Невозможное в науке. Расследование загадочных артефактов - Александр Петрович Никонов

Журнал этот уже долгие годы редактировал ученик де Бройля, тоже мировая величина – известный французский физик Жорж Лошак, совсем недавно умерший в весьма преклонном возрасте (мировое физическое сообщество почтило его память, во многих физических институтах планеты прошли собрания по этому поводу). Сам же основатель фонда, Луи де Бройль, знаменит одной из первых интерпретаций квантовой механики, именно он придумал волну-пилот и предположил, что не только волны – это частицы, но и привычные нам частицы тоже имеют свойства волн… А его ученик Жорж Лошак известен работами по магнитному монополю, существование которого предсказал еще Поль Дирак, тоже крутейший парень. Монополь этот пока не открыт, по крайне мере официально…

Вообще история, которую я собираюсь вам рассказать в этой части книги, уходит корнями в начало XX века: к Эйнштейну, знаменитым Сольвеевским конгрессам, вершившим судьбы мира, к самым истокам квантовой механики. Тогда был настоящий переворот в мозгах, как вы знаете.

В ту пору привычный детерминированный, фаталистический мир ньютоновской механики рушился с таким треском, что многие физики кинулись искать утешения в безудержном пьянстве… Шучу. В пучинах восточной философии, что немногим лучше. И Шредингер с его знаменитым котом, с головой ушедший в восточный мистицизм, – лишь наиболее известный тому пример. Однако ведь и сам Нильс Бор увлекался философией настолько, что когда ему пожаловали дворянство за заслуги и нужно было придумать себе герб, он поместил в него символы инь и ян с надписью на латыни «Contraria non contradictoria, sed complementa sunt» («Противоположности не противоречат, а дополняют друг друга»), выразив таким образом почтение и к принципу дополнительности, который он ввел в физику, и к восточной философии. Всю жизнь Бора интересовали вопросы сознания и свободной воли.

Кроме того, Гейзенберг, Планк, Паули, Йордан, Эддингтон, Борн и даже Эйнштейн (более молодые коллеги-физики сокрушались в разговорах между собой, что Альберт ударился в религию) также углубились в восточный мистицизм и утверждали, что прогресса в физике без философии не может быть[8].

А вот о Луи де Бройле я ничего подобного раньше не слышал. Однако, сам нобелевский лауреат признался своему ученику – Жоржу Лошаку, что, столкнувшись с парадоксами квантовой механики, на целый год отошел от физики и погрузился с головой в изучение буддистских воззрений на мир. Ну а Лошак поведал об этом своему российскому другу из Дубны – Ковалеву. А тот – мне. А я – вам. По секрету…

– И вот как-то раз, – продолжил Владимир Дмитриевич Ковалев, – Жорж задумался и сказал: «Человечество уже больше ста лет в теме электричества, а мы до сих пор не знаем, ни что такое заряд, ни как устроен электрон. До сих пор нет теории ядра. Я уже не доживу, а ты, возможно, увидишь зарю новой физики». Вы про это помните, я рассказывал…

Думаю, то, что Лошак углядел в тех странных экспериментах, о которых я вам сейчас расскажу, и было предтечей новой физики XXI века. Точнее, сверхновой, если считать новой физику XX века. Собственно, Лошак специально и приехал тогда в Россию, чтобы проверить результаты, полученные группой Ковалева…

Короче говоря, история эта началась давно, и в ней почти все герои умерли. Она началась с великих физиков, часть которых Ковалев знал лично и рассказывал мне о встречах с ними. Например, он, еще будучи молодым талантливым и дерзновенным ученым, обругал академика Боголюбова, не согласившись с его уравнениями. А теперь он живет на улице имени Боголюбова, как вы уже знаете. А мирил Ковалева с Боголюбовым после их ссоры сам Бруно Понтекорво. Которому теперь в Дубне воздвигнут памятник весьма демократичного вида – бронзовый Понтекорво без всякого пьедестала стоит на уровне тротуара рядом с велосипедом. Потому что этот итальянец-эмигрант обожал ездить по Дубне на велосипеде, причем почему-то задом наперед.

– Статуя с велосипедом – это большая редкость! – Глаза Ковалева туманятся воспоминаниями. – Но тут он к месту. Я, когда впервые пришел работать в институт летом 1972 года, иду по улице, вижу – мужчина в белом чесучовом костюме сидит на каком-то странном велосипеде – явно иностранном, у нас такие не производились до самого конца Советской власти – причем едет он спиной вперед к воротам института. Я спрашиваю: «Кто это?» – «А это сам Понтекорво!..» С ним, кстати, был комичный случай, о котором он мне, смеясь, рассказывал… Бруно из Италии родственники прислали акваланг – баллон, компрессор, ласты, гидрокостюм, маску, все дела… И он в доме отдыха в Алуште как-то вечером увлекся и уплыл далековато от места погружения. А темнеет на юге быстро. И вот выходит он на берег, когда уже стемнело, а его там встречают два пограничника с собакой и, как водится, автоматами. И говорят на английском: «Руки вверх». Понтекорво, который до конца жизни говорил по-русски с акцентом, так растерялся, что на странной итало-русской смеси да еще с жутчайшим из-за волнения акцентом заявил, поднимая руки: «Я зовьетский акадьемик!»

Ну и этого явного диверсанта с подводной лодки приволокли на заставу, где, в конце концов, выяснилось, что диверсант и вправду «зовьетский акадьемик», после чего его с почетом переправили на базу отдыха.

Между прочим, начинал свою работу в физике итальянец Бруно Понтекорво, которому в Советском Союзе быстро приделали отчество – Максимович, в лабораториях таких титанов, как Ферми и Кюри[9].

Я прошу прощения за то, что вступление в рассказ получилось затянутым, но мне придется сначала обрисовать ситуацию с птичьего полета, сперва напомнив читателю то, что он и так должен, по идее, знать со школьной скамьи…

Великие физики, начиная с Ньютона (все эти гюйгенсы, больцманы, максвеллы, фарадеи, вольты и прочие бойли-мариотты с гей-люссаками), когда-то построили великую физику для 8-го класса, которая к концу XIX века напоминала завершенное прекрасное здание. И считалось даже, что физика, как наука, вполне закончена, осталось уточнить мелкие частности – залепить мелкие трещинки в фундаменте, о чем юному студенту Максу Планку откровенно сказал его старенький профессор Филипп Жолли, посоветовав посвятить жизнь не физике, а музыке (Планк писал неплохую музыку и сочинял оперы), ибо в физике больше делать нечего, а музыка вечна. Известная история… Но потом, не без участия Планка из этих мелких трещинок и нестыковок возникла новая физика XX века. Оказалось, физика не только не была закончена, но и толком даже не начата!

И, кажется, сейчас мы находимся в такой же ситуации. Причем мелкие трещинки начали появляться в здании новой физики почти сразу после утверждения ее канонов – аж в двадцатые годы прошлого века. Едва новое поколение великих физиков, пришедшее на смену физикам позапрошлого века