Кобзарь: Стихотворения и поэмы - Тарас Шевченко

[Оренбург, 1850]

«Огни горят, оркестр играет…»

Перевод Н. Ушакова

Огни горят, оркестр играет,Оркестр рыдает, завывает.Алмазом ясным, дорогимСияют очи молодые,Блестят надежды золотыеВ очах веселых, — любо им,Очам негрешным, молодым.И все хохочут, все смеются,И все танцуют. Только яГляжу, и слезы тихо льются.О чем, о чем же плачу я?О том, быть может, что тоскливо,Как день дождливый, сиротливый,Минула молодость моя.

[Оренбург, 1850]

«Неволя, или горе злое…»

Перевод А. Ойслендера

Неволя, или горе злое,Иль пролетевшие годаРазбили душу? Иль с душоюЯ вовсе не жил никогда?А жил с людьми и опаскудилИ душу чистую?.. А люди!(Смеются люди без стыда.)Зовут ее и молодою,И непорочной, и святою,Как вздумают… Из вас любой —Мой враг! И лютый! Вы укралиИ в грязь поганую втопталиАлмаз мой чистый, дорогой —Мою вчера святую душу!А вам смешно! Нехристиане!От вашей грязи я заранеИ грязным стал, и не узнать,Бывал я чистым или не был,Когда меня на землю с небаК себе вы взяли и писатьСтихи дрянные научили!Вы на дороге положилиТяжелый камень и разбилиО камень, господа страшась,Мне сердце, ставшее убогим,А в прошлом чистый мой алмаз!Теперь иду я без дороги,Без троп проторенных… А выУдивлены, что спотыкаюсь,Что вас и долю проклинаю.И плачу тяжко, и, как вы…Души измученной чуждаюсь,Своей неправедной души!

[Оренбург, 1850]

«Какого дьявола я трачу…»

Перевод Н. Сидоренко

{316}

Какого дьявола я трачуБумаги столько, перья, дни!А то, бывает, и заплачу,Да как еще! Но не одниДела мирские тут причиной;Я плачу, словно старичина,Который, выпив, слезы льет,Что в мире сиротой живет.

[Оренбург, 1850]

«Все снится мне: вот под горою…»

Перевод Т. Волгиной

{317}

Все снится мне: вот под гороюБелеет хатка над водою,В тени под вербами стоит.И все я вижу: дед сидитСовсем седой и забавляетДитя кудрявое, ласкаетРодного внучка своего.Все снится мне: неторопливоВыходит мать., смеясь счастливо,И деда и дитя своеТри раза весело целует,Малютку кормит, и милует,И спать несет; а дед сидит,Тихонько молвит, улыбаясь:«Да где же это доля злая?Печали эти да враги?»

И старый шепотом читает,Перекрестившись, Отче наш.Сквозь вербы солнышко сияетИ тихо гаснет. День погас,Все смолкло. Помолившись богу,Побрел себе и дед к порогу.

[Оренбург, 1850]

«Опять настало время злое…»

Перевод С. Олендера

{318}

Опять настало время злое!..А было доброе такое;Мы собирались расковатьСвоим невольникам оковы…Но глянь!.. Опять струится кровьМужичья! Палачи в коронах,Как псы голодные, за костьГрызутся снова.

[Новопетровский форт, 1854 (?)]

Солдатов колодец (Вариант 1857 г.)

Поэма

Перевод Ф. Сологуба

{319}

Я. Кухаренко.

На память 7 мая 1857 года

Не на Украине, а далече,Там за Уралом, за Елеком,Один старик, былой варнак,Мне рассказал однажды такО том солдатовом колодце,А я, тоскуя, записалДа потихоньку срифмовалБез ухищрений, как придется.(Конечно, крадено!) ПослалТебе рассказ на вспомин вечный,Мой друг единственный, сердечный!

Однажды, в год большой зимы,То было при Екатерине,Тот памятный колодец нынеСолдат там выкопал, а мыО нем расскажем по порядку,Такую повесть и в тетрадкуНе худо будет записать, —Она еще жива в народе,И все в ней правда, так сказать.Пишите, значит, — был колодец,…Нет, не колодец, а село —Пишите! — в старину цвелоМежду садами, при долине,У нас таки, на Украине,То было божие село.И в том селе вдова жила,И дочка у вдовы рослаИ сын-малолеток.Ништо иметь детокБогачам; хвалить им богаТрудно ль! А убогойИ двух деток много.Ну, словом, так вдове досталось, —Едва не пропала.Думала идти в черницы,Удавиться, утопиться, —Так жаль ей малых деток стало.Известно, мать, что и сказать,Да, может, ожидался зять:Уже Катруся подрастала(Катрусей дочь вдовы звалась), —Что ж ей без пары вековать,Напрасно молодость теряя?За то одно, что сирота?А красота-то, красота!О, богоматерь пресвятая!А работящая какая,А тихая! Вишь — сирота,А всем на радость вырастала;Из хаты выглянет, бывало, —Так смотрит цветик под росой,Так солнце из-за туч блистает:Застыну, будто неживойСтою, бывало… Кара злая,Годы, сын мой, муки,Кандалы — все этоСил моих не утомило…Сгину так со света,Так и сгину. Ведь смотри-ка:Смерти ожидаю,А рыдаю, как ребенок,Когда вспоминаю Катерину.Слушай, сын мой,Друг мой на чужбине!Все записывай, что слышишь,Да на Украине,Если быть там приведется,Всем скажи, пусть знают,Что здесь дьявола ты виделСвоими глазами…

