Северянин (СИ) - "Nnik"

          — Тогда разве не должен ты защитить их от ошибки?

          — Я не пробовал вод Мимира, я сам могу ошибаться. Или… с чего мне знать, что истинное для меня, верно так же и для других? Почему я должен отвечать за них?

          — Но совсем недавно ты взял на себя ответ. Ты их спасал! Одним только упреждением про рожь, ты спас не одну дюжину людей!

          Норд сам придвинулся к Торвальду и положил голову викингу на плечо, вслушался в скорый стук сердца.

          — Лечить тела — одно. Лезть в души — спасибо, не хочу.

          Подняв руку, Торвальд положил ее на затылок Норда, стал медленно перебирать волосы.

          — Если начнется драка? Будешь просто смотреть? Сможешь ли?

          Норд пожал плечами и ничего не ответил. Он и сам не знал. Желания сохранить мир и ни во что не ввязываться рвали его.

          Сколько они так просидели, Норд не знал, но пошевелиться он себя смог заставить, только когда все затекло. Приподнявшись, он тихо застонал — мышцы отозвались болью и неприятным покалыванием. Хотелось спать. Определить, настала ли уже ночь, было совершенно невозможным — летом здесь никогда не темнело окончательно.

          — Пойдем? — и кивок на лежак.

          Торвальд оглядел Норда с ног до головы, одернул собственную заляпанную рубаху, но ничего не сказал: день был совершенно неправильный и, если в кои-то веки они залезут на постель грязными, ничего ужасного не произойдет.

          Уснуть оказалось легко. Не видеть сны — тоже. А вот не обнимать друг друга так, что утром синяки проступят, — невозможно. Неосознанно сжимать в пропитанных отчаяньем объятиях.

<center>***</center>

          Вопреки всяким предположениям да опасениям, Эрик даже голоса не повысил, приветствуя старшего сына, когда он таки объявился. Просто глядел угрюмо да говорил неохотно. Зато Лейф болтал без умолку и глаз не спускал с маленького пухлого церковника в задубевшей от морской соли рясе и почерневшим серебряным крестом на шее. Тот нервно теребил цепочку от креста трясущимися руками да зыркал на северных варваров как загнанный, перепуганный, но воинствующий зверек.

          Норд глядел на святого отца и кривил губы в подобии улыбки — свинья изукрашенная, но… посмотрим.

          — …Отец, и Дания и Норвегия давно приняли лучшую, единственно правильную веру. И нам пора. Ты умный человек, я воистину безгранично тебя уважаю и верю, что ты поймешь. Нет большего счастья, чем вера в истинного Бога. Единого Бога.

          Эрик слушал сына внимательно, не перебивая. А когда тот договорил, обронил всего два слова:

          — Поганец бездушный.

          И ушел. Лейф отупело посмотрел на церковника, будто подсказки ожидая, но тот молчал. Тогда он перевел взгляд сначала на Торвальда, потом на сестру. А Фрейдис сдерживаться не стала, хотя и драться, как грозилась, не полезла.

          — Ты ослеплен. Ты неблагодарен. Ты ничего не спросил, ничего не узнал, а лишь о заразе этой, — резкий взмах в сторону священника, — болтал.

          — Что… что случилось?

          — Очнулся? Поздно. Мать больна. Уже дюже долго не встает. Хотя… знай: если бы не она, отец уже отрекся бы от тебя. И я бы тоже. Не люби тебя, падлу такую, мать — не смел бы боле в дом наш зайти.

          — Фрей, я…

          — Не смей так звать! Я могу многое простить, но не маму.

          — То есть, помогать мне вы не станете?

          — Помогать? Тебе? Кресты навешивать? Ну ты и нахал!

          Лейф вдруг улыбнулся и громко, слегка растягивая, проговорил:

          — Хотя чего я спрашиваю бабу? Твое слово — пустота.

          Гордая Фрейдис вздрогнула как от удара. Потом, кивнула.

          — Я-то баба. Только вот отец, настоящий воин, с тобой, падаль, и говорить-то не стал.

