Иван-Дурак - Ольга Матвеева

— Ты? — воскликнула она радостно. — Ванечка! Я так соскучилась!

— Я тоже, — ответил Иван удивленно. Такой реакции на свое появление после вчерашнего разговора он уж никак не ожидал. — Это тебе. — Он протянул девушке пакет.

Верочка заглянула в него и восхищенно взвизгнула:

— Ванечка! Ты ангел! У меня никогда еще не было такой косметики! — она полезла к Ивану обниматься и даже чмокнула его в щечку. Иван решительно ничего не понимал.

— Может быть, съездим куда-нибудь поужинать? — предложил он робко.

— Да! Поехали! Я ужасно голодная! Только вот…, — Верочка осмотрела свой наряд. — Наверное, я не могу поехать с тобой в этом.

— Ничего, сначала мы заедем в магазин.

Таким образом, Верочка получила новую кофточку, юбочку и еще одни туфли. На сей раз черные.

«Кто она, — размышлял Иван, когда вез Верочку в ресторан, — расчетливая сука или святая простушка, которая выманивает у него деньги просто так, случайно, по наитию, так сказать. А если она все-таки расчетливая сука, которая зарабатывает на жизнь своим образом наивной нищей поэтессы? Если так, то перед ней стоит снять шляпу, которой у меня нет — она великая актриса».

Ответ он получил той же ночью в своей спальне: Верочка была, скорее всего, простушкой. Потому что она была девственницей. В двадцать четыре года! И это в конце двадцатого века! С его сексуальными революциями и свободой нравов! Опять загадка — что это, Верочку никто никогда не пытался соблазнить или она была слишком строго воспитана? Или что-то еще? Сам по себе факт девственности означал только то, что до этого момента у нее не было близости с мужчиной, это, однако, не исключало вероятности того, что она и раньше вела какие-то игры с представителями противоположного пола. Будучи непорочной девой, пожалуй, играть даже и удобнее. Мужчина, например, одарил ее с ног до головы, жаждет благодарности, а она ему: «Извини, дорогой, но я девственна, берегу себя для мужа, так что…». Но подобного рода догадки Иван сразу отмел: Верочка в постели была слишком трогательно неуклюжа — вряд ли можно так убедительно сыграть абсолютную неопытность в этой сфере. Она же все-таки не Сара Бернар и не Любовь Орлова… А главное, ее белье — оно было пуританским, уродливым, старым, застиранным. Не носят коварные кокетки такого белья. Нет, скорее всего, она все же бедная, маленькая, кем-то запуганная дурочка. Надо бы ее расспросить, кто же ее так запугал-то?

После ужина в ресторане, который, к счастью, обошелся без поэзии, зато был полон страстных поцелуев и нежных поглаживаний, Иван рискнул пригласить Верочку к себе домой выпить по бокалу настоящего французского коньяка. Глазки у девушки загорелись, она принялась верещать, что ни разу еще не пробовала коньяк, тем более французский. Кажется, она даже не догадывалась об истинной цели этого приглашения. А Ивану было приятно открывать для этого неискушенного наивного создания новый мир. В квартире Ивана Верочка восхищенно озиралась по сторонам и восклицала:

— Надо же, как красиво! Я думала, что так только в музеях и дворцах бывает! Ой, какая картина! Ой, какие часики! Ой, а кухонный гарнитур какой!

Иван, хотя и начал уже задумываться о расширении жилплощади или хотя бы о ремонте и смене обстановки — поскольку, с его точки зрения, квартирка эта перестала уже соответствовать его статусу, все же был польщен. Он подумал: «Это в какой же дыре живет Верочка, если его холостяцкая берлога кажется ей дворцом?», а вслух сказал:

— Ну что ты, это обычная квартира, вон и обои уже местами отклеиваться начали, и мебели года четыре, какая-то она немодная уже. Если бы я сейчас ремонт делал, я бы такую, конечно, уже не купил — слишком дешевая и некачественная. Но тогда приличной мебели-то еще не продавалось, да и зарабатывал я существенно меньше, чем теперь.

— Это дешевая мебель? — удивленно спросила Верочка, оглаживая фасад шкафа, — а какая же тогда дорогая?

— Ну, итальянская, например, из натурального дерева. Слушай, а что у тебя-то в квартире стоит?

— Развалюхи какие-то, — ответила Верочка и покраснела, — бабушкины еще. Мама вообще ничего из мебели не покупала, только табуретки, когда старые совсем сломались. Мама у меня библиотекарь — нам и на еду-то не хватало. Всю жизнь с хлеба на воду перебивались. Какая уж тут мебель. — Девушка вздохнула.

— Да, два мира, два детства, — глубокомысленно изрек Иван и достал из шкафчика бутылку коньяка. — Ты присаживайся, — обратился он к Верочке. Та села на краешек стула и принялась теребить подол юбки. Иван разлил коньяк в пузатые бокалы. — Коньяк нужно начала согреть теплом своей руки: взять бокал за ножку и как бы обнять его ладонью. Вот так, — он показал как, — а потом пить маленькими глотками, чтобы ощутить букет. Обрати внимание, в этом коньяке есть очень тонкие цветочные нотки, в нем солнце юга Франции, я даже будто бы чувствую аромат лаванды. Знаешь, когда-нибудь мы с тобой обязательно поедем в Прованс. Черт, еще ни разу не был за границей. Нужно срочно паспорт сделать. Ну, за тебя! — Иван поднял бокал.

— И за тебя! — откликнулась Верочка, отпила глоток, сморщилась. — Ой, какой крепкий! — пискнула она.

Иван рассмеялся…

Еще сидя за столом на кухне, он начал целовать Верочку, а потом повлек ее сначала в гостиную под предлогом показа квартиры, а потом и в спальню, там, стоя рядом с широкой кроватью, Иван вновь приступил к страстным лобзаниям, а затем легким, непринужденным движением завалил Верочку в постель со словами: «Так нам будет удобнее». Дальше они продолжили свои упражнения в области поцелуев, а потом Иван осторожненько потянулся к груди девушки, она не сопротивлялась. Он расстегнул пуговки на ее новенькой блузке, она не сопротивлялась. Он снял с нее блузочку. Она не сопротивлялась. Под блузочкой обнаружился отвратительный лифчик, очевидно, некогда бывший белым, а ныне имеющий серовато-землистый оттенок. Иван поморщился и поспешил избавиться и от этого предмета гардероба, пока у него не пропала охота вообще что-то снимать с этой замарашки. Верочка не сопротивлялась. Напротив, она неловко, но очень экспрессивно принялась стаскивать с Ивана рубашку…

Верочка имела самые смутные представления о том, что все население земного шара называет сексом, а ее мать развратом. Но когда Иван повалил ее на кровать, она догадалась, что сейчас может произойти. Первый порыв ее души был таков — вырваться и сбежать. Но потом она подумала, что быть девственной в ее возрасте, по меньшей мере, смешно и подозрительно, и пора бы уже избавиться от этого нелепого статуса. А тут и случай подходящий, и мужчину она, кажется, любит. Но отнюдь не любовь двигала Верочкой, когда она сдирала с Ивана рубашку, а затем и штаны. Решимости Верочке придавала обида — она хотела отомстить матери. Раз уж та пытается держать дочь под замком, раз уж она обзывает ее шалавой и обвиняет во всех смертных грехах, так пусть уж эти обвинения будут иметь под собой основания! Вот сейчас она и согрешит. Назло матери. Верочка превратила таинство своего первого соития в бунт, в локальную постельную революцию. Революция, как и положено революции, была кровавой. Ну, немного.