Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты - Владимир Виленович Шигин

– Ну вот и закончилась моя здешняя служба! Извини, что оставляю тебе хозяйство в полном расстройстве! Так уж вышло! Не поминай лихом! – сказал, уезжая Тормасов, верному маркизу.

– Прощай, Александр Петрович!

– Прощай, Филипп Осипович!

Генералы обнялись. Тормасов, не оглядываясь, залез в возок. Кучер свистнул кнутом, и возок, в сопровождении конвойной казачьей сотни, помчал вдоль Дворцовой улицы.

Впереди Тормасова ждало назначение командующим 3‑й армией. Во главе ее он примет участие в войне 1812 года, одержит победы под Кобрином и Городечно. Потом, в составе Главной армии, будет сражаться под Малоярославцем, Вязьмой и Красным. В Заграничном походе, во время болезни Кутузова, примет командование всей российской армией. Впоследствии будет заседать в Государственном совете, после чего получит назначение московским губернатором. Там, в Москве Тормасов и скончался в 1819 году, будучи полным генералом, графом и кавалером всех российских орденов.

Историк так оценивает деятельность Тормасова на Кавказе: «Вступив в начальствование краем и командование войсками в то время, когда Россия вела войну с Турциею и Персиею, А.П. Тормасов, с весьма ограниченными средствами, сумел сохранить все сделанные нами в том краю приобретения, одержал несколько побед над турками и персиянами и, усмирив волнения в Кубе, Имеретии, дал последней новое административное устройство. Человек с большою энергиею и высокообразованный, он принес бы огромную пользу краю, но, беспрерывно занятый военными действиями, мог уделить лишь часть своей деятельности на внутренние преобразования…»

С отъездом Тормасова несколько изменился порядок подчиненности в Кавказском крае. Если ранее кавказский и астраханский губернатор Ртищев был подчинен Тормасову, то отныне, с назначением наместником в Грузии маркиза Паулуччи, он стал полностью независим. Границей между управлениями был определен Владикавказ. В истории Кавказа началась новая глава.

* * *

Итак, 22 сентября 1811 года в командование войсками и в управление Грузией вступил генерал-лейтенант Паулуччи. Как обычно, не обошлось без нововведений, которые в этот раз были весьма серьезными.

Так, будучи человеком самостоятельным и независимым, Паулуччи сразу же потребовал, чтобы все подчиненные по делам службы обращались напрямую к нему.

– Я не желаю, – говорил он, – чтобы командиры частей строчили бесчисленные письма в мою канцелярию или пытались докладывать мне через адъютантов! Я приказываю докладывать мне обо всем напрямую лично! В противном же случае буду считать ослушников интриганами!

При этом Паулуччи старался быть беспристрастным со всеми подчиненными, вне зависимости от их положения. Так, получив донесение, что весьма авторитетный в высших грузинских кругах князь Тамаз Орбелиани не платит повинностей со своего имения (Тормасов смотрел на такие прегрешения сквозь пальцы), Паулуччи приказал ему немедленно возместить все долги, пригрозив конфискацией имения. Был нещадно наказан князь Александр Дадиани, превративший солдат в рабов, заставляя их в свободное от караулов время трудиться на своих полях и виноградниках.

Но самым неприятным для кавказской знати было другое – маркиз отказался принимать какие бы то ни было подарки-пишкеши как от закавказских ханов, так и от бесчисленных местных князей, как было принято в тех краях. Традиция взаимного дарения была столь распространена, что для ее поддержания из Петербурга всегда присылали в распоряжение наместников дорогие вещи. Получив очередной ханский подарок, наместник обыкновенно приказывал записать его на приход, а тот, который посылал хану, записывал в расход. Паулуччи же разослал письма, повелевая всем закавказским ханам ему подарков впредь не присылать и от него ответных даров также не ждать. Более того, он категорически запретил принимать подарки своим чиновникам, не без основания считая это официальной взяткой.

Теперь, когда заботы по принуждению к миру северокавказских горцев перешли в ведение генерал-лейтенанта Ртищева, Паулуччи сосредоточился исключительно на закавказских делах.

Ситуация же была следующей. Персы опять готовились к вторжению в наши пределы, ведя переговоры с казикумухским ханом Сурхаем-ханом и давним нашим врагом бывшим дербентским ханом Ших-Али, который еще не потерял надежды вернуть свое ханство.

Сурхай-хан являлся серьезным авторитетом для горцев, так как являлся хафизом, знавшим наизусть Коран. Очевидец писал о Сурхае так: «Это был человек примечательной наружности. Он был высокого роста и вид имел, особенно под старость, грозный. В горах он славился обширной ученостью в мусульманском духе, а по древности рода и большими связями во всем Дагестане, пользовался уважением у всех соседних народов».

При этом и казикумухский хан Сурхай и скрывающийся у него бывший дербентский хан Ших-Али заверили Аббас-Мирзу в готовности к войне с русскими. Довольный принц одарил Ших-Али четырьмя тысячами червонцев, велев собирать под свои знамена всех, кого только сможет. Лазутчики доносили, что сам Аббас-Мирза якобы хочет выступить из Тавриза в Муганскую степь, отправив приказание Мустафе-хану Ширванскому идти туда же со своим войском.

Английские инструкторы советовали ему, для быстроты движения, не брать с собою пехоту, оставив ее в резерве, а взять только пушки, назначив для прикрытия каждой по двести человек лучшей конницы. Кроме этого, в Решт прибыл сведущий английский корабельный мастер, чтобы построить там суда для уничтожения русских судов, плавающих из Астрахани в Баку.

Генерал-лейтенант Паулуччи, будучи сам человеком редкостной честности, негодовал, получая сведения о кознях англичан.

– Как так, – говорил он своим штабным, – ведь Англия нынче союзник России в борьбе с Наполеоном! При этом Россия честно исполняет все пункты договора, оплачивая его кровью своих солдат. В ответ Лондон исподтишка пакостит ей везде, где только может. Уж лучше было бы держать союз с Наполеоном против англичан, по крайней мере, он честнее! Передайте мое приказание постараться изловить хотя бы несколько английских офицеров. Мы их отправим в клетке в столицу, чтобы все увидели истинную физиономию британской чести!

Вскоре прибывший в Петербург английский посол Эдвард Торнтон уже знал, что новый наместник Кавказа исповедует антибританские взгляды. Премьер-министру Спенсеру Персивалю, по кличке «маленький Пи», посол писал, что немедленно предпримет все возможные меры для устранения опасного противника.

Не зная, что над ним уже начинают сгущаться тучи, Паулуччи в то время более волновали дела в Муганской степи. Чтобы проверить полученную информацию, он приказал командиру Троицкого пехотного полка генерал-майору Хатунцеву отправиться в Ширвань, под предлогом осмотра расквартированных там батальонов. Самому же узнать, действительно ли персы сосредотачиваются к югу от слияния Аракса и Куры в Муганской степи, и удостовериться в измене Мустафы-хана Ширванского. Если же сведения о сосредоточении персов подтвердятся, то Хатунцев должен был собрать все находящиеся в Ширвани наши войска и атаковать персов. Если же персов не обнаружится, то двинуть войска против разбойничьих шаек Ших-Али.

Генерал-майор Хатунцев начинал службу в Преображенском полку, потом служил в кавалергардах. К своим подчиненным лощеный