Меч Тристана - Ант Скаландис

Конечно, можно было продинамить его, послать куда подальше, припомнив все его московское душегубство, весь вред, нанесенный, так сказать, молодой российской демократии. Или — совсем по-другому, изобразив оскорбленную невинность, прикинувшись верной до гроба Тристану и королю Марку. (Да, да, именно, бывает и такая верность!) А вот про лесбийские игры она ему, кажется, ничего не рассказывала, так что насчет верности Бригитте и Марте можно было помалкивать. Однако продинамить кавказца, пришедшего на тайное свидание с вином, гостинцами, цветами и даже с ананасом, — дело по меньшей мере рискованное, а к тому же Изольда настроена была мирно, доброжелательно и — более того — игриво. Ей захотелось вдруг сделаться пьяной, она так прямо и сказала. Зига оживился и активно подливал ей чудесного сладкого вина. Не забывал он и про себя, тоже веселел с каждою минутой. И наконец разошелся так, что начал опять рассказывать о своих грандиозных захватнических планах. Совершенно безумную, но тщательно продуманную геополитическую концепцию он излагал увлеченно, в мельчайших подробностях, с жаром, однако Изольда в своей веселости уже перешла некую грань и была не способна слушать все это всерьез, ей стало по большому счету наплевать, Аттила перед ней, Александр Македонский или просто Абдулла Конопатый. Перед ней сидел мужчина, который хотел ее, и в сущности она уже хотела его. Все получалось складненько, строго по сценарию, написанному Зигой, классическому сценарию, заготовленному вместо тезисов.

И он взял ее, взял грубо, как невоспитанный деревенский увалень, то ли действительно не обучен был тонкостям секса, то ли манера у них, у бандитов, такая, считают, что женщинам грубость нравиться должна.

Изольде не то чтобы понравилось, но было любопытно. Такого мужчину она еще ни разу к себе не подпускала. Что ж, наверное, все в жизни следует попробовать. Но вообще-то — невкусно. И она твердо решила: больше с этим — никогда. И вообще с ему подобными — никогда.

Как же неверны оказались на деле все эти теоретические выкладки! Стирание противоречий между филологом и бандитом под тяжестью веков! Ну прямо стирание граней между городом и деревней, между умственным и физическим трудом. Чушь собачья! Хам, он и есть хам в любой стране, в любое время, при любом режиме. Не стал ей Зига родным, понятным и близким. Иллюзия это все, смешная и глупая иллюзия.

Король Марк при всех его недостатках и естественной дремучести — настоящий мужчина, благородный и воспитанный. С ним проще, с ним легче, с ним приятнее. А бандит остается бандитом. Берегись, Изольда! Дело не в эпохе. Дело в психологии. И в воспитании. Здесь тоже есть приличные люди, вспомни хотя бы Будинаса из Литана. Вот и делай ставку на таких, как он. На Ланселота Озерного, на Периниса в конце концов — и то лучше, — а этого… Берегись, Маша!

Они еще не успели кончить, когда легкий на помине Перинис ворвался в избушку лесника с криком:

— Изольда, скорее, Марк вернулся!

Собственно, Маша кончать и не собиралась, сразу поняла, что с таким партнером у нее ничего не получится, как ни старайся. А Зига, злобно огрызнувшись в сторону так беспардонно вломившегося слуги, ускорил свои движения до судорожного темпа и, конечно же, получил что хотел. Ведь он всегда добивался цели, даже если ему активно мешали. Потом слез с Изольды, сел рядом на постели и, тяжело дыша, попросил, невольно цитируя какой-то старый-старый, по детству памятный мультфильм:

— Позволь, я отрублю ему голову.

— Не надо, — спокойно возразила Изольда. — Это мой самый верный, самый исполнительный слуга. Он был со мною еще в Ирландии, и без него мне будет трудно жить в Тинтайоле. Перинис поступил абсолютно верно. Его не за что наказывать.

— Ну и нравы! — пробурчал Зига. — Черт бы их всех побрал, этих ваших англичан!

— Здесь еще нет англичан. А Перинис — вообще итальянец, — сочла нужным сообщить Изольда.

— Ну и какая разница?! Все они тут дикие, как папуасы.

Зига улыбнулся собственной остроте и, кажется, наконец подобрел. Он смотрел на лежащую перед ним обнаженную женщину совершенно неземной красоты и был по-своему счастлив, оттого что всего минуту назад грубо мял мозолистыми ручищами это хрупкое тело. Оно принадлежало ему, пусть и очень недолго, но принадлежало. Будет о чем рассказать детям и внукам, будет чем похвастаться перед тысячами и тысячами своих подданных. Он одержал очередную победу, а то, что концовку смазали — так для разнообразия даже и неплохо. Немного перчику иногда не помешает, ведь, если честно признаться, появление Периниса лишь обострило его ощущения.

