Запретный плод - Сьюзен Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, для растяжения связок не знаю, — быстро ответила она, увидев, что Лили готова вступить в длительную дискуссию по поводу лечения руки герцога.
— Очень жаль, — сказал Этьен, пристально взглянув на Дейзи. — Я думал, вы можете помочь мне.
— Ну тогда чтонибудь болеутоляющее, Дейзи, — сказала Би Кисам.
— К сожалению, — ответила Дейзи извиняющимся тоном.
Она хотела бежать от Этьена, от своих хаотичных мыслей и от этих льстивых женщин.
— У меня нет ничего от боли. У меня ничего нет. Теперь, если позволите… Герцог задержал ее, обняв за талию.
— Мы должны закончить нашу беседу, прежде чем ты уйдешь.
Голос был низким, в зеленых глазах светилась угроза, Дейзи страшно не хотелось вызвать скандал.
— Хорошо.
Три молодые женщины, ощутив власть в голосе Этьена, переглянулись.
— Я пробую уговорить Дейзи продать мне одного из горных пони Брэддоков, — с улыбкой пояснил Этьен, передвигая руку выше по ее спине.
Женщины снова переглянулись.
— Может, вам лучше поговорить с Хэзэрдом, — сказала Лили, самая храбрая из всех или самая глупая.
— Как это я сам не додумался! — очаровательно улыбнулся Этьен.
Возникла неловкая пауза, но внезапно заигравшая в танцевальном зале музыка разрядила обстановку.
— Мы должны идти… я ангажирована на этот танец… К тому же мы оставили наших партнеров, так что прошу извинить нас.
Герцог поклонился дамам, не переставая обнимать Дейзи. Женщины, несколько шокированные этой демонстрацией власти, удалились.
— Мы будем общей темой для разговора в ближайшие тридцать секунд. Надеюсь, теперь ты доволен? — сказала Дейзи.
— Доволен — не совсем подходящее слово в данной ситуации.
— Наверное, Бью будет расстроен, — выпалил Этьен.
— Не будь занудой, Этьен, — парировала Дейзи. — Или ханжой, это с твоейто репутацией.
— Ханжой? И сколько там твоих любовников? Это не самое умное, что можно было сказать, но ревность мешала герцогу здраво мыслить.
— Ты не имеешь права! — Она пыталась сдержать дрожь в голосе.
— На что?
Дейзи сжала кулаки.
— Обсуждать мою личную жизнь. Он вздохнул с видом отца, снисходительно прощающего ошибку ребенку.
— Интересный поворот, дорогая, — вспомнил он свободные сексуальные нравы абсароки. — Сколько времени прошло, а у тебя уже новое платье!
Она могла бы обидеться, поскольку он напомнил ей о летних платьях, купленных для нее в Париже, а также обо всех моментах на балконе, в ванной, на полу павильона, когда платья сбрасывались за ненадобностью.
— Прошло два месяца, совсем немного, — ответила она, пытаясь заглушить воспоминания.
— Девять недель, — уточнил он.
— Ладно, пусть девять недель.
— Скажи мне почему, Дейзи. Это изза развода? Она понимала, о чем он спрашивает.
— Я пробовала объяснить это в моем письме. Меня не интересует развод. Абсароки понимают любой способ развода. Но, к сожалению, мы живем абсолютно разными жизнями, обстоятельствами и целями. Так что прости меня!
— Это значит, что ты не любишь меня.
— Нет, дело не в этом, — спокойно сказала Дейзи. — Просто это невозможно. Нам не справиться со всеми проблемами. Кроме того, моя работа — это моя жизнь.
— Для некоторых женщин их мужья — их жизнь.
— Да, для таких, как Изабель. Он вздрогнул, услышав имя жены.
— Нет, для таких, как Аделаида и Импресс, например. Других я не знаю.
— Мне жаль, что я не соответствую твоему романтическому идеалу, я слишком много работаю.
Она вздохнула, вспомнив, как много она рассказывала ему о препятствиях, которые пришлось преодолеть индейской женщине в борьбе с белыми деловыми мужчинами за свое образование.
— Я не хотела огорчать тебя, — добавила она.
— Но сделала это. И прости меня, работа — неубедительное оправдание.
— Я и не ожидала, что ты меня поймешь. Ты слишком привык, что женщины обожают тебя. — Она вспомнила трех приятельниц, которые только что заигрывали с ним.
С минуту они молчали, пытаясь разобраться в обуревающих их противоречивых чувствах.
Герцог посмотрел вдоль коридора в сторону шумного танцевального зала и молча взял ее за руку.
Она подумала, что, возможно, вальс вдвоем, танец двух старых друзей, — это то, что нужно. Но, почти подойдя к танцевальному залу, Этьен вдруг резко повернул и направился к спиральной лестнице, ведущей наверх.
— Нет, Этьен! — вскрикнула она, поняв его намерения.
Два лакея обернулись и посмотрели на них.
— Я покажу тебе вид сверху, — Этьен крепче сжал ее руку.
Она приподняла подол платья чтобы не упасть на ступеньках.
— Здесь моя семья, — сказала она.
— Моя тоже.
О Боже! Она вспомнила… Его дочь и зять! И ему все равно, что они подумают. Она поняла, что он готов пожертвовать своей репутацией ради нее. Правда, и репутацией ее тоже.
— Мы должны поговорить, Этьен. Он посмотрел на нее и улыбнулся.
— Это несерьезный предлог. Я с удовольствием поговорю с тобой. Потом.
Разгоряченный, он тащил ее по лестнице наверх. Сердце бешено колотилось, даже рука перестала болеть.
— Ты знаешь, уже не болят, — сказал он и, поясняя, добавил: — Мои пальцы. Ты, оказывается, отличное лекарство.
— Ты сошел с ума, Этьен, — говорила Дейзи, слегка запыхавшись от быстрого подъема по лестнице. — Ктонибудь обязательно поинтересуется, куда мы исчезли. Но я рада, что твоя рука уже не болит.
Ее голос напомнил ему их дни в Париже.
— Господи, как я соскучился, — почти простонал он, глядя на нее.
— Не говори так, — она пыталась сохранить способность здраво мыслить.
— Но это правда, ейбогу.
— У тебя своя логика. Ты что, скучал в перерывах между такими, как Надин?
Она вспомнила то чувство унижения, которое испытала, когда Изабель пришла в квартиру Этьена.
— Я не хочу с тобой спорить. Сколько раз мне нужно извиняться за свое прошлое?
Он считал двери, начиная от статуи Минервы в начале коридора, его дверь была восьмая. Найти свою комнату в этом огромном доме было просто невозможно.
— Надин была весьма резвой, — сказала Дейзи с ревностью, — настолько резвой и тающей в твоих объятиях, что просто непонятно, почему ее муж не указал тебе на дверь.
— Расскажи мне о Рэдфорде, — сказал Этьен, — раз уж мы устраиваем разборки.
— Мне нечего сказать.
— А ему? — перебил герцог. — Впрочем, черт с ним. Мне плохо без тебя. Жизнь словно перевернулась, с тех пор как ты покинула меня.
— Ты меня в этом винишь?
— Возможно, — ответил он неуверенно. — Семь… Восемь. Пришли, — сказал он, открывая двери. — Надеюсь, тебе понравится фламандский стиль. Работа по дереву очень хороша…