Рыбья кровь - Евгений Таганов

Присутствующие вожаки выжидательно молчали.

– И как ты собираешься брать Перегуд? – спросил Дарник.

– Помнишь, как мы ударили с тобой на коней арсов? Сейчас я точно так же ударю на их ладьи, и они выйдут из крепости их защищать – тут мы их из камнеметов и положим. В рукопашную точно вступать не буду.

Точно так собирался действовать и Дарник. Не согласиться значило проявить ревность к чужой победе. Будучи воеводой, Рыбья Кровь не уступил бы, но в звании князя… почему бы и нет? Только польза будет, если станут говорить, что даже его воеводы побеждают играючи там, где не по силам короякскому князю.

– Вы согласны? – обратился Дарник к вожакам.

Те закивали головами.

– А что скажут воины?

– Воинам нужна победа, и не столь важно, кто их к ней приведет, – сказал самый пожилой из вожаков.

Дарник нахмурился – ответ ему не понравился. Ну что ж, раз вам все равно, с кем побеждать, – будь по-вашему, решил он и объявил о своем отъезде. С собой взял лишь малую дружину, три камнемета и восемь саней.

3

Несмотря на ранний час, многие воины вышли проводить князя. На их лицах прочитывалась легкая зависть, каждый мечтал когда-нибудь точно так же с личной ватагой, в богатой одежде и с подарками побывать в родном селище.

– Сохрани хоть пару их ладей, – попросил Рыбья Кровь Жураня.

– Все шесть будут тебя ждать как новенькие, – уверенно отвечал сотский.

И снова нехорошее предчувствие скребануло молодого князя по сердцу. Но все его помыслы уже были там, в Бежети.

Проскочив в темноте Перегуд по реке, княжеская дружина с первыми лучами солнца свернула на Каменку, правый приток Танаиса, и устремилась на запад. Дарник с трудом узнавал места, по которым плыл на ладье летней порой. На булгарской карте Каменка была помечена как маленький прямой приток, и князь отмечал на ней все изгибы и селища.

Двигались столь стремительно, что редкие местные обитатели, вышедшие на подледный лов или в лес за дровами, не всегда могли спрятаться. Такая встреча часто служила поводом к небольшой остановке. Пока воины разминались или перекусывали, Дарник разговаривал с захваченными врасплох смердами. Называл свое имя, говорил, что через несколько дней поедет той же дорогой назад, и приглашал местных молодцов к себе в войско. Завершал разговор выдачей по одному медному милиарисию каждому жителю, дабы они лучше запомнили его.

На третий день встретился небольшой санный обоз из Хлына, направлявшийся в сторону Перегуда. Никто из хлыновцев своего давнего обидчика не признал, и Дарнику остро захотелось взглянуть еще раз на обиженное им городище. Для этого пришлось сделать порядочный крюк.

– Помнишь? – спросил князь у Селезня, указывая на прибрежную поляну, где произошла схватка с конными мстителями.

Селезень недоуменно пожал плечами. Но место резни пьяных хлыновцев узнал раньше Дарника и сильно забеспокоился:

– Ты хочешь снова наказать их?

– Как получится, – неопределенно отвечал ему Рыбья Кровь.

Наконец показалось и само городище. Новые тесовые крыши возвышались над дубовым тыном. При приближении незнакомых верховых в Хлыне ударили в железное било и быстро закрыли въездные ворота.

Дарник с дружиной остановились на другом конце неширокого луга, развели костры и устроились на дневной отдых. Арсы с любопытством смотрели на городище, которое полтора года назад едва не захватил их князь всего с десятком бойников, и не прочь были сейчас довершить его неоконченное дело. А Дарник еще и сам не знал, чего именно ему хочется.

– Передай им, что липовский князь наслышан о красоте хлыновских женщин и хочет одарить их подарками, – сказал он Селезню. – Пускай придут и получат.

Дружинники ухмылялись, слыша это. Из городища долго никто не откликался. Дарник уже думал, что ничего не получится, когда ворота чуть приоткрылись и наружу вышли две девочки-подростка. Видимо, это были девочки-рабыни, которыми не страшно было пожертвовать. С застывшим ужасом в глазах приблизились они к стану дарникцев.

– Вы не только красивые, но и самые смелые, – подбодрил их Дарник и вручил одной серебряные серьги, а другой монисто из разноцветных камней.

Назад девочки бежали под хохот дружинников, не веря своему счастью. Следующая пара девушек была постарше и вполне годилась в наложницы любому из гридей. Они получили украшения чуть более скромные. Далее поток женщин уже не прерывался, едва очередные чуть отходили от саней Дарника, как навстречу им шла новая группа хлыновок.