          Фрейдис тоже ушла. Лейф повернулся к Торвальду и пожал плечам, мол, вот как глупо все.

          — Только ты, братец, похоже, один разумный человек в этой семейке.

          — Ты меня, братец, в это не втягивай даже. Ругаться с тобой не стану, но и поддержки не жди.

          Лейф зло сощурился:

          — Ты не со мной? А как же этот твой? — в упор не замечая стоящего рядом Норда, зашипел викинг. — Он англичанин. Христианин значит. Зачем строптивишься?

           — Норд давно отринул Бога, только тебя то не касается.

          — Глупый щенок! Старый пес уж нюх потерял, а ты все к нему жмешься!

          — Скажи мне лучше, ты где Торстейна оставил? — это казалось Норду важным. Потому что если Лейф угробил младшего брата, он забудет о непростом решении и сделает все, чтобы христианство здесь просто захлебнулось, а вместе с ним и сей вестник Господа, не успев расцвесть.

          — Скоро прибудет. На другом корабле.

          Лейф удивился неожиданному вопросу, но ответил почти сразу и не отводя глаз — не похоже, чтоб врал.

          — Хорошо. Мы соскучились.

          — Жаль, что лишь по нему… — Норд пожал плечами и кивком головы призвал Торвальда тоже идти домой. Лейф сплюнул им вслед и выкрикнул: — Привет от Олафа!

<center>***</center>

          Быть может, язычество действительно себя изжило. Возможно, люди устали бояться богов или просто желали перемен, но страхи Норда снова оказались напрасны — все шло тихо. Почти все викинги Гренландии приняли крещение от пухлого церковника и почитали Лейфа за благодетеля. Норд не стал никого разубеждать.

          Упрямо отказывались лишь Эрик, позволивший жене делать, что захочет, но только как сможет вставать, злобно зыркающая на брата Фрейдис да еще горстка викингов, решивших, что подобное — предательство предков, предательство крови.

          Норд даже было вздохнул спокойно, а потом:

          — К Локи бы твою прозорливость!

          Торвальд был не то зол, не то испуган. Норд, чистивший котелок после очередной пригоревшей каши, отбросил тряпку и, обтерев руки о штаны, подскочил к викингу.

          — В чем дело?

          — Это!.. Норд, это просто немыслимо! Я… я не понимаю!

          — Говори!

          — Лейф и этот его… бормотальщик проклятый… Норд, они… они призывают убить всех, кто остался, ну и…

          Норд уперся лбом в стену, застонал:

          — Что он творит?!

          — Норд, я… я… мать захотела его увидеть, послала меня позвать. Я пошел… а они там говорили. Норд, язычников мало осталось — их забьют. И нас…

          — Так… пойдем-ка в гости.

          — Ты знаешь, что делать?

          Норд кивнул и почти бегом понесся к дому Лейфа. Около крыльца стояла молодая жена Лейфа. Худощавая бледная женщина с большими темными глазами и тонкими бескровными губами.

          — Здравствуй.

          — Рады видеть.

          У Лейфа уже никого кроме священника не было. Зато тот выглядел необычайно довольным.

          — Что же ты творишь-то?

          Лейф скривился, будто его заставили проглотить какой-то очень уж гадкий отвар.

          — Я не приглашал тебя.

          — Тебя сюда тоже никто не звал, но ты-то пришел.

          — Это мой дом!

          — Не только твой.

          — И что?

          Сейчас Лейф сидел, и Норд мог смотреть на него сверху вниз — редкая возможность, но так легче давить.

          — То… ты не признаешь чужих порядков, хоть и права вмешиваться тебе не давали.

          Лейф нахмурился:

          — Чего тебе надо?

          Норд ответить не успел: похоже, терпение Торвальда тоже может все вон выйти. Викинг коротко рыкнул и ударил брата кулаком в скулу. Лейф полетел на пол. Приподнялся, отер пошедшую носом кровь. Святой отец взвизгнул и постарался вжаться в стену.