Ночи и рассветы - Мицос Александропулос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуй! Здравствуй! — приветливо поздоровался лейтенант и протянул левую руку. — Мы тебя ждем. Пошли к дяде Мицосу.
Дядя Мицос оказался начальником штаба, это был кадровый офицер, полковник лет шестидесяти пяти, с пышной седой бородой и рыжими от табака усами. Его острые, умные глаза дружелюбно смотрели сквозь стекла очков, еле державшихся в старой алюминиевой оправе.
— А! Добро пожаловать! Как доехал? Как себя чувствуешь? Приказ читал?.. Не читал? Ну, с этого и начнем.
Лейтенант сбегал к себе и принес приказ — один из первых приказов военного министерства при ПЕЕА. В длинном списке фамилий Космас нашел свою. Ему присваивалось звание старшего лейтенанта.
— Поздравляю! — сказал полковник и крепко пожал ему руку. — Желаю новых успехов и повышений. Пока не получишь назначение, поработаешь у нас в штабе. Напишешь подробный отчет о деятельности вашего отряда на Астрасе. С первого дня, как отступила дивизия, и до самого конца. Назови тех, кто отличился, кого нужно отметить, наградить… Выскажи свои предложения. Вопросы есть?
— У меня только один вопрос… Могу я узнать о своем назначении?
— Когда будет приказ, сообщим.
— А могу я высказать свое желание?
Старик рассмеялся, и глаза его показались вдвое больше под толстыми стеклами очков.
— Знаем мы твое желание! Нам Вардис говорил, и мы совсем уже было решили. Но потом произошли кое-какие перемены… Ты пиши пока отчет, а там посмотрим… Нужно исполнить наш долг перед товарищами. Как следует исполнить… Договорились?
— Договорились! — Космас встал.
— Погоди! Мы отрядим тебе в писари одного солдата…
— Не нужно! Я сам напишу!
Полковник проводил его до двери.
— Сейчас же отведи его на склад! — крикнул он вдогонку лейтенанту. — Пусть оденется как следует! Еще лучше, чем ты!
На складе Космаса ждал приятный сюрприз — заведующим оказался Фокос.
— И как я тогда недосмотрел! — рвал на себе волосы Фокос. — Знал бы ты, сколько раз я потом бился лбом об стенку, проклинал свою дурную башку. Почему я в тот вечер не отвел тебя к врачу? Почему? Где наша, чуткость? Про человека, про человека забываем!.. Почему я в тот вечер не отправил тебя в госпиталь, когда все еще было поправимо?
— Ну ладно, Фокос, нечего после драки кулаками махать. Если признаешь за собой вину, то изволь искупить ее — найди мне форму получше.
— Да я сделаю из тебя картинку!
Разодетый, как картинка, Космас отправился обедать. Янна еле узнала его в новом великолепии. Но и она изменилась не меньше. Вместо военной формы Космас увидел на ней летнее платьице, которое помнил еще по Афинам.
— Что за превращение? Неужели новое путешествие?
— Путешествие. Но пока близкое — по району. С сегодняшнего дня я работаю в обкоме, а наш секретарь говорит, что женщины должны носить то, что им к лицу.
— Кто у вас секретарь?
— Вот он — собственной персоной.
Космас оглянулся и прямо над собой увидел потный от жары, красный, словно мак, нос Лиаса.
— Ну и ну! — хохотал Лиас. — Неужели ты сумел меня забыть? Я польщен!
* * *Их поместили на окраине деревни. Космас сел писать отчет, а Янна убежала в свой обком и вернулась вечером. Она увидала на полу горы исписанной и изорванной бумаги.
— Я дам тебе один совет, — подсела она к Космасу. — Я помню, ты лучше всех в школе писал сочинения, но теперь этого мастерства не нужно. Пиши как можно сдержаннее, суше и, где можно, вместо слов ставь цифры. А теперь пошли ужинать.
— Не пойду, Янна, не могу. Я не заработал сегодня свой кусок хлеба. Накажу себя сам и посижу голодным.
Янна ушла одна и вскоре вернулась с котелком чая, ломтем хлеба и куском твердой, как камень, колбасы.
— Я еще яичницу тебе поджарю! — объявила Янна. — Это надбавка выздоравливающим.
Космас отложил бумаги в сторону и стал наблюдать за Янной в роли хозяйки. Впервые они садились ужинать по-семейному. Со свойственной ей ловкостью и быстротой Янна разожгла огонь и принесла со двора два камня.
— Вместо таганка, — объяснила она Космасу и установила камни на огне — один напротив другого.
— А что у нас будет вместо сковороды?
— Сковорода!
Янна снова выбежала во двор и тут же появилась с черной, закопченной сковородой.
— Соседка предлагала мне даже масло, но я отказалась.
