Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач - Боб Шоу

Замена колеса заняла около тридцати секунд, и после молниеносного осмотра оказалось, что повреждений немного, если не считать приборную доску. Итак, он снова, хотя отстав на несколько кругов, участвовал в гонке, к которой присоединился еще один из «бугатти», сумевший как-то выбраться из пробки на Катке. Этот «бугатти» с самого начала не был серьезным противником, поэтому Джон Осборн, несмотря на осторожную езду, занял второе место в отборочном заезде и мог продолжать борьбу за «Гран-При». Из одиннадцати участников, стартовавших в этом заезде, до финиша не дошли восемь, причем трое погибли.

Джон Осборн въехал на паддок, выключил двигатель и сразу же оказался в толпе механиков и друзей, которые сбежались его поздравлять. Он почти не слышал их; руки его дрожали от пережитого волнения. В машине что-то было не в порядке: под конец заезда «феррари» упрямо тянуло влево.

За толпой окруживших его друзей физик заметил перевернутый ящик, у которого Дон Харрисон стоял перед стартом, а на ящике — бокалы и две бутылки виски.

— О, Боже, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Я выпью с Доном сейчас.

Он вылез из машины и, покачиваясь, подошел к ящику; одна из бутылок была еще почти полна. Физик плеснул виски в бокал, добавил немного воды и вдруг заметил Сэма Бейли, стоявшего у «джипси-лотуса». Наполнив второй стакан, он пробился через толпу и поднес его победителю.

— Я пью за Дона, — сказал он. — Вы тоже должны выпить. Молодой человек взял бокал, кивнул головой и выпил.

— Как вы из этого выбрались? — спросил он. — Я видел, что вы тоже врезались в них.

— Я доехал до механиков и сменил колесо, — хрипло ответил физик. — Моя машина теперь управляется не лучше, чем пьяная свинья. Как какой-нибудь чертов «джипси-лотус».

— Моя машина отлично ездит, — беззаботно ответил Сэм Бейли. — Но все дело в том, что она не хочет, чтобы ею управляли. Вы поедете на своей обратно в город?

— Если она дойдет.

— Я посмотрю грузовик Дона. Ему он уже не понадобится. Физик уставился на него.

— А это мысль…

Погибший гонщик привез свой «ягуар» на старом грузовике, чтобы не разрегулировать по пути специально подготовленный двигатель. Грузовик стоял неподалеку, и никто им не интересовался.

— Только нужно действовать быстро, пока его никто не забрал.

Джон Осборн выпил виски и торопливо вернулся к своей машине с этой новой идеей, которая сразу воодушевила всю его компанию. Общими силами «феррари» по стальным рельсам затащили в кузов грузовика и закрепили веревками. Осборн неуверенно осмотрелся, заметил кого-то из организаторов и остановил его.

— Есть здесь кто-нибудь из механиков Дона Харрисона?

— Думаю, они все пошли на место катастрофы. Его жена тоже там.

Он собирался уехать на грузовике, поскольку ни Дону, ни его «ягуару» он больше не требовался, но оставить команду Дона и его жену без машины было никак нельзя.

Вместе с Эдди Бруксом, одним из своих механиков, он направился в сторону Хэйстока. Уже издалека была видна группа людей, стоявшая под дождем у разбитых машин. Была там и какая-то женщина. Осборн хотел поговорить с механиками Дона, но заметил, что миссис Харрисон не плачет, передумал и подошел к ней.

— Я водитель того «феррари», — сказал он. — Мне очень жаль, что все так получилось.

Она опустила голову.

— Вы подъехали и ударили в них в самом конце. Это уже не имело никакого значения.

— Знаю. И все равно мне очень жаль.

— Не стоит, — хмуро ответила она. — Он хотел, чтобы все кончилось именно так. Не этой болезнью, а на трассе… Впрочем, если бы он не выпил перед заездом столько виски… нет, не знаю. Вы его друг?

— Вообще-то нет. Он и мне предложил виски перед заездом, но я отказался и выпил за него сейчас.

— Выпили? Это благородно с вашей стороны. Дон оценил бы это. Там еще осталось? Он заколебался.

— Оставалось, когда я уходил. Мы выпили с Сэмом Бейли. Но может, ребята уже прикончили бутылку.

Она взглянула на него.

— Скажите, вам что-то нужно? Его машину? Говорят, она уже никуда не годится.

Он бросил взгляд на разбитый «ягуар».

— Пожалуй, нет. Я хотел бы отвезти свою машину в город на его грузовике. У меня повреждена подвеска, но до «Гран-При» я приведу ее в порядок.

— Вы прошли отбор, правда? Это грузовик Дона, и он предпочел бы, чтобы на нем перевозили машины, которые ездят, а не металлолом. Хорошо, коллега, возьмите его.

