Биография отца Бешеного - Виктор Доценко

Почему-то Штырь с первого дня невзлюбил Валентина и при каждом удобном случае шпынял его. Делать это он старался в мое отсутствие, а Валентин терпеливо сносил его издевательства и ничего мне не говорил. Но однажды я увидел на его теле синяки и выпытал, что над ним издевается эта сволочь. Увидев Штыря перед отбоем, я подошел к нему и, стараясь не привлекать внимание других, тихо проговорил:

- Штырь, оставь парня в покое!

- А то что? - с вызовом спросил он.

- Увидишь что! - во мне уже закипало.

- Ты, москвач! - заревел он, явно желая показать свою наглость и силу. Ты что, угрожаешь мне? Мне наплевать, что ты в кино снимался! - Он с рыком бросился на меня, выкинув вперед кулак.

Я успел увернуться, но его кулак задел мне ухо, которое словно огнем обожгло. Этого я уже не мог стерпеть: меня просто клинит, если кто-то ударит меня в лицо или в голову. Двумя ударами я сбил его с ног и пнул в ребра. Может, я и продолжил бы свою экзекуцию, но подскочил завхоз с ребятами, и они оттащили меня. Писать докладную завхоз не стал, да и остальные очевидцы схватки сделали вид, что ничего не произошло. Но я прекрасно понимал, что этот инцидент так просто окончиться не может. Да и в отряде ожидали, что известная близость Штыря к Смотрящему наверняка выйдет мне боком.

Прошло несколько дней, а Штырь вел себя так, словно ничего не случилось. Но однажды во время работы на промзоне, а наш отряд трудился в механическом цехе, бригадир отправил меня за какими-то инструментами в инструменталку. Она была закрыта, что было необычно для рабочего дня, и пришлось ждать парня, который ею заведовал. Прошло более получаса, а тот все не появлялся: такого никогда не было! И я, словно что-то почувствовав, бросился назад в цех. Ни Валентина, ни Штыря я не обнаружил.

Поспрашивав некоторых, я ничего не выяснил: или не видели, или притворились, что не видели. Но один парень, с которым я поделился однажды чифирем, чуть слышно шепнул, чтобы я шел на стройку. Рядом с цехом возводили новое двухэтажное здание, в котором на первом этаже планировалось изготовление сувениров, а на втором - швейное производство. Пока стройку заморозили: что-то напутали в чертежах или расчетах, и там никто не работал.

Предчувствуя беду, я устремился на стройку. На первом этаже никого не было. Я прислушался, и до меня донесся какой-то сдавленный голос. В секунды я оказался на втором этаже, и передо мной открылась страшная картина.

Недалеко от пролета, где в будущем должна быть лестница, Штырь, привязав голого Валентина за руки к какой-то перекладине и засунув ему кляп в рот, то бил его по ребрам черенком от лопаты, то засовывал его в анальное отверстие, приговаривая:

- Теперь ты стал Валентиной, дурашка мой! И скоро придет черед и твоему защитничку: был москвач - станет москвачкой! Гы-гы-гы! - зашелся он в злорадном смехе.

Штырь тоже был без штанов и, судя по его окровавленной плоти, успел изнасиловать беднягу.

- Что ты сказал, сучонок? - От увиденного я просто озверел, а от услышанного и вообще потерял голову: подскочив к нему, я пнул его в промежность.

Штырь от боли буквально сложился пополам и завизжал, как свинья на бойне:

- А-а-а! Не жить тебе, москвач, бля буду, не жить! - Он взмахнул черенком, целясь мне в голову.

Но лучше бы он этого не делал: увернувшись от грозной палки, я выпрыгнул и обеими ногами ударил его в грудь. До лестничного проема было метров пять, но удар был таким сильным, что Штыря откинуло до самого края проема. Замахав руками, он попытался удержать равновесие и балансировал, как мне показалось, с полминуты. Но на этот раз удача была не на его стороне. Он сорвался и полетел спиной вниз, и оттуда донесся такой рев, что у меня даже промелькнуло: человек так кричать не может...

Но мне было на него наплевать. Я развязал Валентину руки, его тело безжизненно скользнуло на бетонное перекрытие, и я с трудом успел помешать ему удариться головой. Валентин был без памяти: видно, черенок лопаты нанес тяжелые внутренние повреждения. Я едва надел ему штаны, куртку и подхватил на руки, как к нам уже бежал дежурный офицер в сопровождении двух прапорщиков.

- Что здесь случилось? - грозно спросил капитан.

- Не знаю! - буркнул я и добавил: - Ему к врачу нужно...

- Ладно, неси его вниз: потом разберемся! - В его голосе слышалась явная угроза...

