "Каховку", и даже "Вставай, проклятьем заклейменный...". У нас был какой-то душевный подъем и удивительное настроение... И вдруг за соседним столиком, где сидели те четверо парней, которым было лет по двадцать пять, раздался отборнейший мат, причем направленный в нашу сторону.

Мне бы задать себе несколько простых вопросов: "Почему именно в сторону нашего столика направлена эта злость? Если им не понравились наши песни, то и за другими столиками тоже пели и репертуар не очень отличался от нашего? Почему эта компания в праздничный вечер все время сидит тихо, изредка поглядывая в нашу сторону, ничего не ест и только лишь накачивается вином? И где я видел одного из них?"

(Потом вспомнил: этот парень присутствовал при обыске в Ленинграде, но было поздно...)

Но... этих вопросов я себе не задал. Более того, я и представить не мог, что произойдет далее, и даже не снял дымчатые итальянские очки. Я встал, подошел к ним и, находясь в совершеннейшем благодушии, сказал:

- Ребята, праздник Победы, девушки вокруг, все веселятся, а вы матом...

Не успел я договорить, как тот, что сидел ближе ко мне, встал, как мне показалось, с намерением извиниться, но неожиданно хрястнул меня бутылкой в лицо. Очки разлетелись на кусочки, и все мое лицо залила кровь. Каким-то чудом (везет им!) глаза мои остались целыми. Что делать? Защищаться! Поскольку мой обидчик, заметив, что я устоял на ногах, вновь замахнулся бутылкой. Я саданул его в подбородок, и того отбросило на их столик.

Почему-то я был уверен, что с тыла мне ничего не угрожает: там был мой приятель - Олег. Какой я был наивный! Олег и попытки не сделал, чтобы оказаться рядом, чем воспользовались соратники ударившего меня. Один-таки разбил о мою голову бутылку, а двое других стали молотить в четыре кулака. Мне удалось сбить одного из них с ног, каким-то чудом вырваться из этой молотилки и побежать к лестнице, ведущей на первый этаж. Меня подташнивало, и голова кружилась. По дороге я встретил милиционера, которому крикнул:

- Мне разбили голову... Они на втором этаже... Арестуйте их! - и потерял сознание.