Освободители - Роберт Харви

За пять дней в Боливии убили двух президентов. Их место занял третий. Это не предвещало стране ничего хорошего. Ее репутации был нанесен колоссальный ущерб. В стране ощущалась политическая нестабильность. Со времени установления независимости ни один президент не удержался на своем посту даже года. В отношениях между Перу и Великой Колумбией возрастало напряжение. Оно усилилось, когда Боливар подтянул свои войска к границе, а де Ла Мар привел свою армию в боевую готовность.

В Новой Гранаде произошло особенно много мятежей. Они были не столь значительны, но Боливару уже трудно было с ними справляться. Целью «черной революции» генерала Падильи в Картахене было свержение Сантандера с президентского поста. Страшным ударом для Боливара стало восстание генерала Кордовы в Антиокии. Молодой герой Айякучо поднял мятежное знамя против Боливара и был убит британским легионером. Почти наверняка это произошло не по приказу Боливара. О’Лири подавил восстание в Антиокии. О Кордове он написал: «Его самомнение было безграничным, а знание жизни недостаточным… сражаясь, как лев, он упал и, суровый, гордый и нераскаявшийся, испустил дух».

Боливар не очень охотно занимался выгодным размещением финансов Великой Колумбии и делал все, что было в его силах, для оживления экономики страны.

Однако в то время экономическое положение государства мало интересовало элиту. 25 сентября 1828 года в Боготе в доме некоего Луиса Варгаса Техады собралось много людей. Среди них были командующий артиллерийским батальоном подполковник Карухо и двое штатских активистов — Аугустин Эрмет и Флорентино Гонсалес. Эрмет и Гонсалес были руководителями оппозиционного Боливару «комитета общественного спасения». Это собрание происходило с молчаливого согласия начальника штаба армии полковника Герры и самого Сантандера, который, правда, не принимал активного участия в заговоре. Он хотел, чтобы активные действия начались после его отъезда в Соединенные Штаты Америки.

Гонсалес писал об этом: «Необходимо, чтобы пролилась кровь. Без крови не обходится ни одно великое восстание народа против тиранов. Мне было нелегко принять это жесткое решение. Двадцать гражданских лиц и двадцать пять военных под командованием Карухо в полночь должны будут ворваться во дворец правительства и захватить Боливара живым или мертвым».

…Они убили двух сторожевых собак возле дворца, закололи стражу и прорвались во дворец, тяжело ранив личного телохранителя Боливара Ибарру. Молодой британский легионер Уильям Фергюссон, защищая спальню Боливара, погиб от ножа заговорщика.

Мануэлита Саэнс была в это время вместе с Освободителем в спальне. Она оставила воспоминания об этой ночи:

«Я услышала странные звуки. Это, должно быть, убивали стражу. Я разбудила Освободителя. Он сразу же схватил саблю и пистолет и бросился к запертой двери. Я удержала его и заставила одеться. Он быстро оделся и сказал: „Что ж, теперь я готов к бою!“ — и вновь попытался открыть дверь. Я опять остановила его. „Помнишь, как ты сказал Пепе Парису, что из этого окна можно легко выпрыгнуть?“ — напомнила ему я. Спальня находилась на первом этаже. „Ты права“, — кивнул он и подошел к окну. Мимо окна проходили какие-то люди, поэтому я посоветовала ему подождать. Когда люди исчезли, я подала ему сигнал. Дверь продолжали выламывать.

Я хотела задержать заговорщиков, чтобы Боливар успел скрыться. Когда я появилась перед заговорщиками, они тут же схватили меня. „Где Боливар?“ Я сказала, что он в зале заседаний. Это было первое, что пришло мне в голову. Они обыскали дальние комнаты. Войдя в спальню, обнаружили открытое окно и закричали: „Он бежал! Он скрылся!“

Я поспешила успокоить их: „Уверяю вас, джентльмены, он здесь, в зале заседаний“. „А почему открыто окно?“ — продолжали допрашивать меня ворвавшиеся в дом заговорщики. „Это я только что открыла его, чтобы узнать, в чем дело“, — пояснила я».

Один из заговорщиков предложил убить Мануэлиту, но остальные начали ее избивать. Они так сильно избили женщину, что она не могла встать с постели двенадцать дней. Боливар пробирался по темным улицам города в сопровождении верного слуги Хосе Паласио. Они спрятались под мостом Кармен, соединявшим берега реки Сан-Аугустин. Через два часа Паласио отправился на разведку. Затем вернулся и отвел Боливара в штаб полка, которым командовал верный ему командир Варгас. Порядок тем временем был восстановлен.