На первом этаже я увидел ребят, столпившихся у тела Штыря: свалившись со второго этажа, он угодил прямо на торчащие прутья арматуры, которые прошили его насквозь.

Меня довольно долго терзал "кум", пытаясь навесить на меня если не гибель Штыря, то хотя бы изнасилование Валентина, даже несмотря на то, что сам Валентин, едва придя в сознание, заявил, что все это проделал с ним Штырь. Но и от бесштанного вида Штыря, как и от крови на его плоти, просто так отмахнуться было нельзя: слишком много свидетелей. Кроме того, видимо, администрации зоны не очень хотелось пристального внимания прокурорского надзора: кто знает, какие знакомства есть у этого "москвача"? Короче говоря, дело Штыря прикрыли с формулировкой: "смерть наступила из-за нарушения правил техники безопасности при работе на высоте".

Долго решали, как быть с Валентином, но тот сам поставил точки над "i": немного оклемавшись, он повесился прямо в больничном изоляторе. Этот деревенский паренек, понимая, что его статус в зоне круто изменился, не выдержал позора и подумал, что благоразумнее покончить с собою. Администрация облегченно вздохнула и быстренько закрыла дело по той же причине, что и у Штыря.

Но для меня это злодейство имело продолжение. Кто-то из немногих близких к Штырю решил набрать себе очки, сообщив Смотрящему, что с его "кентом" расправился "москвач". Естественно, Смотрящий выдернул меня на разборку. Глядя ему в глаза, я задал только один вопрос:

- Знаешь ли ты, что Штырь, прикрываясь дружбой с тобой, беспредельничал в отряде, а бедного Валентина зверски изнасиловал ни за что, ссылаясь, что ты его прикроешь?

- Кому он говорил? - недовольно нахмурился Смотрящий.

- Мне... - вымолвил я, а потом добавил: - Да об этом все знали...

Здесь я немного схитрил: все действительно знали, что Штырь прикрывался дружбой с ним, но это было единственное, о чем знали.

Тем не менее хитрость сработала: он повернулся к одному из тех, кто сопровождал меня:

- Это правда? - спросил он, не уточняя, что именно.

- Да...

- Вот сучара позорный! - сплюнул он. - Знал бы раньше - сам бы завалил паскуду... - И повернулся ко мне. - Ладно, москвач, живи...

Через пару месяцев вышел какой-то Указ, по которому меня отпустили на "химию". Для тех, кто не знает, что такое "химия", поясню. Как бы в качестве поощрения или амнистии заключенного направляют отбывать оставшийся срок на стройки народного хозяйства под надзор "спецкомендатуры". В месте назначения бывший зек должен жить и работать, отчисляя из своей зарплаты двадцать процентов в пользу государства.

Меня отправили в городок Княж-погост, расположенный, как я уже писал, в нескольких десятках километров от колонии. Оттуда меня перевели в Ухту, но со всеми подробностями об испытаниях, которые мне пришлось пройти на "стройках народного хозяйства", я когда-нибудь напишу в отдельной книге...

Отбыв до "звонка" свой срок, я вернулся в Москву. Пребывая на "химии", я заслужил благосклонность коменданта (наверное потому, что ему очень уж хотелось поесть москов-ской колбаски), и он выписал мне отпуск для поездки в Москву. Во время отпуска я и познакомился с одной приятной матерью-одиночкой. Между нами завязались близкие отношения, а когда мой срок закончился, мы решили пожениться.

Чтобы не привлекать ненужного внимания к ним теперь, назовем ее Мариной, а ее восьмилетнюю дочку - Эльвирой. Бывший муж Марины тоже отбывал наказание, а они жили в одной комнатке огромной коммунальной квартиры. Марина, работавшая учительницей, стояла в очереди на улучшение жилищных условий, но получить отдельную квартиру ей светило лишь в очень отдаленном будущем: более радужные перспективы имелись у тех родителей, у которых был ребенок другого пола. Но в тот момент я как-то не задумался о том, что меня могут использовать именно для получения квартиры. С другой стороны, я ведь тоже как бы использовал Марину для получения законной московской прописки. Хотя, признаюсь откровенно, я был по-настоящему увлечен этой женщиной и вполне серьезно намеревался создать семью.

Возможности Наробраза были ограниченны, и нам смогли выделить лишь однокомнатную квартиру. Я подключил все возможные связи, обил многочисленные пороги что-то могущих людей и выбил двухкомнатную квартиру в новом доме в районе Павелецкого вокзала.

Какое это было счастье! Мое первое собственное жилье. Боже, сколько сил и трудов, а также и денег я вложил в эту квартиру! Несколько раз покрывал лаком паркет, мастерил многочисленные встроенные шкафы в коридорах и ванной, сам облицевал плиткой и кухню, и ванную...