Квартира 302 - Георгий Старков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10
– Дверь! Генри, скорее!
– Иду!
Темнота была почти полной; сходу Генри не смог ничего разобрать, лишь через три-четыре секунды перед глазами начала вырисовываться обстановка подполья. Первое, что он понял – комната была совсем маленькой, максимум пятнадцать на пятнадцать футов. Вдоль одной из стен тянулась узкая лестница, по которой они спустились. Айлин стояла у противоположной стены, возле неприметной двери со знаком, и нетерпеливо оглядывалась на него.
– Сюда…
Наверху затрещали доски, разваливающиеся в щепки; Джаспер шёл за ними. В том, что это бедняга-заика, Генри не сомневался ни на миг. Ступеньки лестницы окрасились оранжевыми бликами. Гейн был близко, но катастрофически опаздывал.
Айлин приложила руку к двери. Дверь, как обычно, отворилась, не издав ни единого скрипа, словно её каждый день открывали по меньшей мере раз десять. Она знала, что это не так. Сделала шаг в проём, дышащий морозом (ещё холоднее, чем раньше), но обернулась. Увиденное вызвало в ней неприятное жжение: Генри застыл у подножия лестницы, уставившись на стену комнаты, где красовался тот же знак, что и на двери. Только он был больше раз в пять и выполнен не серым цветом, как на двери, а красным. И не светился алым огнём.
Под знаком был алтарь. Она это поняла, и, наверное, Генри тоже понял. Обсидиановые кубки угольного оттенка; свечи, вставленные в большие канделябры, но не зажжённые; стопка книг, сливающихся в темноте в большую кучу. Айлин не очень хорошо представляла, с какого бока нужно такое местечко в детском приюте.
Генри продолжал смотреть на алтарь, позабыв обо всём. Горящий человек уже появился на лестнице; теперь от Генри его разделяло пять-шесть шагов, не более. Айлин ощутила волну чёрного отчаяния. Что случилось? Почему он стоит? Они были так близки от того, чтобы вырваться отсюда, стать ещё на шаг ближе к загадочному месту, которое находится на самом дне… почему так нечестно?
– Генри!
Он вздрогнул, посмотрел на неё. Слава Богу. Сейчас он побежит к ней… не может не побежать. Ещё есть время…
Но вместо этого Генри двинулся к алтарю. На лестнице Джаспер (или то, чем он стал по воле владельца этого извращённого мира) задел сухую стену подполья, не рассчитав скорость. Стена тотчас почернела, но не возгорелась. Джаспер продолжил свой полёт; руки вытянуты вперёд, голова запрокинута вверх, словно в приступе эпилепсии. Он издавал странные горловые звуки, похожие на непрерывный короткий кашель. Возможно, это было единственное, что могло извлечься из горящего горла.
Айлин с ужасом ждала, что Генри встанет перед алтарём на колени и склонит голову, как давеча делали прилежные воспитанники приюта. Вместо этого Таунсенд торопливо взял с алтаря книгу в истрепанном переплёте, которая лежала в стороне от основной кучки, раскрытая на середине. Сделав это, он наконец побежал к двери. На всех парах, иначе не могло быть – полыхающий призрак уже дышал в затылок. Генри слышал сиплое дыхание, вырывающееся языками пламени; более того, как и в случае с Синтией, вблизи от него у него начинала раскалываться голова от чужих мыслей, грубо врывающихся в мозг.
Сердце! – кричал Джаспер. – Я понял, что это за запах! Сердце! Остановись, Генри!
Таунсенд понятия не имел, о чём он, но ничего хорошего в намерениях Джаспера не было. Он прибавил прыти, удивляясь, насколько способны растянуться маленькие расстояния, когда за тобой кто-то гонится. Так или иначе, он добежал до двери. Айлин проворно юркнула в проём перед ним. В следующую секунду Генри тоже оставил алый круг «Нимба» за своей спиной. Дверь стала закрываться – слишком медленно, по его разумению. Но по безнадёжному вою Джаспера в голове он понял, что и эта партия осталась за ними.
