Стервец - Орис Хант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примерно через двадцать минут дверь в зал вновь открылась, и Корд развернулся к вошедшей…
Фламинга остолбенела. За её рабочим местом сидел он. И улыбался.
– Привет, Фламинга.
Увидя её вживую, он сразу её узнал. Жизнь вновь свела их спустя десять лет. И повод снова был отнюдь не радостный.
– Я не займу у тебя много времени. – Корд поднялся с кресла и подошёл к ней. – Здесь есть менее людное место?
Теперь они сидели на первом этаже, за столиком корпоративной столовой. Кроме них и поваров на кухне здесь почти никого не было: завтрак уже прошёл, а до обеда было больше часа.
Фламинга заказала себе кофе, чтобы слегка унять дрожь. Не помогло, скорее даже усугубило.
– Знаешь, я не думал, что Розовая Фламинга – это ты. Это бы многое объяснило.
– Что объяснило? – она пыталась говорить уверенно, но её голос умудрился сорваться на последнем слоге.
– Сюжет твоих статей. Фокусировка на мне. Без имён, конечно, – ты ж не дура, – но кому надо, тот заметил.
Фламинга ничего не ответила.
– Ты, думаю, догадываешься, зачем я здесь.
Фламинга хлюпнула кофе. Получилось громче, чем она рассчитывала.
– Ты обвинила милицию во лжи и сокрытии правды, а некоторых её сотрудников – в том, что один из них и есть Стервец. Мне любопытно: сознаёшь ли ты последствия подобных обвинений?
Фламинга ничего не ответила.
– Мы провели совет, – солгал Корд для пущей официальности, – и уговорили начальство дать тебе ещё один шанс. Журналистка – что с неё взять? Я, правда, не догадывался, кто ты, но… В общем, решение принято. У тебя есть ровно один вариант: в ближайшем номере ты должна написать статью с такими тезисами. Во-первых, признаться, что солгала и обвинила милицию, не имея на это ни прав, ни веских оснований. Сказать, что сделала это для того, чтобы вернуть былую славу, или поднять тиражи журнала, или что-нибудь ещё в таком духе. Во-вторых, нужно опровергнуть жизнь Стервеца – ведь, как ты знаешь, он мёртв. Ну и в-третьих, ты должна извиниться. Перед милицией, читателями и всеми, кто тебе поверил.
– Такую статью не пропустят… – тихо пробормотала Фламинга.
– В твоих интересах добиться публикации, можно в другом журнале, но под своим именем. Иначе – тюрьма. Ну или, если твоя догадка верна, смерть от рук Стервеца. Или, если этого ты избежишь, я просто расскажу всем, кто ты такая. Думаю, это твоя главная тайна, не так ли?
– Это шантаж!
– Конечно, – согласился Корд. – Ты пиздишь, я шантажирую. Мы оба переходим границу, верно? Но у меня, в отличие от тебя, есть правдивый источник информации. Твоё дело, помнишь? Оно получилось не слишком объёмным, но информации в ней – жопой жуй. А если учесть, как наше общество не любит этих, на букву «пэ», твоя жизнь полетит в другое «пэ» со скоростью ракеты.
Корд задумчиво посмотрел на журналистку.
– Знаешь… ты не кажешься мне плохим человеком. И тогда не казалась. Я думаю, после освобождения ты искренне пыталась начать новую жизнь. И у тебя почти получилось. Если б ты вовремя вылезла из этого дерьма со Стервецом, мы бы сейчас друг напротив друга не сидели. Как так вышло вообще?
– Меня заставили. – Кофе Фламинги совсем остыл, но она продолжала его пить. – Сказали, уволят, а эта работа – всё, что у меня есть…
– Неправда. Ещё у тебя есть Форс. Главное не отталкивать.
4
– Полагаю, никакого крота на самом деле нет. – Корд положил папку с делом журналистки на стол Шефа. – А Розовая Фламинга – она.
Шеф развязал тесемки и открыл документ. С первой страницы на него смотрела напуганная тридцатилетняя женщина, учительница литературы средней школы № 69.
– Если честно, я даже не подозревал, кто такая Фламинга. Извините.
Шеф продолжал задумчиво изучать документы. Старое дело Корда, одно из первых. Именно после него Шеф обратил внимание на молодого следователя – приятеля своего сына, постоянного участника различных пьянок. Тот показался ему умнее, чем выглядел, чем вёл себя на публике. Наведя о нём справки, Шеф узнал, что манера обучения Корда была специфической: парень идеально сдавал интересные и, по его мнению, нужные для профессии предметы (преимущественно практической направленности), но при этом халтурил на всех остальных.
Раскрытие этого дела стало по-своему гениальным.
События произошли зимой. У трёх мальчиков пятнадцати лет школы № 69 родители стали обнаруживать странного рода синяки и царапины по всему телу, а вокруг голени и кистей у них время от времени появлялись красные полосы, которые затем быстро исчезали. Озадаченные родители пытались выведать у сыновей, что с ними случилось, но те молчали как партизаны.
Всё решил случай. Одна из матерей, заподозрив неладное в ответах сына, подала в отделение милиции заявление об изнасиловании. Там его изучили, покумекали, вызвали паренька на допрос – молчок. Ну, раз жалоб нет, чего беспокоиться? Но мать продолжала настаивать: здесь что-то не так. Для отмазки к ней отправили новичка – дескать, что он сделает, поболтает с ней, успокоит, ну и ладно.
Новичком оказался Корд. Придя к ним домой с более опытным коллегой, он поговорил с матерью (коллега со скучающим видом щелкал ногтями всю беседу), затем она провела их в комнату к сыну. Тот сидел на своей кровати и терпеливо ждал, когда эти олухи наконец уйдут и он сможет пойти на улицу с ребятами.
Мать приказала ему показать свои синяки. Сын покорно, но с каким-то презрением протянул Корду руки – тонкая красная полоса вокруг кисти, задрал штаны – такая же вокруг голени, оттянул горло водолазки – то же самое на шее. И тут Корд, улыбнувшись, произнес фразу, ставшую впоследствии легендарной:
– Что, любишь дрочить с удушением?
Скучающий коллега офигел. Мать офигела. Пацан офигел.
И в следующий миг из глаз матери брызнули слёзы, сын, вытаращив глаза, шевелил ртом, будто рыба, выброшенная на берег, а коллега застыл у двери.
И мальчик всё рассказал. О своей учительнице, о других ребятах. Он искренне не понимал, почему к ним все пристали, ведь они сами предложили тридцатилетней женщине заняться этим, и им всем это нравилось…
На следующий день за учительницей пришли. Её обвинили в совращении малолетних, педофилии, и отправили за решётку за десять лет. Отсидела она восемь с половиной: вышла по условно-досрочному за примерное поведение. Сменила имя, устроилась работать журналисткой и какое-то время жила мирно.
– Так, – Шеф оторвался от изучения дела – Почему ты считаешь, что крота не было?
– Потому
