Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 - Джеймс Шапиро

но в отсутствие достоверных свидетельств о ходе войны, подобные новости, наполнявшие «слух вздорными вестями», как сказал Шекспир в Прологе ко второй части «Генриха IV» (перевод Е. Бируковой), сильно обескураживали людей и вряд ли шли войне на пользу — слишком дорого обходилась эта кампания, чтобы народ ее поддерживал. Посол Венеции в Лондоне писал тем летом домой: «Ирландия стала для англичан могилой».

Рекрутов вряд ли стоило стыдить за отсутствие боевого духа. К середине июля только шесть тысяч из шестнадцати, изначально отправившихся в Ирландию, были готовы к дальнейшим сражениям. Их судьбе не позавидуешь: из скудного солдатского заработка вычитали траты на еду, оружие и обмундирование; еще больше усугубляло ситуацию отсутствие подходящей обуви — «присланные из Англии сапоги» совершенно не годились для болот, где мгновенно рассыхались. Боевой дух командира также оставлял желать лучшего. Эссекс все больше впадал в паранойю, убежденный в том, что его «враги в Англии, сознательно очернили» его имя, и теперь исподтишка «наносят ему удар за ударом». Он горько жаловался Тайному совету: «Я вооружен, но опасаюсь удара в спину». Он окончательно поник, получив оскорбительное письмо от Елизаветы, строки которого впились ему в сердце, словно жало пчелы, — королева приказывала напасть на «гнусного ирландца Тирона» без всякого промедления.

К тому моменту, как письмо достигло Дублина, Эссекс уже отправился на запад с армией из 1200 пехотинцев и 200 кавалеристов — подавить небольшое восстание в графстве Оффали. За десять дней похода ничего существенно не изменилось, и в начале августа Эссекс вернулся назад, где посвятил в рыцари еще тридцать человек, включая двух литераторов — поэта Джона Харингтона и эссеиста Уильяма Корнуоллиса. Разъяренная Елизавета отправила ему еще одно письмо: «Вы довели свою армию до отчаяния и ослабили ее силы мелкими стычками, от которых нет толку, упустив драгоценное время». Опасаясь нападения испанцев в конце июля — начале августа и возвращения Эссекса на родину — он вполне мог использовать ее письмо как удобный предлог — Елизавета решила усугубить их конфликт: пересмотрев документ о военных полномочиях Эссекса, она запретила ему вступать на английскую землю без ее разрешения.

Кампанию Эссекса ожидало и еще одно поражение — пятого августа в Извитых горах ирландцы во главе с О’Доннеллом внезапно напали на англичан (ими командовал сэр Коньерс Клиффорд). Из полутора тысяч английских солдат пали 241 (включая 10 офицеров); еще около двух сотен получили ранения; в общей сложности это треть войска. Клиффорд был убит и обезглавлен — его голову отправили О’Доннеллу. Джон Харингтон, оставшийся после битвы в живых, уверял, что англичан околдовали: «Я взаправду считаю, что суеверия ирландцев, в том числе их магия и ведьмовство, помогли им одержать над нами верх». Если бы не храбрость кавалеристов, «пустившихся в бой на холме, среди камней и мхов, где никогда не ступала лошадь», потери были бы куда больше.

Еще ничего не зная о поражении, Елизавета отправила Эссексу новое письмо; напомнив, что подумают на родине, если он не победит Тирона, она вновь разбередила его раны: «В какое отчаяние придут наши подданные, возлагавшие на Вас столь большие надежды, и как же возрадуются повстанцы, так нас опасавшиеся; в глазах других государств мы будем опозорены; посему просим Вас предотвратить все то, о чем сказано выше». По подсчетам королевы, Эссекс мог бы набрать армию численностью в десять-одиннадцать тысяч (на самом деле, у него не было и половины). Однако Елизавета всегда видела лишь то, что ей хотелось. «Нет ничего невозможного», — заявила она. «Те, кого еще вчера я вел в бой, сегодня борются против меня, а те, кто сегодня стреляют в меня, завтра будут сражаться на моей стороне. Такова человеческая природа и природа войны!» — отвечал ей Эссекс. Все обернулось совсем не так, как он рассчитывал, когда горделиво покидал Лондон под одобрительные возгласы толпы.

14 августа Эссекс писал домой, обещая, что «выступит через неделю-полторы». Куда он собирался направиться? Уильям Кемден писал: в ту пору Эссекса начали «одолевать черные мысли: не вернуться ли ему в Англию с остатками войска, где он оружием и силой поставит своих врагов на колени, будучи убежден, что многие лондонцы примут его сторону — отчасти, из симпатии к нему, отчасти из желания перемен». Сэр Кристофер Блаунт позднее признавался, что «за несколько дней до отъезда на север Ирландии» Эссекс обсуждал с ним и Саутгемптоном, «как ему лучше всего вернуться в Англию». Эссекс рассчитывал, взяв с собой две-три тысячи солдат, высадиться в Милфорд-Хейвене и там собрать подкрепление. Эта идея, возможно, возникла благодаря шекспировскому «Ричарду III», где есть такие строки: граф Ричмонд, будущий Генрих VII и дед Елизаветы, «с сильным войском в Милфорде стоит» (IV, 4; перевод М. Донского), намереваясь освободить страну от деспота. Слухи о том, что Эссекс выбирает, в какой гавани Уэльса высадиться вместе с войском на пути в Англию, дошли до самого Сесила. В Честере проповедники уверяли паству: помимо тяжелой войны в Ирландии «грядет еще одна, гораздо более суровая». Блаунт и Саутгемптон увещевали Эссекса: план губителен и «поставит жирное пятно на его репутации». Если и нужно выступать, то стоит взять с собой лишь небольшой отряд для самозащиты — пока граф не предстанет перед королевой.

21 августа Эссекс собрал военный совет: на нем Саутгемптон и младшие офицеры заявили о нецелесообразности ольстерской кампании, назвав это полным безумием. Армия совсем пала духом: «Наши бедные солдаты столь потрясены последними несчастьями и столь боятся похода на север, что готовы разбежаться на все четыре стороны. Ирландцы [воевавшие на нашей стороне] массово переходят на сторону повстанцев… либо отказываются воевать, притворясь больными». Рыцари Эссекса все чаще тайком бежали в Англию. Граф впал в отчаяние и безостановочно жаловался на судьбу. Он писал королеве: «…какой службы Ваше Величество может ожидать от человека, если он поглощен собственным горем, душа его томится и скорбит, а сердце разрывается на части от гнева; человека, ненавидящего самого себя и свою собственную жизнь?» Елизавета постоянно и во всеуслышание оскорбляла Эссекса. Фрэнсис Бэкон, услышав, как королева бранит Эссекса в очередной раз, записал, что она назвала его поведение в Ирландии «неразумным, безрассудным, высокомерным и даже корыстным». После смерти лорда-казначея Берли, ее мудрого советника, двор разделился на фракции — не осталось никого, кто мог бы увещевать королеву или остановить стремительный поток их с Эссексом взаимных обвинений.

После безжалостных нападок королевы Эссексу ничего не оставалось как атаковать Тирона, хотя силы были неравны. Эссекс собрал всех солдат, что были в состоянии воевать, — у него оставалось 3200 пехотинцев и 360 кавалеристов.