Так, видишь ли, девица таРосла себе. И у хозяев(Сироты, говорят, лентяи.Неверно!) вырос сиротаПрилежный. Хоть жилось не сладко,Однако завелись достатки.Работая и так и сяк,Поднакопил батрак деньжат!Одежу справил для порядка.Да не отсель, да не оттоль,Сад небольшой купил и хатку,Сказал спасибо за хлеб-сольИ за науку добрым людямДа к вдовьей дочке прямикомТотчас же и пустился;Не как богатый, — не рядилсяСо сватами, договорилсяБез торга всякого с попом.И обвенчался сиротинаНа диво всем — за три полтины,Так, попросту, как привелось.Вот тут-то, голубок мой сизый,Все тут-то зло и началось!

Уж после покрова я с ДонаВ село спешил к себе и снова(Ведь я два раза посылалЗа полотенцами к той Кате)Послать и в третий замышлял,Да получилось так, — некстатиЯ с чумаками да с воламиНа свадьбу Катрину попал.Пропало! Все добро пропало!И ни щетинки не осталось,Пропал и я, хоть пить не стал.Зато «кобылу» я узнал.На свете горя много, сын мой,Но вот такого, мой единый,Такого лютого никтоНе видывал, не ведал горя,Как я, лукавый. Той пороюОбсохли очи у вдовы.Как бы у бога за дверями,У зятя да сынаСтарая покой находит;Да от Катерины,Дочери своей единой,Взора не отводит.А мне с пьяницами дьяволДушу хороводит…Пропил все! Запродал душу,И душу и тело:Тело — палачу, а душу!..Господи! на беломСвете жить бы так хотелось…Да учиться. ДетиС малых лет должны учиться,Как нам жить на свете,А не то придется туго!..Я не знаю, друг мой, —Сатана мне козни строил,Взят я был недугом?Иль меня толкнул на этоЧерт, судьбина злая?Так и до сих пор не знаю,Ничего не знаю;Знаю только, что был трезвый.Уж тогда мне в глоткуНи меды, мой сын, не лезли,Ни вино, ни водка.Так все это приключилось:Мать, отец скончались,Схоронили их чужие.А я все скитаюсь.Прячусь всюду, как Иуда.Что людьми отринутИ навеки проклят богом, —Дьявол меня двинул.Чтобы я, подкравшись ночью,Максимову хату(Ведь его Максимом звали,Вдовиного зятя)Подпалил. Сгорела хата.А душе проклятойНе найти покоя! ДружеИ единый брат мой,Не сгорела, а осталасьИ доныне тлеет.И когда она дотлеет,Когда свет покинет?Бог весть.

Умерла с испугаСкоро Катерина;А Максим на дом сгоревшийДа на пепелищеПоглядел: чем тут поможешь!Только ветер свищетИ в трубе и в дымоходе.».Что на свете делать?С чего начать, за что приняться?Подумал и, перекрестясь,Пошел в работники рядиться,Чтоб вновь с голодной долей знаться.Вдова осталась не одна,А с сыном; осенью женитьсяЕму советовала мать.Да стой! От матушки царицы,Да прямо-таки из столицы,Пришел указ, — в солдаты брать.То в первый раз такой указДошел с Московщины до нас, —На Украине ведь, бывало,Охотою в казаки шли:А в пикинеры, правда, брали,Да все ж охочих. Как тут быть? —Всем обществом совет держали. —Кому в солдатах послужить?И надумали все вместе,Кто в селе поплоше…Взяли сына у вдовицы —Им он не годится —Да и повезли к приему.Вот ведь что творитсяЗдесь на свете. Вот-то правдаУ людей, мой сыне!..Я думаю, что доселеТак на Украине.Правды лучшей и не будетТам, где в рабстве люди.

