Заговор королевы - Уильям Гаррисон Эйнсворт

Затем следовала толпа пеших слуг, также одетых в цвета принца, но с меньшей роскошью. Следом ехал другой оруженосец с трехцветным копьем принца, а два пажа, все в шелке и золоте, вели прекрасную немецкую лошадь, которую достал для Гонзаго герцог Неверский. Благородное животное было покрыто попоной красного бархата с герцогским гербом, спускавшейся почти до земли. Его головной убор из позолоченной стали был украшен шафранными перьями.

Наконец, в черной кольчуге, украшенный золотом и драгоценными камнями, показался сам Винченцо. Над его шлемом с опущенным забралом развевался пучок черных перьев.

Новая толпа блестящих слуг и оркестр заключали шествие.

Почти тотчас же снова раздались звуки труб, возвещавших о приближении новой кавалькады, и вскоре показалась блестящая свита виконта Жуаеза, которая если и не соперничала в великолепии со свитой Гонзаго, то превосходила ее численностью и достоинством, молодые люди первых фамилий Франции воспользовались этим случаем, чтобы показаться под знаменем главного фаворита короля.

Приветливое настроение предводителя, казалось, сообщалось его спутникам, и на их сияющих лицах можно было прочесть уверенность в успехе.

Весь закованный в броню полированной стали, виконт Жуаез ехал на великолепной лошади, покрытой чепраком из серебряной ткани с голубой бахромой. Через его плечо был накинут шарф белого шелка, украшенный богатым шитьем.

Его красивое лицо сияло радостью, и он с оживлением разговаривал со всадником, который ехал с ним рядом и даже более его самого привлекал к себе внимание зрителей.

Впрочем, этот всадник вполне заслуживал внимания.

Мужчины восхищались его ловкой посадкой, его умением управлять своим скакуном, тогда как прекрасный пол обращал более всего внимания на изящную пропорциональность его фигуры и на красивые и правильные черты его лица, которые позволяло видеть поднятое забрало его шлема, на верхушке которого развевался пучок белых перьев.

Вооружение этого всадника включало легкую кольчугу, головной убор его лошади так же, как и у Гонзаго, был украшен пучком перьев.

Его сопровождали два оруженосца, одетые в голубой и белый цвета. Один из них держал копье, над которым развевалась лента – без сомнения, талисман от дамы, в честь которой он собирался переломить копье. Другой оруженосец нес серебряный щит с изображением зеленого дракона, изрыгающего пламя, и с надписью голубыми буквами "Loyal au mort".

Когда в толпе стало известно, что этот всадник был не кто иной, как сам Кричтон, противник принца Мантуйского, раздались оглушительные крики и любопытные начали напирать со всех сторон, стараясь увидеть знаменитого шотландца, так что кавалькада с трудом смогла проложить себе дорогу. Видя это, Кричтон пришпорил лошадь и принудил тем своих спутников прибавить шагу, чтобы скорей избавиться от навязчивого любопытства толпы.

– Клянусь Богоматерью! – вскричал Жуаез, когда они приблизились к порталу Лувра и были окружены бесчисленными экипажами, носилками, лошадьми, слугами и пажами в блестящих ливреях. – Судя по всему, турнир будет великолепен. Вы должны храбро исполнить свой долг, так как на вас будут устремлены глаза красавиц всей Франции и цвета ее рыцарства. Однако мы, кажется, запоздали. Эти лакеи в ярких плащах составляют часть свиты герцога, вашего противника. Винченцо должен быть уже на арене.

– Лучше войти последним на арену, чем сойти с нее первым, – отвечал, улыбаясь, Кричтон. – Но что я вижу! Клянусь Святым Андреем! Это мой кум Шико. Стой, Баярд! – сказал он, слегка ударив рукой по шее своей лошади, которая, повинуясь его голосу, тотчас же остановилась.

– Чего тебе надобно? – спросил шотландец у шута, приближавшегося к нему с комичным и важным видом.

– Я несу тебе вызов, – отвечал шут.

– Благодарю, приятель… Вызов? – вскричал Кричтон. – Уж не от твоего ли брата Сибло? Разве ты не знаешь, что по законам чести я не могу начинать новую ссору, не закончив первой?

– Я это знаю, – отвечал шут, понижая голос, – но все-таки ты должен дать мне ответ, только «да» или "нет". Вот письмо, – прибавил он, передавая Кричтону надушенную записку, запечатанную и обвязанную золотой нитью. – Читай и отвечай тотчас же без уверток и плутовства.

– Печать Маргариты Валуа, – вскричал Кричтон, – но тогда, значит, это борьба насмерть.

– Я вам посоветовал бы отклонить вызов и уладить дело миром, – сказал шут. – А пока не угодно ли будет прочитать записку и дать мне какой-нибудь залог, который я мог бы отнести моей благородной госпоже.

Кричтон поспешил сломать печать, и по мере того как он читал, легкая краска покрывала его лицо.

– Скорее погибнуть, чем принять эти условия, – прошептал он, разрывая письмо и бросая клочки на землю.

– Стойте, – вскричал Шико, – сберегите эту золотую нить, я должен снести ее госпоже в знак вашего согласия.

– Никогда, – отвечал с твердостью Кричтон. – Скажи ей, что я разорвал ее цепи. Она хочет залога, хорошо, – прибавил он, снимая перчатку и отдавая шуту кольцо с безоаром, – пусть это будет для нее доказательством.

– По крайней мере, берегись… – Но прежде чем шут успел выговорить свое предостережение, Кричтон был уже далеко.

– Клянусь Святым Фиакром! – вскричал шут. – Я буду тебе лучшим другом, чем ты того заслуживаешь. Это кольцо отлично подойдет к моему пальцу, а эта нитка, – заключил он, поднимая с земли золотую нить, брошенную Кричтоном, – вполне удовлетворит ее ревнивое величество.

ТУРНИР

В сопровождении виконта Жуаеза Кричтон въехал на арену, приготовленную для турнира в одном из садов или, скорее, дворов Лувра.

По всей длине фасада наравне с окнами, открытыми для удобства зрителей, был устроен балкон, украшенный коврами. Разделенный на несколько частей в виде открытых павильонов, украшенных гербами, вензелями, лилиями и шелковыми значками, этот балкон тянулся по всей длине одной из сторон четырехугольного двора. На другом конце арены возвышалась на массивных столбах большая крытая галерея, предназначенная для трех королев и их свиты. Эта галерея была вся обита серым бархатом, усеянным серебряными вензелями; в середине блистал большой серебряный щит с королевским гербом Франции.

Направо был размещен помост для Монжуа, распорядителя турнира, маршалов и судей. У помоста в роскошном павильоне, сверкавшем золотом, стоял ряд табуретов, предназначенных для фаворитов короля, и среди них бархатное кресло для его величества.

На обоих концах арены возвышались павильоны для оруженосцев и прочих слуг участников. На небольшом возвышении справа от большой галереи виднелся Руджиери, окруженный стражей, со скрещенными на груди руками и устремленными в землю глазами.