Императорская Россия - Евгений Анисимов

Бесстрашные смельчаки, подобные братьям Роговым, встречались нечасто. Они составляли ничтожную часть той многомиллионной массы рабов и рабынь, которые смиренно несли свой крест. Особенно драматично было положение крепостных женщин и девушек. Не случайно, что большая часть замученных Салтычихой людей были сенные девушки, выполнявшие домашнюю работу. Они были совершенно беспомощны и беззащитны перед издевательствами, насилием и глумлением. С мужиком-крепостным поступить жестоко считалось нерационально и опасно – он был рабочей силой, приносил доход, за него платились в казну налоги, он становился рекрутом. В ревизских сказках он писался «душой», женщины же вообще не учитывались в переписи. Мужик, наконец, имел возможность оказать сопротивление. Доведенный до отчаяния, он мог – часто ценою своей жизни – отомстить за унижения. Иначе со слабыми женщинами – им не было спасения, им никто бы не пришел на помощь. Дворовых девушек держали под суровым контролем, они не могли бежать, сопротивляться. Их сознание подавлял страх. Поэтому они безропотно умирали от непосильной работы, побоев, под кнутом в конюшне, замерзали раздетыми на морозе. Молодые девушки сами лезли в петлю или бросались в омут, чтобы избавиться от постоянных мучений, которые почему-то называли жизнью.

Заглянем в источник

Крепостных девушек никто не жалел, это была «человеческая трава». Цена на «хамку» – так презрительно звали крепостных помещики – была самой низкой на рынке рабов. Вот один из обычных документов – купчая:

«Лета тысяча семьсот шестидесятого, декабря в девятый на десять день (т. е. 19-го. – Е. А.). Отставной капрал Никифор Гаврилов сын Сипягин, в роде своем не последний, продал я, Никифор, майору Якову Михееву сыну Писемскому старинных своих Галицкого уезда Корежской волости, из деревни Глобенова, крестьянских дочерей, девок: Соломониду, Мавру, да Ульяну Ивановых дочерей, малолетних, на вывоз. А взял я, Никифор, у него, Якова Писемского, за тех проданных девок денег три рубли. И вольно ему, Якову, и жене, и детям, и наследникам его теми девками с сей купчей владеть вечно, продать и заложить, и во всякие крепости учредить».

Разумеется, никому не было дела до того, что чувствовали маленькие девочки-сестры, оторванные от матери и увезенные из родной деревни навсегда. И таких купчих заключались тысячи, десятки тысяч. Люди – мужчины, женщины, дети – целыми деревнями, семьями и поодиночке продавались как скот, мебель или книги.

Не следует считать, что все помещики были жестокими садистами, как Салтычиха. Вряд ли Никифор Сипягин продал девочек-сестер по рублю за голову на вывоз, желая доставить им несчастье. Помещики были разные, многие из них относились к крестьянам вполне гуманно. Даже обязательные порки регламентировались. В инструкции 1751 года выдающегося полководца графа П. А. Румянцева написано, что если дворовым дадут 100 плетей или 17 000 розог, то «таковым более одной недели лежать не давать, а которым дано будет плетьми по полусотне, а розгами по 10 000 – таковым более полунедели лежать не давать же; а кто сверх того пролежит более, за те дни не давать им всего хлеба, столового запасу…».

А вот как писал в инструкции своим приказчикам в 1758 году один из просвещеннейших людей того времени – князь М. М. Щербатов:

«Наказание должно крестьянем, дворовым и всем протчим чинить при рассуждении вины батогами… Однако должно осторожно поступать, дабы смертного убийства не учинить или бы не изувечить. И для того толстой палкой по голове, по рукам и по ногам не бить. А когда случится такое наказание, что должно палкой наказывать, то, велев его наклоня, бить по спине, а лучше сечь батогами по спине и ниже, ибо наказание чувствительнее будет, а крестьянин не изувечится».

В этой инструкции столько рачительной предусмотрительности, нешуточной заботы… о «живом инвентаре», который нельзя повредить. Так же предусмотрителен он, когда дает указания о содержании скота, о севообороте, сборе податей. Именно в том, что крепостное право было таким обычным, заурядным, и состояла его самая страшная сторона. Оно казалось естественным состоянием общества, одной из тех основ, на которой держался порядок на русской земле.