Через год как раз большаяЗима наступила:Не растаял снег в апреле,В логах все белелиДо троицы снега, — тогдаИ Очаков бралиМоскали. А ЗапорожьеРаньше разогнали.Кош весь рыцарский разбрелся…А уж что за людиБыли эти запорожцы!Не было, не будетИм подобных!Под ОчаковГнали и Максима.Там-то был он искалеченИ на УкраинуВозвращен с отставкой чистой:Правую, вишь, ногу,Левую ли подстрелили.У меня тревогаНачалася: снова злаяГадина впиласяВ сердце самое, вкруг телаТрижды обвилася,Словно Ирод. Что тут делать?Я хожу в тумане,А Максиму, знать, хромомуНичего не станет:На костыль опершись, бродит,Обо мне не знает;А в Христово воскресеньеМундир надеваетИ медаль и крест прицепит,Косу заплетает,Да еще мукой посыплет…И досель не знаю,Для чего тогда солдатыКосы заплетали,Как дивчата, да мучицуДаром рассыпали?Так себе то было, в шуткуИли на забаву?!Вот, как генерал, бывало,Наш Максим на славуНарядится в воскресеньеДа приковыляетВ божий храм и там, на клиросСтавши, распеваетОн с дьячком, а то так выйдет,Да и прочитаетАпостола среди церкви(Учился в солдатахОн читать). А все ж какой-тоОн чудаковатый.Хоть трудился, работящий,Ни на что сурово,Тихий, добрый, он не глянет.Никому дурногоОн не сделает вовеки,Не зацепит словом.«Счастье людям и несчастье,Говорит, от бога-Вседержителя; без богаНам ни до порога».Был Максим на белом светеДобрый вон из ряда;А я, — как тебе промолвлю,Ты, моя отрада!Я… убил!.. Ох, погоди ты,Отдохнуть мне надо,Да тогда уж…

Говоришь ты,Что видал колодецТот солдатов? Что и нынеИз него пьют воду?Крест, вишь, около дорогиИ досель господеньТам стоит на перекрестке…А не рассказалиНичего тебе там люди?Уж повымиралиТе свидетели, те люди,Праведные люди;Я ж доныне все терзаюсьИ терзаться будуИ за гробом…Вот послушай,До чего доводитСатана-то душу нашу:Если не очнетсяКто да к богу не вернется,Так он и вопьетсяВ сердце самое когтями.Слушай же, что сталоС этим праведным Максимом…Отдыха, бывало,Он не знал. А в воскресенье,В праздники ль иныеС псалтырем идет в лесок онИ слова святыеОн читает. Там, в лесочке,В тихом уголочкеКатерину схоронили.Оттого в лесочкеОн за упокой КатрусиПсалтырь прочитает;А потом себе тихонько,Тихо напеваетСо святыми и заплачет.А потом помянетОн за здравье тещу с сыном —И веселым станет.«Все от бога, — тихо скажет, —Что укажет, делай!»Так-то праведно он прожилЗдесь на свете белом.А уж в будни так и вовсеНе сидит он в хате;Во дворе он все хлопочет:«Леность нам некстати!»Или скажет по-московски:«Как бы, лежа в хате,Не опухнуть». Взял он как-тоЗаступ и лопатуИ пошел, сердечный, в поле,Колодец копает.«Пусть, сказал, приходят люди,Чтоб воды напиться,За грешную мою душуГосподу молиться».Вышел в поле, за дорогойВ балку он спустился,Да и выкопал в долинеКолодец-криницу (Не один трудился; людиЕму помогали.Люди добрые, — колодецВместе с ним копали).Обложил его он срубом,Над дорогой в полеВысоченный крест поставил…Со всего раздольяДалеко тот крест был виденВ чистом поле, в логе,Чтобы знали: есть колодецОколо дороги,Приходили бы водицыИз него напитьсяИ за сделавшего этоБогу помолиться.

До чего же, слышь, доходятДьявольские ковы,Что сгубить я замышляюМаксима святого.Так-то вот! За что же это?А за то же КаинУмертвил святого братаВ светлых рощах рая.

Было ль это воскресеньеИль иной был праздник?Слушай, как проклятый учитСатана и дразнит.Говорю: «Пойдем, Максиме,Напьемся водицыИз колодца!»Молвит: «Ладно,Хорошо напитьсяИз него воды прохладной».И пошли тропоюИ ведерце и веревкуПонесли с собою.Вот приходим мы к колодцу,Я за верх схватился,Как глубок — гляжу. «Максиме,Ты бы потрудился,Черпать воду не умею».Он и наклонился,Опускаючи ведерце;Я… я слушал злого;За ноги схватил и бросилМаксима святогоВ тот колодец… Вот как было,Что я сделал, сыне!Не творилося такогоТам, на Украине,И вовек не сотворитсяВ целом мире, брате!Всюду люди, и один я —Сатана проклятый!..

Так неделя миновала,Максима достали,В балке той же при народеВ землю закопали.Часовенку поставилиИ звать порешилиСолдатовым тот колодец…

Ну вот и вся повестьО солдатовом колодце,Жестокая повесть.

А я… пошел я в гайдамаки,В Сибирь судьба меня вела(Сибирь когда-то здесь была).И, как Иуда, как собака,Я сгину… Чтоб мои делаПростил мне бог, молися, сыне,Там, на преславной Украине,В веселой нашей стороне,Быть может, легче станет мне?

1857, мая 16.