— А на чем будешь жарить яичницу?
— На жире от колбасы. Возьми кувшин и сходи за водой. Когда вернешься, все будет готово. Помнишь, где родник?
Когда Космас пришел, на ветхом ящике, служившем ему письменным столом, стоял готовый ужин. Вместо скатерти — английские прокламации, а на них тарелка с яичницей и колбасой, хлеб и котелок с чаем.
— До чего аппетитно! Хорошо, что нет вилок! Будем есть руками, а потом облизывать пальчики!
— Вилка есть, — сказала Янна и села рядом.
Во дворе послышались торопливые шаги. Женский голос позвал Янну.
— Опоздала! — вскрикнула Янна. — У нас сейчас собрание. Я побежала.
— Съешь хоть что-нибудь…
— Вот только чаю глотну…
Она поднесла к губам котелок и сделала два-три глотка.
— Возьми с собой!..
Пока Космас пытался ухватить большой кусок горячей колбасы, Янны уже и след простыл.
«Вот и начинается семейная жизнь», — с улыбкой подумал Космас.
В интендантстве Космасу дали самодельную лампу — консервную банку с ватным фитилем и жиром на донышке.
— На три дня! — предупредил интендант.
При мягком свете лампы, памятуя совет Янны, Космас успешно, трудился над отчетом. Янна вернулась за полночь.
— Завтра уезжаю! Рано утром…
— Уже? Куда?
— По окрестным деревням. Скоро вернусь, надеюсь, застану тебя…
Он еле различал ее в полумраке комнаты. Раньше, в грубой военной форме, Янна казалась ему взрослее и полнее; теперь, переодевшись в платье, она как-то сразу похудела. Она стояла перед ним, тоненькая, хрупкая и очень утомленная. Густые черные волосы подчеркивали бледность ее лица. Редко, очень редко он видел Янну такой, как теперь, — слабой и беззащитной девочкой, и в эти минуты она была ему до боли близкой и родной. В эти минуты Космас ощущал, что его чувство к ней безмерно нежное и чистое, как к сестренке или очень верному другу.
— Спать! Немедленно спать! — сказал Космас и стал собирать бумаги. — Когда тебе нужно вставать?
— Выезжаем на рассвете!
Он первым подал пример и сделал вид, что уснул. Янна положила ладонь ему на лоб.
— Не уедешь без меня?
— А ты можешь завтра не поехать?.. Вот то-то и оно! Я тоже, если скажут, поеду. А сейчас спи. Война скоро кончится, и мы будем ждать друг друга где угодно и сколько угодно…
Янна стала укладываться поудобнее. Кровать была деревянной, и вместо матраца они подстелили какое-то пальто с жестким, словно иголки, ворсом.
— Чем занимается сейчас твой отец? — вдруг спросил Космас.
— Сооружает, наверно, новые платформы, — тихо рассмеялась Янна. — Ты знаешь, какой он упрямый… Считает, что каирское правительство хитрая ловушка, что условия нам предлагают кабальные и соглашаться на них мы не имеем права. Одним словом, он говорит, что нужно отстаивать ПЕЕА. Только на этот раз он, к сожалению, неправ…
— Почему ты так думаешь?
— Все против него…
— Так не судят…
Янна резко повернулась.
— Давай не будем об этом. Есть люди, которые знают лучше нас…
Он поймал ее руку, мягкую и теплую. Их пальцы сплелись, и Космас мгновенно забыл, что Янна устала и завтра ей рано вставать. Янна отняла у него руку, но он снова нашел ее.
Вдруг в комнате раздался странный треск, похожий на скрип двери или шипение жира на раскаленной сковороде.
— Что это?
— Твоя лампа! — засмеялась Янна. — Встань, погаси ее…
Жир в лампе кончился, догорал высохший фитиль.
— А ведь мне дали ее на три дня! — схватился за голову Космас.
— Гаси же, гаси!.. Ох, как пахнет! — Янна сморщилась и закрыла лицо ладонями.
Потушить фитиль оказалось не просто, Космас гасил его пальцами — сантиметр за сантиметром. В комнате стоял запах прогорклого жира.
VI
Янна уехала на рассвете. Не поднимая головы, Космас работал целый день и целый вечер. На следующее утро он явился в штаб с готовым отчетом. Дядя Мицос перелистал первые страницы и остался доволен.
— Хорошо! Очень хорошо! Мне нравится твой деловой стиль, конкретно — имена, цифры. А то знаешь как бывает? Просишь отчет, а тебе принесут стихи или поэму в прозе, и что с ней прикажешь делать? Морока, да и только! Потом решишь отдохнуть, мозги проветрить, открываешь поэму и читаешь — отчет! Я давний друг поэзии, но в последнее время с горечью замечаю, что таких поэм все больше и больше, растут, словно грибы после дождя…