Нефертити - Мишель Моран
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я взяла в руки одну из статуэток, принадлежавших Нефертити, и сзади послышался резкий вдох. Мой взгляд заставил стражников промолчать, но они продолжали следить за мной, недоумевая, что мне понадобилось в покоях фараона. Я посмотрела на миниатюрную статуэтку и поднесла ее поближе к лампе. Когда свет выхватил из темноты кошачье лицо, я ахнула. Никакому богу, кроме Атона, не было места в этих покоях — и, однако же, я держала в руках фигурку богини-кошки, госпожи небес, двойника Амона, великую матерь Мут. Я сжала губы и подумала: «Я была жестока к Нефертити. Я обвинила ее, не зная доподлинно, действительно ли ей было известно о планах Эхнатона».
Двери отворились, и в дверном проеме возник высокий силуэт. Эхнатон? У меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди, а стражники согнулись в поклоне:
— Ваше величество!
Но я тут же перевела дух. В вечернем полумраке корона заставляла Нефертити выглядеть выше обычного.
— Мутноджмет?
Сестра увидела меня и нерешительно приблизилась.
Когда она вошла в комнату, я поставила статуэтку на сундук.
— Что с Нахтмином?
Взгляд Нефертити упал на статуэтку из черного дерева. Она указала на богиню Мут:
— Моя замена.
— Замена чего?
Мне не понравилась ее попытка сменить тему.
— Тебя.
Нефертити обернулась к стражникам и рявкнула:
— Прочь!
Они вышли. Когда дверь захлопнулась, сестра повернулась ко мне:
— Я беременна в третий раз, но никто из моих детей не знает свою тетю, и я не уверена, будет ли знать.
На глаза мне навернулись слезы. Она снова была беременна, но я не желала ловиться на это.
— Нефертити, где Нахтмин?
Нефертити взяла статуэтку Мут и поставила обратно на стол.
— Помнишь, когда мы были юными, — сказала она, — мы смеялись и представляли себе, как когда-нибудь будем вместе растить детей, и ты будешь строгой матерью, а я — той, которая все им позволяет? — Ее взгляд обежал комнату, скользнув по росписям и фрескам. — Я скучаю по тем временам.
— Нефертити, где Нахтмин? — повторила я.
Сестра отвела взгляд.
— В тюрьме.
Я взяла ее за руки. Руки были холодные.
— Ты должна вытащить его оттуда. Должна.
Нефертити печально посмотрела на меня.
— Я уже договорилась, что его отпустят. Остальных казнят — пощадят только Нахтмина.
Я потрясенно моргнула.
— Как?!
— Как? — переспросила она. — Я сказала Эхнатону, чтобы его отпустили. Он не отказывает мне ни в чем, Мутноджмет. Ни в чем. Конечно, он продолжает бегать к Кийе. Ну и что? Я ношу его ребенка. Я — царица Египта, а не она.
Нефертити походила сейчас на маленькую девочку, которая громко поет в темноте, чтобы убедить себя, что ей не страшно. Я крепко обняла ее, и так мы и застыли в свете ламп, приникнув друг к другу.
— Я скучаю по тебе, — прошептала Нефертити. — Я хотела быть единственной, кто важен для тебя.
Она отступила и посмотрела на меня.
— Но я никогда не отравила бы твоего ребенка, — прошептала она. — Я никогда…
Я сжала ее руку и посмотрела на маленькую кошачью богиню.
— Я знаю, — сказала я и прижалась к ее плечу.
Нефертити кивнула:
— Иди. Приходи вечером.
— Джедефор, а другой дороги нет?
— На этот холм ведет только одна дорога, госпожа.
На улицах было полно народу. Дорога была забита колесницами, телегами и дюжинами солдат.
— Что они все делают? — спросила я.
— Разговаривают, — отозвался Джедефор. — Они услышали про бегство военачальника Нахтмина.
— Бегство? Но он не бежал. Моя сестра…
Джедефор вскинул затянутую в перчатку руку и понизил голос:
— Люди хотят, чтобы он бежал. И недолго ждать того, чтобы солдаты пришли к нему и попросили повести войско против фараона и занять трон Гора.
— Он никогда этого не сделает, — решительно произнесла я.
Джедефор промолчал. Колесница двинулась к холмам и моему особняку.
— Он никогда этого не сделает, — повторила я.
— Возможно, нет. Но фараон сегодня же ночью пошлет своих людей.
Убийц. Вот почему Нефертити сказала, что ее дети никогда не будут знать свою тетю. Вот почему она выставила меня из своих покоев и велела поторопиться.
— Ты вправду думаешь, что они придут сегодня ночью?
Я придвинулась поближе к Джедефору, чтобы свист ветра не заглушал мои слова.
Джедефор кивнул:
— Я это знаю, госпожа.
Колесница подкатила к особняку, который я превратила в свой дом, и я затаила дыхание. Мы остановились во дворе, который я множество раз видела при солнце, но в угасающем свете дня он вдруг показался темным и угрожающим. Джедефор взял меня за руку, и мы вместе двинулись в передний двор. Но когда он отворил дверь в дом, я отступила. На мою веранду набилось несколько дюжин солдат. И Нахтмин тоже был там. Он повернулся, и все стихли.
— Мутноджмет!
Он обнял меня, а у меня на глаза навернулись слезы. И в комнате, полной чужих людей, мы приникли друг к другу. От Нахтмина пахло жарой, землей и битвой. Я отстранилась и посмотрела ему в лицо. Он загорел, а на щеке появился свежий шрам. Я подумала о мече, нанесшем эту рану, и глаза мои снова наполнились слезами.
— Ребенка нет, — сказала я и расплакалась.
Нахтмин посмотрел на меня и смахнул слезы с ресниц:
— Я знаю.
Эхнатон украл нашего ребенка и посадил Нахтмина в тюрьму. Нахтмин отыскал взглядом Джедефора. Вид у него был угрожающий.
Я запаниковала.
— Что? Что ты собираешься делать?
— Ничего.
— Моя сестра — царица. Ты не станешь бунтовать против нее?
— Конечно нет. И никто не станет, — громко произнес Нахтмин, и солдаты в доспехах принялись неловко переминаться с ноги на ногу. — Боги сочли уместным возвести Эхнатона на трон Гора, и там он и останется.
— До каких пор? — воскликнул один из солдат. — Пока хетты не захватят Египет?
— До тех пор, пока фараон не осознает свои ошибки. — Из дальней части веранды вперед выступил отец. Его белый плащ мел плиты пола. Отец взял меня за руку. — Дочь…
Я огляделась и поняла, что мужчины одеты для битвы.
— Что все эти люди делают здесь, в моем доме?
— Они пришли, чтобы уговорить Нахтмина занять трон Гора, — сказал отец. — Я привел Нахтмина сюда ради его безопасности, а они пришли, разыскивая его. Если они знают, что он здесь, то и фараон это знает. — Отец шагнул ко мне. — Для тебя настало время выбора, Мутноджмет.
Рядом с отцом появилась мать, и у меня вдруг сдавило горло. Я заметила Ипу, стоящую у входа на кухню, и Бастета, созерцающего происходящее с груды подушек. Я повернулась к Нахтмину.