Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll"

— Иди и переоденься. Я достану дурацкого гуся, — Джеймс хлопнул друга по спине, подталкивая вперед и наблюдая краем глаза за Фреей, которая едва успела встретиться с ним взглядом, сразу же отвела глаза в сторону. Алисса заняла место рядом, и ему нужно было поторопиться, чтобы сесть по другую руку от неё.

Дункан вышел из комнаты, до последнего не сводя с Алиссы очарованного взгляда. Ударился плечом о двери и чуть было не вывернул шею. Всё так же безнадежно влюбленный, он по-прежнему не подавал надежд на улучшение положения своих сердечных дел. Дункан не мог любить Алиссу меньше, хотя даже не пытался, что, по мнению Джеймса, стоило бы сделать. Впрочем, в последнее время его это занимало гораздо меньше, чем должно было. Он и сам оказался в узниках, а потому не мог винить равного по горю друга в той же слабости.

Из спальни, куда удалился Дункан, было слышно нарушающий тишину голос Рейчел, которую не могло всё устроить. Она причитала, что Спенсеру стоило оставить подарки на отдельном столике и открыть лишь по окончанию ужина, надеть другую рубашку, пиджак и галстук, да и к тому же приготовить не жирного гуся, а диетического кролика. Они слышали каждое её слово настолько отчетливо, будто девушка стояла под самой дверью. Каждому по-своему было жаль податливо влюбленного Спенсера.

— Что-то случилось по пути сюда? — спросил скорее у Алиссы, нежели у Фреи, молчаливо сложившей руки на коленях и отвернувшей голову к окну. — Обычно, на день рождение люди заявляются с более радостными лицами, — пошутил, но, похоже, попытка разрядить обстановку оказалась неудачной.

Он заметил, как девушки переглянулись между собой. Фрея наклонила голову чуть вниз, отрицательно покачивая ею, на что Алисса понятливо кивнула. Их немые переговоры длились меньше минуты, но по сговорчивым выражениям на обеих лицах, Джеймс заранее понял, что верного ответа не получит.

— Вытащи птицу, — холодно произнесла Фрея, не дав Алиссе ответить ни ложью, ни правдой.

Джеймс отвернулся. Из духовки исходила тонкая серая дымка, подающая тревожный сигнал. Фрея поспешила подняться с места и подойти к нему. Он напрочь забыл о перчатке, а потому обжег ладонь в ту же секунду, что притронулся к нагревшейся ручке духовки. Она надела дурацкую перчатку и сделала всё за него, хотя всякий прежний опыт на кухне заканчивался для неё неудачей.

— Ты в порядке? — спросила, обхватив его ладонь обеими руками, одна из которых всё ещё была облачена в перчатку. Гусь с чуть пригорелой корочкой медленно остывал на одной из кухонных тумб, отодвинутый подальше от их беспомощной рассеяности.

Джеймс смотрел на Фрею в упор, пытаясь угадать, что означала столь резкая перемена. В серой дымке почти бесцветных глаз вместо ответа обнаружил тлеющий уголек беспокойства, взывающего к улыбке, пробившейся на лице мимо воли. И как только уголки его губ приподнялись вверх, как она закатила глаза, выпустив его руку, безвольно упавшую вниз. Фрея намеревалась поспешить вернуться обратно за стол, сложить впереди себя руки и мучать его своей ледяной холодностью, как Джеймс не постеснялся Алиссы, чтобы перехватить её запястья и вернуть к себе. Он только и успел коснуться губами её мягкой теплой щеки, как она ловко вывернулась, всполошенная голосом Рейчел.

— Гуся нужно поставить на середину стола, — на выдохе произнесла девушка, приняв вид уставшей хозяйки, не унимавшейся весь день в преддверии принятия званых гостей. На то, что она была чужой в этом доме, никто не стал нарочно пенять, что было само по себе очевидным. — Похоже, наше тщательное приготовление осталось незамеченным, иначе я не понимаю, почему не получила ни одного восторженного комплимента? — нарочно обиженным голосом продолжала Рейчел, кося взглядом в сторону Джеймса, который со всей бережностью переложил жирного гуся на большую круглую тарелку, занятую ими у соседей, и едва ли внимал не весьма удачному комментарию девушки. Он просто хотел поспешить занять место подле Фреи, а на остальное ему было плевать.

