Стая - Виктор Точинов

— Кто пытался изрешетить нас на Греческом?

— Понятия не имею. Нашу встречу действительно прикрывали, но подобного исхода не планировалось… Я почти ничего не изображала, действительно была в шоке.

— Любопытно…

— Это могла быть случайность? Например, тебя узнал кто-то из знакомых, имеющих давние счеты? И не стал тянуть, решил свести их сразу?

Граев задумался. Внешность он поменял не так уж кардинально, привык как-то к своему лицу, знаете ли… Хирурги подправили форму носа и разрез глаз, да еще Граев отпустил усы и стал носить очки-хамелеоны без диоптрий. Тех, кто видел его лишь на снимках, такая маскировка должна была обмануть. А вот те, кто знал лично и близко… Рост, фигура, пластика движений остались прежними. Могли, вполне могли опознать.

Он восстановил в памяти лицо убитого на Греческом проспекте человека. Нет, никаких ассоциаций…

— Может и случайность… — подвел он вслух итог своим размышлениям. — А теперь главный вопрос: когда появится седой и мудрый генерал, и объяснит нам: зачем, черт побери, для какой-такой надобности он нас собрал?!

— Завтра утром… Только он не седой. И не генерал. И, наверное, не мудрый. Просто хитрый.

— Тогда пошли спать. Надо отдохнуть хорошенько.

— Черствый ты, Граев… — сказала Людмила, когда они поднимались по береговому склону. — Не романтичный. Такая ночь…

— Извини. Что-то все стихи из головы вылетели.

…Крапивин лежал на полу, заложив руки за голову. Макс сидел на стуле, в руке пистолет с глушителем. При появлении Граева встал, доложил:

— Вот, хотел мне по затылку шандарахнуть, — и за вами следом. Пришлось его маленько… Чтобы тет-на-тет людям не ломал. Будем сейчас допрашивать или в подпол до утра?

— Да что тут допрашивать, и так все ясно… — сказал Граев. — Вставай, Степаныч, и на Макса не обижайся. Не любит он, когда по затылку бьют, такой уж у него характер.

Крапивин поднялся, побагровевший и злой.

— Дети? — спросил Граев, глядя ему в глаза.

Капитан кивнул после недолгого колебания.

— Рассказывай. Не мнись, мы все четверо сейчас в одной лодке.

— Что рассказывать… К Валентине, к сестре их отправил, под Выборг, подальше от всей свистопляски. Два часа назад Валька звонит, сама не своя: как с утра гулять ушли, так и не вернулись…

— И ты решил выменять детей на нее? — кивнул Граев на Людмилу.

— Ну… вроде…

— Не прокатило бы… Тут от тебя другого ждут. Того же, что и от всех нас.

— Вот оно что… — встрял в разговор Макс. — Денег-то хоть дадут?

— Завтра узнаем.

— Ни хрена, думаю, не дадут, — предположил Макс. — Черная какая-то полоса в жизни пошла — прямо вот с тех пор, как меня утопили.

3

Машина — «вольво» цвета «металлик» — подкатила к дому ровно в восемь утра, минута в минуту. Однако никто из временных жильцов уже не спал, а Крапивин пришел на полчаса раньше.

Капитан, глядя в окно на идущего между грядок и ягодных кустов человека, задумчиво предположил:

— А вот если его сейчас в подвал, да яйца в тиски, — расскажет ведь, где Борьку с Оксанкой держат… Расскажет, никуда не денется…

Граев промолчал, но Макс воспринял идею с нешуточным интересом. Негромко сказал:

— Нет тисков… А вот мясорубку я здесь видел, не хуже сработает.

Аккуратный стук в дверь.

— Открыто! — крикнул Граев.

Действительно, «седого и мудрого генерала» пришедший напоминал мало. Ни седины, ни генеральской основательности. Лет тридцать с небольшим, среднего роста, подтянутый, жилистый — если даже сейчас на кабинетной работе, то в форме себя держит.

Представился пришедший как Сергей Борисович, и разговор начал с комплиментов:

— На самом деле, господа, для меня большая честь с вами работать. Танцор… Безумный Макс… Надежда-Первая пуля… Имена-легенды, можно сказать. Читать ваши досье интереснее, чем иные криминальные романы.

Услышав боевой псевдоним Людмилы, Граев с трудом сдержал удивленный возглас. Вот, значит, с кем жизнь свела…

Крапивин, не упомянутый при перечислении легендарных личностей, смотрел на Сергея Борисовича с откровенной неприязнью. Тот повернулся к капитану и обратился уже непосредственно к нему:

— А вы, уж извините, угодили в эту компанию исключительно благодаря родственным связям. Понимаете, о чем я? Вернее, о ком?

Граев ничего не понял, а Крапивин скривился, словно бы хватанул без закуски стакан самого ядреного, неочищенного самогона. Прекрасно знал, о ком речь, надо думать…

— И как раз вы, — продолжал Сергей Борисович, — имеете право отказаться от участия в нашей маленькой затее. Единственный из всех. Встать сейчас и уйти — именно сейчас, пока не прозвучали никакие подробности.

— Издеваешься, сука? — очень тихо спросил Крапивин. И опустил руку в карман, не скрывая этого движения.

Сергей Борисович остался абсолютно спокоен. Даже позволил себе улыбнуться краешками губ. Ответил тем же ровным тоном:

— Ни в малейшей мере. Как я понимаю, камень преткновения — судьба ваших детей? Сразу объясню, дабы между нами не осталось никаких неясностей: никто Бориса и Оксану не похищал. Их просто перевезли в безопасное место — извините, но вычислить, куда вы их отправили, вашим недругам до сих пор было легче легкого. По завершении операции они к вам вернутся, — независимо от того, примите вы ней участие или нет. Но не раньше.

— Что за операция? — спросил Крапивин так же тихо и неприязненно.

— Правильнее назвать ее контроперацией… Здесь, в Ямбургском районе, зарубежные «друзья» России затевают большую провокацию. Сложную, многоцелевую — замешаны как политические, так и экономические интересы. Наша задача — сорвать замысел. Нанести упреждающий удар.

— Нельзя ли конкретнее? — спросил Граев.

— Нельзя, — отрезал Сергей Борисович. — До тех пор, пока господин Крапивин нас не покинет либо не присоединится, — нельзя.

— Не присоединюсь, не мечтай, — сказал капитан. — Что мне до вашей политики с экономикой… Мое дело маленькое: чтобы в районе люди спокойно спали, чтобы дети — и мои тоже — без опаски могли из дому выходить.

— Вот-вот… Боюсь, через несколько месяцев Ямбургский район станет очень неспокойным местом. И опасным. Практика показала, что даже таких громких акций, как Беслан и Норд-Ост, — недостаточно, чтобы как следует раскачать Россию. И зарубежные аналитики пришли к выводу: необходимо нечто уж совершенно запредельное. Кошмарное. Непредставимое. Впрочем, вы можете успеть сменить место службы и жительства. Время есть.