Одноколыбельники - Цветаева Марина Ивановна

Не для тысячи судеб –

Для единой родимся.

Ближе, чем с ладонью хлеб, –

Так с тобою сходимся.

Не унес пожар-потоп

Перстенька червонного!

Ближе, чем с ладонью лоб

В те часы бессонные.

Не возьмет мое вдовство

Ни муки, ни мельника…

Нерушимое родство:

Одноколыбельники.

Знай, в груди моей часы

Как завел – не ржавели.

Знай, на красной на Руси

Все ж самодержавие!

Пусть весь свет идет к концу –

Достою у всенощной!

Чем с другим каким к венцу –

Так с тобою к стеночке.

– Ну-кось, до меня охоч!

Не зевай, брательники!

Так вдвоем и канем в ночь:

Одноколыбельники.

13 декабря 1921

Лина Кертман

«И воскресать должны вместе…»

Дочитана светлая и трагическая история отношений, написанная самими ее участниками, – гениальным поэтом Мариной Цветаевой и талантливым прозаиком Сергеем Эфроном. Думается, что эмоционально захваченные читатели будут еще не раз перечитывать ее, в разное время и в разных душевных состояниях с наибольшей внимательностью останавливаясь на тех или иных эпизодах и, как это бывает при чтении больших и значительных романов, даже в давно знакомом открывая для себя что-то новое…

Такое может происходить при перечитывании и многих стихов из «Вечернего альбома» или «Волшебного фонаря» Марины Цветаевой, и повести Сергея Эфрона «Детство». Повесть эта впервые и единственный раз была издана небольшим тиражом в 1912 году. Автора ее никто не знал. Тем не менее она привлекла внимание известного поэта Серебряного века Михаила Кузмина, откликнувшегося доброжелательной рецензией, в которой остроумно отмечено своеобразие интонации, не позволяющей однозначно причислить повесть к жанру «детской» литературы: «Эта свежая и приятная книга, очевидно, написана не для детей, и потому нам кажется, что, кроме взрослых, ею особенно заинтересуются и дети». М. Кузмин высоко оценил искренность и тонкую наблюдательность молодого автора. Сергею Эфрону во время создания его «Детства» было 18 лет. Это довольно уникальный случай – все более или менее известные произведения о детстве созданы, как известно, гораздо более взрослыми авторами. К примеру, С.Т. Аксаков начал писать «Детские годы Багрова-внука» после 60-ти лет, «Детство» А.М. Горького написано после его сорокалетия; «Дорога уходит вдаль» (и другие части трилогии) Александры Бруштейн – одна из любимых детских книг людей нашего поколения, зачитывающегося ею в годы своего детства – отрочества (в пятидесятые – шестидесятые годы ХХ века) – вышла в ее 72 года. (Правда, некоторым «исключением из правила» на этом фоне может показаться «Детство» Льва Толстого – эта первая часть большой трилогии «Детство. Отрочество. Юность» была создана им в двадцать пять лет, но, не говоря уж о том, что двадцатипятилетнего молодого человека от восемнадцатилетнего юноши всегда отделяет немалая дистанция – в данном случае, когда речь идет не вообще о ком-то двадцатипятилетнем, а именно о Льве Толстом – возникает дистанция столь огромного размера, что ни о каких сравнениях, естественно, речи быть не может.) В 18 лет обычно волнуют другие сюжеты, в эти годы души бывают до краев наполнены увлечениями юности, и у начинающих писателей еще не возникает желания глубоко погружаться в память о детстве, из которого они так недавно вышли, – это обычно приходит гораздо позже. И сама память о детском восприятии мира так ярко всплывает чаще в другом возрасте (не только, кстати, у писателей…) ‒ в молодости она бывает вытеснена разнообразными новыми впечатлениями, ими и бывают полны юношеские повести, но в повести Сергея Эфрона поражает именно эта память – такая живая и подробная!