Захватив чью-то лошадь, Боливар вместе со своими солдатами отправился на площадь. Там его уже ждала Мануэлита. Едва встав на ноги, она тут же отправилась на его поиски. «Вы освободили Освободителя», — обращаясь к ней, Боливар повторил слова, когда-то сказанные им Бермудесу.

По дороге домой Боливар предотвратил казнь людей, которых обвиняли в покушении на его жизнь. Боливару сказали: «Эти люди хотели убить вас». Но Боливар возразил: «Они хотели убить не меня, а страну». Генерал Рафаэль Урданета, один из самых преданных командиров Боливара, настаивал на казни зачинщиков заговора. Но Боливар был за то, чтобы сохранить Сантандеру жизнь. Сантандер тем временем скрывался в доме Урданеты, спасаясь от гнева толпы, жаждавшей расправиться с заговорщиками. Его сослали во Францию. Он вернулся оттуда только в 1832 году — уже в качестве президента Колумбии. Боливар наконец-то избавился от своего недруга.

О’Лири написал горькую эпитафию по поводу завершения, как тогда казалось, политической карьеры Сантандера:

«Сантандер был одним из тех посредственных, но целеустремленных и безнравственных людей, которые, пользуясь политической неразберихой в стране, заняли руководящие посты… Лживый, неблагодарный, ничтожный и мстительный, он был настолько жесток, что лично присутствовал на казнях и наслаждался видом крови. Его душа была развращена. Для него не существовало ни ценностей, ни добродетелей. Он был бездарным солдатом. Враги презирали его, товарищи по оружию смеялись над ним. Он отличался усердием и обладал административным талантом. Он много времени проводил за работой и мог многое сделать для своей страны, но его пороки мешали ему. Он не оставил после себя ничего достойного».

Покушение на жизнь Боливара и попытка государственного переворота тяжело сказались на его здоровье. Боливар был не только подавлен морально, но и страдал физически. Четыре часа он вынужден был провести в реке и сильно простудился. Именно в эти дни Боливара посетил французский посол, который впоследствии вспоминал:

«Мы прибыли в его поместье. Нас встретила донья Мануэлита Саэнс. Она сказала, что Боливар очень болен, но она сообщит ему о нашем приезде. Через некоторое время вышел изможденный человек с худым желтым лицом. Он кутался в плащ, а из широких холщовых брюк торчали тонкие ноги. Мы поинтересовались состоянием его здоровья. В ответ он замахал костлявыми руками и сказал: „Ох, не законы природы довели меня до этого состояния, а тяжесть, что давит на сердце. Мои соотечественники не смогли зарезать меня ножом. Теперь они убивают меня морально неблагодарностью и клеветой. Когда я умру, эти демагоги разорвут друг друга на части. Все, что я создал нечеловеческими усилиями, будет погребено в пучине революции“».

Это было удивительно проницательное замечание. Попытка государственного переворота провалилась, но Боливар прекрасно понимал, что сидит на пороховой бочке. Обстоятельства складывались не в его пользу. Народ был на его стороне, но олигархия Новой Гранады — против. Знать была недовольна действиями венесуэльских военных, выполнявших приказы Боливара. Мечта Боливара — Великая Колумбия — рушилась.

Боливар начал применять репрессивные меры. Он запретил публичные собрания и обуздал враждебно настроенных журналистов. Но даже после этого политику Боливара вряд ли можно было назвать жестокой. Всякий, кто помнил правление испанцев, понимал это. Так действовал человек, чье здоровье и силы были подорваны. Так называемые репрессии Боливара были чем-то вроде трости старика, которой он грозит непослушным мальчикам. Будущее оказалось неподвластно ему. Он был уже не в силах повлиять на судьбу освобожденных им стран.

Только слава по-прежнему оставалась с ним, но и она не вечна. Южные территории разваливались с невероятной быстротой. Боливия и Перу были в руках врагов. Новая Гранада и Венесуэла пока оставались объединенными, но это была весьма непрочная конструкция.

Боливару стало известно, что перуанский лидер де Ла Мар приближается к границе с большой армией. Перуанцев поддержали войска Новой Гранады. Они восстали против диктатуры Боливара. Освободитель отчаянно пытался защитить то, что было им создано. Он вновь оседлал коня и отправился на юг. Боливар назначил живущего в уединении Сукре командующим своей армией в Кито. Де Ла Мар со своим восьмитысячным войском захватил Лоху и затем двинулся в направлении Куэнки.