Глава 4
Возрождённая Мать1
Где живут призраки?
Вы скажете – в древних чёрных замках на вершинах скалистых гор, где никто не живёт, и стены давно обрушились под гнетом времени. Или – на дне болотной топи в гуще леса, которая бьёт в нос ядовитыми испарениями. И будете правы. В подлунном мире много призраков; у каждого своё место вечного заточения. Но каждый, кто взглянул одним глазком на зыбкую спиральную лестницу, вьющуюся широкими витками, понял бы: это место достойно носить звание обиталища духов. Злых духов.
Круглая конструкция, похожая на каркас немыслимой башни, незаметно кренится в сторону, но в сумраке, который царит здесь, этого не увидеть. Даже если было бы светло, то разъедающий кожу туман не дал бы ничего увидеть. Туман и полутьма многое прячут за собой: багровые струи крови на ступеньках, словно здесь кому-то перерезали горло; клетки со склизлым, шевелящихся содержимым, которые выступают из стальных планок; висящие над бездной человеческие тела с переломанной шеей. На этот раз повешенных не один и не два, а целый ансамбль. Среди них встречаются новорождённые дети, скрючившиеся в позе, в которой родились. Туман милосердно скрывает их… но он не может помешать звукам, которые доносятся из-за бледной пелены. По большей части это бормочущий шёпот, как молитва примерного прихожанина в церкви. Но иногда (и «иногда» становится всё чаще по мере того, как спускаешься вниз) сквозь морозный воздух прорываются крики. Душераздирающие крики боли, от которых стынет кровь. Но крови и без того холодно: температура в этом страшном месте едва ли выше тридцати градусов.
Пробиваясь через ватные струпья тумана, по лестнице идут два человека. Мужчина и женщина. Он держит её за руку; ничего не говоря, они сосредоточенно вышагивают вперёд, стараясь не поскользнуться на обледеневших ступеньках. Они устали; глаза потухли, и в зрачках только одна мечта: поскорее добраться до двери, которая выведет их отсюда. А ещё им страшно. Мужчина старается не подать виду – когда очередные вопли сотрясают конструкцию, он только плотнее сжимает губы. Девушка в изорванном вечернем платье реагирует на крики живее, пугливо озираясь по сторонам и шевеля губами. Они идут… Ещё один круг из неисчерпаемого множества.
Секунда, минута, час. Никто не знает, как здесь течёт время; но всё когда-то кончается, и они достигают нижней площадки. Понимают это, когда вместо ступенек под ногами появляется гладкая поверхность. Мужчина что-то говорит девушке: что-то необязательное, но несомненно ободряющее. Она улыбается в ответ, но на самом деле ей далеко до веселья. Её гнетут плохие предчувствия. Переживания эти только для неё, нужно держать их внутри… но, Боже мой, думает она, как это страшно.
Она подходит к бетонной стене и на мгновение замирает перед тем, как поднести к ней ладонь. Нет, больно не будет, никогда не бывало… но она чувствует, что с каждым разом с нею что-то происходит. Необычное гудение, которое раньше жило только в покалеченной руке, медленно перебирается на ключицу и шею. Она боялась, что это заражение крови, но цвет кожи не меняется, да и ощущения не похожи на гангрену. И вот сейчас, когда девушка стоит перед стеной, на неё находит безотчётное понимание: что бы с ней ни происходило, это из-за того, что она касается проклятого знака. Но она должна это сделать, и она делает это. Прикладывает руку на холодную гладь. На стене тотчас вспыхивает алый цветок. Взгляд девушки туманится; мужчина в бессильной ярости сцепляет зубы, видя, как цифры на её спине полыхают тёмно-красным огнём. Он ничего не может сделать. Никогда не мог.