Волшебники - Лев Гроссман

Ричард взял с собой несколько десятков золотых цилиндриков в надежде, что они послужат им как межмировая валюта. Трактирщик взвесил один на ладони и выдал сдачу — четыре погнутые монеты с изображением разных лиц и животных. Две имели девизы на равнонечитаемых языках, третья представляла собой мексиканский песо 1936 года, четвертая — пластмассовую фишку настольной игры под названием «Извини». Пиво бармен налил в оловянные кружки.

Джош подозрительно, как третьеклассник, принюхивался к своей.

— Да пей ты! — прошипел Квентин — прямо сил нет с этими недоумками. — Будем, — сказал он, поднял собственную кружку и выпил. Напиток — горький, насыщенный алкоголем и углекислым газом, словом, пиво как пиво — наполнил его свежей уверенностью в себе. Он сильно напугался сегодня, но теперь благодаря тому же испугу в сочетании с пивом мыслил особенно четко. За столом с ним сидели Джош, Ричард и Анаис; от Элис, Дженет и Пенни ему удалось отмежеваться, и они поместились рядом. Четверо товарищей, прошедшие с утра такой долгий путь, многозначительно переглядывались над пенными кружками.

— А медведь-то вроде не чучело, настоящий, — прошептал Джош.

— Давайте выставим ему пиво, — предложил Квентин.

— Он, кажется, спит. Да и страшно все-таки.

— Пиво поможет завязать отношения. — Квентин был настроен по-боевому. — Может, это и есть следующий ключ. Если он говорящий, то мы с ним поговорим.

— О чем это?

Квентин пожал плечами и снова хлебнул из кружки.

— Надо же понять, что тут вокруг творится — для этого мы, в конце концов, сюда и пришли.

Ричард и Анаис так и не притронулись к пиву, и следующий глоток он сделал исключительно им назло.

— Нужно соблюдать безопасность, — ответил Ричард. — Это всего лишь разведка, поэтому контакты следует ограничить.

— Ладно тебе. Мы в Филлори, а ты ни с кем говорить не хочешь?

— Разумеется, нет. — Одна мысль об этом вызвала у Ричарда шок. — Разве тебе мало того, что мы уже вступили в контакт с иной формой существования?

— Маловато вообще-то. Хотелось бы знать, например, зачем гигантский богомол пытался меня убить.

Филлори пока еще не сделало ничего, чтобы обеспечить ему личное счастье — будь он проклят, если уйдет, не получив ожидаемого. Оно где-то здесь, надо только пройти чуть дальше, и он не позволит Ричарду ставить себе палки в колеса. Он из кожи вон вылезет, лишь бы покончить со своей малоуспешной земной биографией и начать филлорийскую, куда более славную. Для драки сгодится любой предлог, а подраться ему очень хочется.

— Бармен! — сказал Квентин громче, чем надо. Своей реплике он придал интонации Дикого Запада, чувствуя, что так будет правильно. — Еще кружку для моего друга в углу! — И большим пальцем указал на медведя.

Элиот, Элис, Дженет и Пенни, как по команде, обернулись к нему. Бармен ограничился усталым кивком.

Медведь, как выяснилось, пил только персиковый шнапс, притом маленькими стопочками. Много же тебе их понадобится при такой туше, подумал Квентин. После двух-трех порций медведь, вонзив когти в многострадальную обшивку, перетащил кресло к их столу.

Его имя, Тишок, говорило о кротком нраве. Он объяснил на ультра-низких тонах, что относится к бурым медведям, которые крупнее черных, но гораздо мельче, чем гризли, хотя гризли — тоже один из подвидов бурых. Гризли бывают вдвое больше его, неоднократно повторил Тишок.

— Это не так уж важно, кто больше. — Квентин, сам не зная, зачем ему нужен этот медведь, усердно налаживал отношения. Он уже допил свое пиво и взялся за кружку Ричарда. — Главное — быть хорошим медведем.