Это его немного удивило.

— Куда мне его потом поставить?

— Я не буду им пользоваться. Можете забрать его себе. Ему пришло в голову предложить ей деньги, но он тут же отбросил эту мысль: сейчас было не время.

— Вы очень добры, — сказал он. — Грузовик мне здорово пригодится.

— Вот и хорошо, — сказала женщина. — Поезжайте, и желаю вам выиграть «Гран-При». Если какие-то части из этого… — она указала на разбитый «ягуар», — могут вам пригодиться, возьмите и их.

— А как вы доберетесь до города? — спросил он.

— Я подожду и поеду с Доном на «скорой». Правда, сначала они должны развезти раненых, так что мы уедем не раньше полуночи.

Похоже было, что в помощи она не нуждалась.

— Может, забрать его механиков?

Она кивнула и повернулась к лысому толстяку лет пятидесяти.

Тот подозвал двух молодых парней, чтобы они вернулись с Джоном.

Осборн отозвал Брукса и поговорил с ним.

— Покрышки того же размера, что и наши. Колеса другие, но если бы мы взяли и оси… Тот «мазерати», разбившийся на Катке… можно бы и его посмотреть. Кажется, в нем есть много частей, подходящих для «феррари»…

Они вернулись к грузовику и доехали до Хэйстока, где в свете угасающего дня занялись жутковатой работой — обдиранием с мертвых машин всего, что могло пригодиться для «феррари». Было уже темно, когда они кончили и под дождем поехали в Мельбурн.

8

В саду Мэри Холмс первый нарцисс расцвел первого августа, в тот день, когда радио с деланным бесстрастием сообщило о случаях лучевой болезни в Аделаиде и Сиднее. Мэри это особенно не встревожило; все сообщения по радио бывают плохими: требования повысить заработную плату, забастовки, войны, поэтому мудрый человек просто не должен обращать на них внимания. Главным было то, что стоял прекрасный солнечный день, и что первый нарцисс уже расцвел.

— Это будет, как на картинке, — радовалась Мэри. — Их так много. Как ты думаешь, Питер, могут луковицы дать по два побега?

— Пожалуй, нет, — ответил Питер. — Я о таком не слышал. Она покивала головой.

— Нам придется выкопать их осенью, когда они отцветут, и уложить отдельно. Они размножатся, и мы посадим их вот тут. Через год или два они чудесно разрастутся. — Она задумалась.

— Тогда можно будет их рвать и держать букеты дома. Однако кое-что беспокоило ее и в этот солнечный день: у Дженнифер резался первый зуб, ручки у нее были горячие, она то и дело плакала. Дома были книжка под названием «Первый год младенца», и Мэри уже прочла, что это дело нормальное и не стоит волноваться, но сомнения продолжали терзать ее.

— Не могут же они знать все… — сказала она, — те, кто пишет эти книжки. Ведь не у всех детей это проходит одинаково. Ну, почему она так плачет? Может, вызвать доктора Хэллорена?

— Пожалуй, не стоит, — ответил Питер. — Она очень хорошо грызет сухари.

— Но она такая горячая… Бедный мой ягненочек!

Она взяла ребенка на руки и начала гладить по спинке: Дженнифер, которая этого и добивалась, перестала кричать. Питеру на мгновение показалось, что он оглох.

— Думаю, ничего с ней не случилось, — сказал он. — Просто ей нужна компания. — Он чувствовал, что больше не выдержит этого после бессонной ночи, когда девочка плакала, а Мэри раз за разом вставала, чтобы ее успокоить. — Слушай, дорогая, — сказал он, — мне очень жаль, но я должен поехать в Министерство. В одиннадцать сорок пять я должен быть у адмирала.

— Сначала скажи, вызвать ли доктора.

— Я бы этого не делал. В книге черным по белому написано, что несколько дней ребенок может быть возбужден. Хотя… это тянется уже тридцать шесть часов. — «Боже мой, уже тридцать шесть часов», — подумал он.

— Но это может быть что-то другое… а вовсе не зубки. Рак или что-то еще. В конце концов, бедняжка не может сказать, где у нее болит.

— Подожди с этим до моего возвращения, — решил он. — Я вернусь к четырем, самое позднее — к пяти, и тогда посмотрим.

— Хорошо, — неохотно согласилась Мэри.

Питер взял канистры для бензина, поставил их в машину и поехал в Мельбурн, радуясь, что вырвался из дома. В тот день его не вызывали в Министерство, но он решил, что не мешает туда заглянуть. «Скорпион» покинул сухой док и снова стоял у борта авианосца, ожидая приказов, которых могло и не быть; туда Питер тоже решил заглянуть и при случае — только при случае — наполнить бензином бак «морриса» и канистры.