Умеющая слушать - Туве Марика Янссон

оно и есть. Послушайте-ка меня, миленькая. Мы просто хотим, чтоб вам было хорошо. Отчего воет собака?

Анна резко отодвинула кофейную чашку.

– Простите, собственно, я не люблю кофе, раньше любила, то есть думала, что люблю… Не знаю. Не знаю, отчего она воет. И не хочу об этом говорить.

– Фрёкен Анна, лодка – ваш подарок?

– Нет, ее подарила Катри.

– Значит, Катри. Давненько, поди, в чулок откладывала.

– А если и так? – упрямо воскликнула Анна. – Катри долго, очень долго копила, и у нее все записано в тетрадке!

Гостья медленно кивнула.

– Н-да, – вздохнула она, – не у всякого голова на плечах есть, не у всякого.

Анна с прежней запальчивостью продолжала:

– Катри честная! Единственная, на кого можно положиться!

– Что ж вы так волнуетесь? Все мы знаем, что Катри Клинг девушка способная, старательная. Фрёкен Эмелин, миленькая…

Анна опять перебила:

– Не говорите мне «миленькая»… Погодите. Погодите минутку, это так, пустяки… – Она помолчала и добавила: – Всему виной возраст, оттого и глаза слезятся… Ну и весенний свет. Еще кофе?

– Нет, благодарю.

Хозяйка Нюгорда спокойно ждала, сложив руки на коленях. В конце концов Анна, собравшись с мыслями, рассказала о том, что уже давно ее тяготило: ведь она начала плохо отзываться о людях.

– Раньше со мной такого не бывало, поверьте, правда-правда. Даже маме моей люди говорили: «Чудная у вас дочка, слова дурного ни о ком не скажет». Я помню, точно помню. Но почему? Я что, верила им? Или все дело в умении прощать?

– Н-да, – сказала Нюгордша. – Много воды утекло с тех пор, и стоит ли ворошить прошлое?

– Но вы-то верите людям, да?

– Верю, конечно. Почему бы не верить? Хоть и сам видишь, как они себя ведут, и слухи доходят, да только это их печаль. Не верить, что они говорят, как думают, – еще горше и тяжелее.

– Смеркается, – сказала Анна. – Не смею вас задерживать.

– Мне спешить некуда, – отозвалась хозяйка Нюгорда, – прошло то времечко. Но в общем, наверное, пора идти. Иногда стоит и прикусить язык, чтоб не наговорить лишнего.

В ту же ночь вой прекратился.

33

Близилась весна. Днем земля под деревьями от солнечного тепла курилась паром, а ночи стояли студеные, исчерна-синие. Полная сверкания и блеска, дивная пора. Лодка была почти готова к спуску на воду, но в «Кролике» никто о ней даже не заикался. Прилетели гаги. Однажды ночью потянуло ветром с моря. Катри лежала и слушала, вспоминая весенние ночи детства и ранней юности – тогда она часто ходила на берег, ждала, когда вскроется море. А как настанет время прилететь первым чайкам, шла встречать их, и обычно тою же ночью они прилетали.

Да, это всегда случалось ночью. Я стояла, и мерзла, и слушала, и была совершенно одна, наедине с природой и ночью, и так же терпелива, как сейчас. И планы у меня были такие же большие, как сейчас, я думала покорить далекий мир, но моим планам недоставало опоры и ясной цели, в них было лишь только упорство. Теперь-то я знаю, чего хочу.

Катри не спалось. На рассвете она встала, оделась и вышла на улицу. Дул ровный крепкий ветер, было не холодно. Совсем скоро взойдет солнце, и всюду: на берегу, на льду, на небе трепетал одинаково спокойный прозрачный свет, в котором не было красок. Стоя на дальнем конце рыбачьей пристани, Катри смотрела, как темный лед поднимается и опускается вместе с волнами в медлительном, долгом колыхании, то вверх, то вниз.

Но больших трещин пока не видно. Лед еще упругий. А далеко впереди, наверное, открытая вода. Лодку скоро спустят на воду. Почему же он все молчит…

Катри пошла дальше, к Маячному мысу, на полдороге она заметила пса, который следовал за нею по краю леса, временами скрываясь за деревьями, а у самого маяка исчез. Катри поднялась по ступенькам к запертой двери, солнце било ей прямо в глаза. Возле берега море вскрылось, тонкие льдины шуршали и шептались, ударяясь о камни, громоздились одна на другую, ломались. Вода была темная-темная.

Наскок был совершен без единого звука, но Катри почувствовала ярость пса, охваченного жаждой убийства, и потому, отпрянув к стене маяка, заслонила руками лицо. Прыжок был великолепен, вполне под стать громадному зверю, которому никогда не доводилось выложиться в полную силу; на миг горячее дыхание пса обожгло ей горло, когти царапнули бетон, и массивная туша отлетела назад. Неподвижные, они смотрели друг на друга желтыми глазами. И вот пес прижал уши, опустил хвост. А затем рывком повернулся и помчался на восток, прочь от деревни.

Когда Катри возвратилась домой, Матс был на заднем дворе, укладывал в поленницу дрова.

– Что случилось? – спросил он, едва увидев сестру.

– Ничего.

– Кто порвал тебе шубу?

– Пес. Но он промахнулся, ничего мне не сделалось.

Матс шагнул к ней.

– Ты все твердишь: ничего да ничего. Что с собакой?

– Убежала куда-то.

– Плохо дело, теперь уж, верно, не вернется. Одичает. Пропадет. А ты знай твердишь: ничего не случилось.

– Ладно тебе, – сказала Катри. – Что я, по-твоему, должна сделать?

– Позаботиться о ней! – воскликнул Матс. – Позаботиться! Ведь собака – твоя. Люди-то боятся.

– Матс, – сказала Катри, – ты поёшь с