— Да-да, — закивал Тишок. — Я хороший медведь. Я совсем не хотел сказать, что я плох. Я уважаю чужие территории. — Хлопнув лапой об стол, он придвинул морду к самому лицу Квентина. — Я. Очень. Хороший. Медведь.

Все остальные молчали или говорили между собой, притворяясь, что диалог Квентина с волшебным медведем их нисколько не удивляет. Ричард поменялся местами с бесстрашной Дженет, Джош и Анаис жались друг к другу — но если Тишок и замечал что-нибудь, его это как будто не задевало.

Квентин сознавал, что группа по его милости чувствует себя некомфортно, но плевал и на их комфорт, и на предостерегающие взгляды Элиота. Он боялся стоять на месте — вперед, только вперед. Это была его пьеса, и он твердо вознамерился доиграть ее до конца. Пусть себе сматываются в свой Город, если хотят.

Ему тоже нелегко приходилось. Кругозор Тишка был чрезвычайно узок, зато в этой узкой области он проявлял глубочайшие знания. Квентину смутно помнилось, как хорошо он сам, будучи гусем, разбирался в воздушных течениях и оттенках воды — все птицы и звери, наверно, зануды жутчайшие, каждый по-своему. Тишок, как впадающее в спячку животное, был неплохим спелеологом и тончайшим гастрономом по части меда. Квентин быстро вошел в круг его тем и старался поскорей сменить разговор, когда собеседник упоминал о каштанах.

— Значит, так, — сказал он, прерывая дискуссию о том, как добры серые пчелы (Apis mellifera carnica) по сравнению с более возбудимыми немецкими (Apis mellifera mellifera). — Давай внесем ясность: это ведь Филлори, да?

Тишок совсем по-человечески наморщил мохнатый лоб.

— Что ты сказал, Квентин?

— Это место называется Филлори?

Тишок задумчиво пошевелил невозможно милыми плюшевыми ушами.

— Я где-то слышал это название. — Он, как ученик у доски, прикидывал, как ответить, чтобы не ошибиться.

— Но мы-то сейчас в Филлори?

— Да… раньше вроде так называлось.

— А теперь как? — не отставал Квентин.

— Погоди-ка. — Медведь приподнял лапу, и Квентину стало искренне его жаль: этот большой меховой идиот в самом деле пытался думать. — Ну да, Филлори. Или Лория?

— Не может быть, — высунулся из-за перегородки Пенни. — Лория — чужая страна за восточными горами. Плохая страна. Должен же ты знать, где живешь.

— Филлори не здесь вроде бы, — сомневался Тишок.

— Но это определенно не Лория, — настаивал Пенни.

— Кто тут говорящий медведь, ты, что ли? — вспылил Квентин. — Вот и заткнись.

Солнце село, и в баре прибавилось посетителей. Три бобра хлебали из общей миски в компании толстого, зеленого, чем-то встревоженного сверчка. Одинокий белый козел в углу лакал из мелкой чаши белое, похоже, вино. Застенчивый блондин, мохнатый ниже пояса, с рожками и в круглых очках, притулился у стойки. Все в целом походило на ожившую картину Шагала. На человека с козьими, выгнутыми назад ногами смотреть было неудобно, как на калеку.

Молчаливое семейство разом поднялось и направилось к выходу. Деревни поблизости Квентин не видел — им, вероятно, предстоял долгий путь. Он вообразил, как они тащатся при луне по проселку: сначала старик несет девочку на плечах, потом она задремывает, приходится взять ее на руки, и она пускает слюни ему на лацкан. В присутствии этих угрюмцев Квентину было не по себе — он чувствовал себя нахальным туристом, которого никто не звал в их страну. Реальную, заметим, страну, не сказочную. Может, догнать их? Кто знает, какие тайны они уносят с собой. Женщина отворила дверь, и Квентин заметил, что у нее недостает правой руки ниже локтя.