— Кажется, я сказал тебе уже сотню комплиментов, — по-доброму посмеиваясь, произнес вошедший на кухню Спенсер, полностью переодевшийся. Вокруг шеи был аккуратно завязан скучный чёрный галстук, выделяющийся ярким пятном на накрахмаленной белой рубашке. Парень предусмотрительно закатил рукава, нарочно не надев пиджака. Прямые чёрные брюки, выбранные Рейчел, были гораздо лучше широких серых, что он выбрал сам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты похож на кинозвезду, — сказала Алисса, мягко улыбнувшись. Она во многом чувствовала себя лишней рядом с Фреей и Джеймсом, скованными недоразумением, а также Спенсером и Рейчел, за несколько недель уподобившееся самой обычной семейной паре.

— Они носят смокинги, — хмыкнула Рейчел, не дав парню возможности ответить хотя бы коротким словом благодарности.

— И красные помады, — вторил Джеймс, успев занять место рядом с Фреей, придвинувшейся чуть ближе к Алиссе, снова взывая к его недоумению.

Он не успел ни о чем спросить, когда вернулся Дункан. Переодетый и причесанный, парень держал бутылку вина, что принялся открывать прежде, чем занимать место за столом. Краем глаза он по-прежнему смотрел на Алиссу, выпрямившую спину в ту же секунду, как только он вошел. Едва ли это сумел заметить кто-либо, поскольку каждый был занят своими заботами.

Когда Дункан разливал вино по бокалам, Рейчел возмущалась вслух, критикуя внешнее убранство стола, полного вкусной еды, на приготовление которой ушли долгие часы, прежде всего Джеймса и Дункана, решивших сделать другу своеобразный подарок. Она продолжала наблюдать за Джеймсом, хоть и не обделяла вниманием Спенсера, бросая ему вместе с навязчивыми замечаниями улыбки, скрашивающие её яд. Спенсер же широко улыбался, не замечая вокруг никого, кроме своей девушки, выдающейся ему идеальной вопреки всем своим явным недостаткам. Алисса скучающе рассматривала комнату, будто впервые была гостей в этом доме, но с каждым томным вздохом опускала глаза вниз, только хотя бы случайно не посмотреть в сторону Дункана, бросающего на неё короткие взгляды. Джеймс, положив ладонь на колено Фреи, пытался привлечь её внимание незамысловатыми вопросами, на которые она давала короткие ответы. Не глядя в сторону парня, она пыталась убрать его руку, что всякий раз возвращалась обратно, будто именно там ей и было место.

После слов, произнесенных Рейчел ещё в их комнате, Фрея пыталась не упускать её из виду, поэтому не могла не замечать, как подруга смотрела на Джеймса. Ей даже было неловко, что он уделял так много внимания ей, будто они были наедине, а не в окружении друзей, хотя в свете других обстоятельств она не стала бы желать большего.

Они так и не пришли к соглашению о том, были ли вместе в самом обычном понимании этого выражения, либо же просто временно дурачились, не обязывая себя обещаниями оставаться вечными. Было достаточно того, что было, а вот что это было, стало не так уж важно. Для Фреи всё дело было во времени, в котором их привязанность однажды должна была непременно раствориться, для Джеймса — в девушке, неопределенность которой сбивала с толку больше, чем собственные чувства.

Они научились проводить время вместе, не выискивая для этого случайных встреч. Виделись зачастую в закусочной, столовой или библиотеке. Бывало, Джеймс приходил к ней, когда не было Алиссы. Фрея рисовала, когда он лежал на её кровати и рассуждал о чем-то вслух, веселя самыми нелепыми теориями, выдуманными из скуки. Она ни разу не позволила ему взглянуть на картину, а когда Джеймс намеревался сделать это против её воли, то бросала рисование и усыпляла его интерес поцелуем. Бывало, Фрея заглядывала к ним домой, когда там было пусто. Джеймс играл ей на фортепиано, когда она закрывала глаза и молча слушала, внимая каждой будоражащей кровь ноте, испытывая по телу приятные мурашки. Он быстро уставал от этого занятия, но когда она просила сыграть ещё хотя бы раз, то соглашался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Их отношения не успели стать предметом обсуждения общественности, потому что на людях Фрея пыталась держать расстояние, что немного оскорбляло Джеймса. Он слишком увлекся проявлением чувств, противоречивости которых перестал внимать, оставив старые привычки в прошлом. Отрекся от прежних убеждений, испытывая на первых порах себя несколько отречено и неуверенно, но затем свободно, как никогда прежде. Джеймс всё ещё не спешил признаваться самому себе в любви к Фрее, но испытываемые чувства пьянили сладостью, что однозначно стоила всего, во что он прежде нарочно отказывался верить.