Рыбья Кровь уже и не рад был, что затеял все это. Женские украшения он приготовил для Бежети. Как бы он ни относился к своему селищу, все бежецкие женщины являлись его прямыми родственницами и из-за одного этого заслуживали княжеских даров. Теперь хлыновки выходили уже со своими ответными гостинцами, несли мед, пряники и калачи, вышитые рукавицы, полотенца, шерстяные полости, меховые безрукавки. Среди последних вышла жена старосты, которая пригласила князя с его вожаками на пир в городище. Дарник ответил, что очень спешит, но на обратном пути через десять дней непременно отобедает у них.

Отдохнувшая дружина поскакала назад, к Каменке, оставляя за собой взбудораженное встречей городище.

– Это так ты решил им свою виру заплатить, – предположил Селезень. – Взяли – значит, никаких больше требований к тебе не будет.

А ведь так оно и есть, подумал про себя Дарник.

По мере приближения к родным местам его тревога нарастала. В Липове он никогда особого беспокойства не испытывал: мол, коль скоро с ним ничего плохого не происходит, то и с Маланкой и Бежетью ничего не может случиться. Слишком велико сейчас было его торжество, и не хотелось, чтобы что-то непредвиденное могло его умалить.

Русло речушки постепенно сузилось до ширины в один олений прыжок. Вот уже и знакомая засека, перегораживающая этот олений прыжок. Когда отряд с трудом продрался сквозь засеку и прошел лесом с четверть версты, глазам открылось покинутое людьми селище. Вернее, почти покинутое, потому что возле одной из землянок, принадлежавшей раньше старосте, курился легкий дымок и взахлеб лаял худой песик. Все пространство возле землянки было истоптано медвежьими следами.

Навстречу князю из землянки вышел Тимолай. Он долго не узнавал Дарника, даже когда тот перешел на ромейский язык. Остальные каменцы, по его словам, перенесли свое селище в другое место, здесь стало слишком беспокойно из-за появления многочисленных чужаков. Куда именно, он точно не ведает. Иногда каменецкие женщины его здесь навещают, привозят в обмен на ткани и украшения еду, но к себе не зовут – скрывают свое новое место. Про Бежеть он ничего не знает. Медвежьи следы у землянки – это потому, что уже четвертую ночь сюда приходит медведь-шатун, и отгоняет его Тимолай громким пением молитв.

Разговаривая со своим бывшим наставником, Дарник был удивлен и удручен тем, что им не находится о чем говорить. Ромей безразлично смотрел на хорошо одетых арсов и, казалось, не понимал, что все это может значить, а Дарник стеснялся напрямую сказать, что он стал князем и что это его собственная дружина.

Одарив Тимолая бронзовым подсвечником, двумя десятками восковых свечей, рулоном шелка и тремя ромейскими свитками, оставив ему в землянке запас еды и трех арсов, чтобы они покончили с медведем, Дарник с дружиной поспешно двинулся к своему селищу, уже почти уверенный, что встретит там не меньшее разорение.

Его опасение подтвердилось – землянка на Большом Камне стояла брошенной, правда, дверь была завалена камнями и толстыми сучьями, оставляя надежду, что Маланка сама покинула свое жилище. Теперь предстояло испытать последний удар в Бежети. Ее засека сохранила свой прежний неприступный вид, и даже по руслу ручья с санями пришлось буквально прорубать себе путь топорами и мечами. Поднятый дружинниками шум не остался незамеченным: среди деревьев мелькнули фигуры трех или четырех подростков. Когда отряд приблизился к селищу, за плетнем стояли уже все мужчины – с рогатинами, топорами и охотничьими луками. Смуги Лысого среди них не было, зато была шептуха Верба, она еще издали узнала Дарника и первой выбежала из-за плетня ему навстречу.

Дарник, забыв про княжеское достоинство, живо соскочил с коня и крепко обнял свою вторую мать.

– Дождались, дождались. Я так и знала. Сегодня сон видела про тебя, – горячо говорила Верба.

Осмелев, к Дарнику вышел Смуга Младший с двумя старшими сыновьями. Они остановились в ожидании, не зная, как именно надо приветствовать столь сильно преобразившегося Маланкиного сына. Дарник скользнул по ним узнавающим взглядом и чуть кивнул, как бы позволяя им стоять рядом с собой.

– Где?.. – начал было он и не смог найти нужного слова.

– Идем, идем. Она еще жива. – Верба схватила его за руку, но тут же, смутившись, отпустила.

Дарник в сопровождении десятка арсов пошел вслед за ней, мимоходом узнавая двоюродных братьев и каменецких невесток, которые во все глаза смотрели на него. С остальными арсами остался Смуга с сыновьями, всячески им угождая.