За два года до этого, в 1910 году вышел первый сборник Марины Цветаевой – «Вечерний альбом», и восхищенно откликнувшийся на него Максимилиан Волошин был поражен и восхищен редкой непосредственностью этих стихов и такой же живой памятью о так недавно закончившемся детстве. Интонация его отклика (в статье «Женская поэзия») в чем-то близка интонации М. Кузмина: «Это очень юная и неопытная книга – “Вечерний альбом”. (…) Ее нужно читать подряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна. Она вся на грани последних дней детства и первой юности. (…) “Невзрослый” стих М. Цветаевой, иногда не уверенный в себе и ломающийся, как детский голос, умеет передать оттенки, не доступные стиху более взрослому. Чувствуешь, что этому невзрослому стиху доступно многое, о чем нам, взрослым, мечтать нечего».

Многие стихи следующего цветаевского сборника («Волшебный фонарь»), вышедшего одновременно с «Детством» С. Эфрона, полны ностальгией по детству, так недавно ушедшему. При чтении повести С. Эфрона и стихов двух первых сборников Марины Цветаевой нельзя не почувствовать удивительную общность судеб и душевную близость их авторов. Близость эту они глубоко ощутили с первых же дней встречи. В том возрасте, когда совсем немногие молодые люди с такой ностальгией оглядываются назад, они были охвачены острой тоской по ушедшему времени – слишком тяжелые утраты были пережиты обоими к 18-ти годам. «Он был отдан мечте, как она. Как она, он любил свое детство. Он утратил мать, как мы»; «В ее стихах он понимал каждую строку, каждый образ. Было совсем непонятно, как они жили врозь до сих пор…», – вспоминает Анастасия Цветаева, которая уже тогда – в далеком 1912 году – очень высоко оценила эту повесть: «Я помню свое впечатление об этой в 1912-м году вышедшей книге, которое и до сих пор не изменилось <…>, рассказы талантливы, ярки, остры по наблюдательности и памяти; детская психология передана с огромным теплом, умиляет и восхищает». И это впечатление далекой молодости, по ее собственному свидетельству, не изменилось и много лет спустя: «Детство в старой Москве дано отлично», ‒ такая высокая оценка именно в устах Анастасии Цветаевой поистине дорогого стоит: ведь ее «Воспоминания», много страниц которых посвящено их с Мариной детству в те же годы в той самой «старой Москве», давно признаны классикой мемуарной литературы ХХ века, стоящей в одном ряду с высочайшими ее образцами.

Марина и Сергей вместе придумали «сказочное» название издательства – «Оле-Лукойе», где почти одновременно выпустили его повесть и второй сборник Марины. Это имя персонажа Андерсена естественно напоминало – и сейчас напоминает! ‒ о раннем детстве, когда любящие взрослые читали детям вслух эти сказки (что-то связанное с этим персонажем и миром Андерсена было изображено и на обложке книги С. Эфрона). Но первый сборник Марины вышел до их встречи, и на многих страницах «Детства» чувствуется, какое глубокое впечатление он произвел на Сергея – после посвящения повести Марине Цветаевой стоит эпиграф из ее очень близких ему стихов: «Дети – это мира нежные загадки, /Только в них спасенье, только в них ответ…». Спасенье… Это слово было очень значимым для него. В этой повести было его спасение от холодного мира взрослых, куда жизнь вытолкнула слишком рано и страшно… Погружаясь в воспоминания раннего детства, он восстанавливает неповторимые подробности того навсегда ушедшего из его жизни мира – родительского дома, где им с братом было так тепло и уютно, где мама заходила в детскую перед сном, ласково говорила с ними и «часто по вечерам (…) читала вслух». Мир своего раннего детства Сергей Эфрон определил в «Автобиографии» как «сказочную, немного замкнутую жизнь». Так можно сказать и о детстве Марины и Аси – в их «волшебном» доме в Трехпрудном переулке…