Жестокие духи - Кэт Чо

– Я не знаю, откуда берется это беспокойство. Оно всегда жило где-то внутри меня.

Джихун кивнул.

– Даже когда меня бросили родители, я знал, что они все еще живы. Знал, что они не совсем исчезли из моей жизни, как бы сильно так ни казалось. Но теперь… когда умерла хальмони, когда отца действительно больше нет…

Сомин подняла на него полные ужаса глаза. Она не собиралась бередить эти раны.

Она хотела было сказать, что им необязательно говорить об этом прямо сейчас.

Но Джихун увидел выражение ее лица и положил руку ей на плечо, успокаивая ее, хотя ему самому на глаза навернулись слезы.

– Кажется, я понял, – сказал он. – Я каждый день жалею, что не осознал вовремя, как много сделала для меня хальмони. И я каждый день жалею, что не успел сказать ей, как я горжусь тем, что меня вырастила именно она. Наверное, я тоже немного этого боюсь, боюсь потерять тебя. Потому что я тоже тебя сильно люблю.

Это была последняя капля. Слезы, которые Сомин сдерживала все это время, хлынули наружу.

Она наклонилась к нему, и они обнялись.

– Но, – проговорил он ей в волосы, – я также доверяю тебе. И я знаю, что если ты все-таки уйдешь, то когда-нибудь обязательно вернешься.

Сомин в замешательстве отстранилась:

– Я никогда не говорила, что хочу уйти.

– Я твой лучший друг, – сказал Джихун. – Ты думаешь, я не знаю, что ты хочешь уехать, как только мы окончим школу?

– Не навсегда, – быстро сказала Сомин, как будто ей нужно было защитить эту свою тайную мечту.

– Я знаю. – Джихун ободряюще кивнул. – И думаю, тебе следует рассказать об этом матери.

– Сейчас не самое подходящее время. – Сомин почувствовала нервный трепет в животе при одной только мысли об этом.

– Если ты так и будешь откладывать, то никогда ей не скажешь.

– А если она расстроится?

– Ты и раньше ссорилась с матерью, – напомнил Джихун.

– Я просто не знаю, как ее оставить, – сказала Сомин. – А что, если я уеду, а с ней что-нибудь случится?

– А что, если ты останешься и начнешь на нее обижаться? – парировал Джихун.

Сомин надулась, потому что в его словах была определенная логика.

– Поговори с ней, – сказал Джихун. – Не создавай поводов для сожалений.

– Ишь ты, раскомандовался, – подивилась Сомин. – Не могу сказать, что мне это нравится…

Джихун рассмеялся:

– Я люблю тебя, Ли Сомин.

– Я знаю, – откликнулась она.

– Ты должна была сказать это в ответ. – Джихун захлопал ресницами.

– Не хочу. Ты ведешь себя просто нелепо.

– И ты меня за это любишь, – подмигнул Джихун.

– Да. – Сомин вздохнула. – Наверное, я действительно люблю тебя.

67

Чуну уставился на упаковочные коробки. Они прибыли раньше грузчиков, которые должны были появиться только завтра. Может быть, стоит перенести встречу. Он хотел убедиться, что все его хрупкие вещи были подготовлены к транспортировке. Нет, он просто ищет повод задержаться. Он решил уйти, и он уйдет.

Чуну понимал, что причинит Сомин боль, но так будет лучше. Она не принадлежит к его миру. Он всегда знал это. Она могла умереть на той горе, потому что не смогла отпустить его, и он никогда бы себе этого не простил. Чуну любил ее и потому должен был ее отпустить. И, может быть, однажды она поймет, что это к лучшему. А может, не поймет никогда и будет ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. Может быть, и это к лучшему.

В прихожую вошла Миён и резко остановилась при виде коробок.

– Что это? – спросила она.

– Хочу собрать огромный картонный домик, – съязвил Чуну. – А на что похоже? Я переезжаю.

– Переезжаешь? – нахмурилась Миён. – Почему?

– Просто чувствую, что пришло время. Думаю, я пробыл здесь слишком долго. Но не волнуйся. Здание принадлежит мне. Можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь.

– О-о, – протянула Миён, понимающе кивнув. – Я поняла. Ты сбегаешь.

– Что? – сказал Чуну, застигнутый врасплох. И удивленный улыбкой, которая появилась на лице Миён. – Я не сбегаю, – возразил он. Но его сердце бешено колотилось, как будто его поймали за чем-то постыдным. – Я всегда таким был. Прихожу куда-нибудь, околачиваюсь, пока мне не станет скучно, и ухожу.

– Только на этот раз тебе не скучно. Ты напуган. – Миён пожала плечами и достала пару туфель из обувного шкафа.

– Разве тебе не нужно в школу? – Чуну нахмурился.

– Сегодня воскресенье, – напомнила Миён.

– Тогда разве ты не должна убивать все силы на сунын? Ты же теперь полностью человек, так веди себя соответственно.

– Ты просто не хочешь слышать от меня, что ты напуган.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – фыркнул Чуну. Но он не мог придумать, как убедить Миён в том, что она ошибалась. Она просто… ошибалась. Больше ему нечего было сказать.

– Я точно знаю, что ты делаешь, потому что первые восемнадцать лет жизни занималась тем же. Убегала от проблем. Или ждала, пока кто-нибудь другой решит их за меня. Но ты забываешь, что однажды я буквально уехала из страны, а мои проблемы остались со мной. Не имеет значения, где ты находишься – твои проблемы все равно здесь. – Миён указала на свою голову.

– Я не… Я имею в виду, это просто не… От чего мне убегать?

– Судя по всему, ты бежишь от того, чего хочешь, потому что считаешь, что заслуживаешь иного.

Чуну нахмурился:

– В твоих словах нет никакого смысла.

Миён наклонилась вперед, так что ее лицо оказалось на одном уровне с лицом Чуну, и произнесла, чеканя каждое слово:

– У тебя есть чувства к людям, которые живут здесь, и ты убегаешь, потому что думаешь, что заслуживаешь одиночества.

– Что? – практически выкрикнул Чуну, отшатнувшись от нее. – Это просто смешно!

– Нет, не смешно. Тебе небезразлична судьба Чханвана. Ты не можешь этого отрицать.

Чуну пожал плечами:

– Может быть. Но он прекрасно справится и без меня.

– Конечно, – согласилась Миён. – Вероятно, все у него будет отлично.

Миён так легко признала, что Чханван в нем не нуждается, что Чуну чуть не обиделся. Но разве не этого он желал? Он хотел иметь возможность уйти, не чувствуя никакой вины.

– Но здесь остается не только Чханван, – продолжила Миён. – Ты говорил, что пытаешься помочь мне, потому что ты у меня в долгу. Кэсори [49].

Чуну поднял брови. Миён так редко ругалась.

– Моя судьба тебя тоже заботит, – сказала она. И это был не вопрос; она казалась такой уверенной в себе. – И должна признать, хоть и нехотя: мне ты тоже, пожалуй, небезразличен. По крайней мере, я рада, что ты не умер, а это уже прогресс.

Чуну фыркнул. У него сдавило горло, и он глухо кашлянул, чтобы прочистить его, но, похоже, это не помогло.

– А еще ты заботишься о Ли Сомин. Ты заботишься о ней больше, чем о самом себе, – проговорила она. – Разве нет?

Чуну криво улыбнулся:

– У тебя в голове явно что-то помутилось, раз ты думаешь, что меня кто-то заботит больше, чем я сам. В этом мире я никого