Вот помещица зимой заперла двух сенных девушек в холодном чердаке за какую-то провинность, да и забыла. Вспомнила о них на следующий день, а девушки уже замерзли. Их нашли мертвыми на полу, в обнимку, свернувшихся калачиком. Случилась беда, конечно, но не судить же за это столбовую дворянку! А причина не в садизме помещицы, а в том, что она забыла про девок! Но из дворни никто не решился напомнить барыне о девушках, замерзающих на чердаке. Екатерина II писала: «Если посмеешь сказать, что они (т. е. крепостные. – Е. А.) такие же люди, как мы, и даже когда я сама это говорю, я рискую, что в меня станут бросать каменьями». Вспоминая конец 1760-х годов, она продолжала:

«Я думаю, не было и двадцати человек, которые по этому предмету мыслили бы гуманно и как люди. А в 1750 году их, конечно, было еще меньше, и, я думаю, мало людей в России даже подозревали, что для слуг существовало другое состояние, кроме рабства».

Проект елизаветинского Уложения. «Фундаментальные законы» Ивана Шувалова

Крепостничество, достигшее в середине XVIII века такого могущества и размаха в реальной жизни людей, требовало своего юридического оформления, хотя правовые основы крепостного права были заложены в Соборном уложении 1649 года. В 1754 году по инициативе Петра Шувалова была образована Комиссия для составления нового Уложения – свода законов империи. Комиссия собирала пожелания дворянства, их требования, изучала старые законы. К 1761 году была закончена очень важная часть будущего Уложения под названием: «О состоянии подданных вообще». Она так и не увидела свет, но идеи, в ней заложенные, во многом отражают дворянские требования, их социальные мечты. К середине XVIII века у дворян сложилось представление о своем особом, привилегированном положении в русском обществе. Одна из глав Уложения так и называлась: «О дворянах и их преимуществах». В ней говорилось, что дворяне отличны «от прочих сограждан своим благоразумием и храбростью», показали «чрезвычайное в государственных делах искусство, ревность (то есть усердие. – Е. А.) и знатные услуги Отечеству и Нам», то есть императрице.

Этому должны были соответствовать и привилегии, особые отличия дворян перед другими группами общества. Таких главных, коренных привилегий, согласно проекту Уложения, у дворянства – три. Во-первых, отменялся принцип петровской Табели о рангах 1722 года, позволявший недворянам дослужиться до такого чина, который давал дворянское звание. В проекте Уложения пояснялось: Петр ввел этот принцип, чтобы поощрить разночинцев к успехам в науках, мо реплавании, военном деле. А все это делалось для того, чтобы дворяне, глядя на них, «возымели ревность и получить большую охоту» к полезным занятиям. Теперь, мол, дворяне в службе вполне преуспели, а способным разночинцам нет необходимости давать дворянство.

Заглянем в источник

Прочитав отрывок из проекта Уложения «О власти дворянской», невозможно сказать, какие же права оставались у крепостного крестьянина:

«Дворянство имеет над людьми и крестьяны своими, мужескаго и женскаго полу, и над имением их полную власть без изъятия, кроме отнятия живота и наказания кнутом и произведения над оными пыток. И для того волен всякий дворянин тех своих людей и крестьян продавать, и закладывать, в приданные, и в рекруты отдавать и во всякие крепости укреплять, на волю и для прокормления на время, а вдов и девок для замужества за посторонних отпускать, из деревень в другия свои деревни… переводить и разным художествам и мастерствам обучать, мужскому полу жениться, а женскому полу замуж идтить позволять и, по изволению своему, во услужение, работы и посылки употреблять и всякия, кроме вышеписанных наказания чинить или для наказания в судебные правительства представлять, и, по рассуждению своему, прощение чинить и от того наказания свобождать».

Это и есть крепостное право, весьма похожее на рабство.

Дарованные властью привилегии превращали бы дворянство в узкую, замкнутую, обладающую особыми, исключительными правами группу населения, которая безраздельно властвовала бы в стране. Но дворяне в своих мечтах шли дальше. Это нашло отражение в «Фундаментальных и непременных законах», составленных и поданных императрице И. И. Шуваловым. При написании этого законодательного проекта Шувалов использовал знаменитое сочинение Ш. Монтескье «О духе законов». Суть проекта Шувалова состояла в том, чтобы императрица и ее подданные присягнули в строгом соблюдении «Фундаментальных и непременных законов», которыми устанавливались те особые преимущества дворян, о которых шла речь в проекте Уложения. Кроме того, отныне и навсегда русский престол мог переходить только к православным государям, а все сенаторы, президенты коллегий и губернаторы набирались только из русских, как и две трети генералитета. Утверждение «Фундаментальных и непременных законов» привело бы – если исходить из схемы Монтескье – к переходу России от деспотии к монархии. Ни проект Уложения, ни проект Ивана Шувалова, так ярко отражавшие социальные мечты русского дворянства, не осуществились, хотя некоторые важные положения их были реализованы в следующие царствования.