— Ладно, девушка Маша, давай собираться.

Но Зига, задумавшись с блаженной улыбкой на лице, явно опоздал со своим предложением. Маша раньше него начала одеваться. Повод-то был действительно серьезный. Следовало поспешить.

Предусмотрительный Перинис пригнал им двух лошадей, а в дороге была отработана нелепейшая, на взгляд ушлого Зиги, легенда о нападении на королеву коварных лесных разбойников. Красивее всех в этой истории выглядел Перинис, потому что он один одолел в итоге семерых укравших королеву злодеев. Жилин никак в рассказе не фигурировал. Про него королю Марку знать не полагалось. Но даже Изольде показалось уж слишком наивным и неправдоподобным скороспелое вранье Периниса, поэтому она позволила себе поинтересоваться, каким же образом и где ее украли, а также подумал ли слуга, почему королева вне пределов замка была одна, в частности без него. Итальянец только рукой махнул, мол, кто о таких мелочах думает. И оказался прав, что характерно.

Король Марк ни минуты не сомневался в честности Изольды и Периниса, он с легкостью проглотил эту сладенькую сказочку, а к тому же пребывал в отличном настроении, и соскучился без любимой жены, и обрадовался ей очень. Рассказывал все больше о своих делах, а ее почти ни о чем не расспрашивал.

И только уже совсем перед сном вдруг поинтересовался:

— А что, милая, не Тристан ли вновь объявился в наших краях?

— Что вы, дорогой мой король, о нем уж и забыли все. Нет, нет, я ничего о нем не слыхала в последнее время.

— Жаль, что о нем забыли, — странно отреагировал король. — Жаль. Я бы хотел вновь увидеть моего племянника. А собачку-то волшебную разве не он тебе прислал?

— Не слушайте, мой король, что люди говорят, — спокойно ответила Изольда. — Кто-то здесь, в Тинтайоле, по-прежнему не любит меня. А собачку волшебную с колокольцем прислала мне мать, королева Ирландии Айсидора, через одного шведского купца. Мама всегда любила подобные штучки. Я же рассказывала вам, дорогой мой господин.

— Да, да, — как бы вспомнил Марк. — А все же жаль, что там был не Тристан.

Вот такую странную фразу произнес король под конец этого разговора.

Где «там»? Почему жаль? О чем он? Но Изольда почла за лучшее не продолжать разговора. Только подумала вдруг: «А что, если Марк гораздо умнее, чем я привыкла о нем думать?»

И они, усталые оба, велели загасить свет, чтобы можно было спать спокойным и крепким сном.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,

в которой добрый волшебник Мырддин приходит ко многим из героев нашего повествования и в лучших традициях своей довольно странной доброты объясняет им всем, кому, когда и как следует умирать, однако на подобные речи каждый реагирует по-своему

И вновь добрый волшебник Мырддин прибыл ко двору Марка в Тинтайоль в своем замшелом обличье, узнаваемом и привычном для всех королей Логрии. Плащ его на этот раз был еще более драным и по-осеннему грязным, ненатуральная борода, путавшаяся едва ли не в ногах, всклокочена сверх всякой меры, а посох весь покрылся мхом, будто еще вчера торчал где-нибудь на болоте в виде гнилого деревца, и было страшно подумать, что произойдет, тресни старик чуть посильнее своей палкой о каменные плиты. Неимпозантная могла бы получиться сцена. Так он — чай не дурак! — и не собирался посохом по полу долбить почем зря. Просто прошел в покои короля и часа три беседовал с ним о чем-то.

Все поголовно хронисты и поэты, включая литературоведов последнего времени, о содержании этой беседы короля Корнуолла с любимым добрым волшебником жителей Логрии умалчивают, как будто сговорились. Не будем и мы нарушать сложившуюся в веках традицию. Заметим лишь, что тремя днями раньше Мырддин провел историческую беседу в Камелоте с королем Артуром, по ходу которой напоминал о скорой и неминуемой гибели всего королевства. Из пламенной речи старика получалось так, что уж и вариантов-то никаких не осталось. Другой бы на месте Артура возмутился, затрепыхался, задергался, начал бы клянчить хоть какую-никакую отсрочку. Но не было в мире более достойного короля, чем легендарный вождь логров. Лишь голову склонил он в знак полного понимания слов Мырддина. Уж если в свое время не убоялся даже слоноподобного африканского рыцаря Органона, не позволил тому отстричь свою роскошную, истинно королевскую бороду для так и не сшитого супостату богомерзкого плаща, а вышел на поединок и победил урода, наводившего ужас на многие страны, значит, и теперь не убоится король Артур никого и ничего, в том числе и самой смерти.