Брось мне вызов - Лорен Лэндиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя губа дрожит, а глаза Колтона расширяются.
– Ты украла чайную ложку?
Я выпрямляю спину и хмурюсь от разочарования.
– Конечно же, я не крала чайную ложку. Я сумасшедшая, но не глупая. И не клептоманка. Но теперь ты не так переживаешь из-за мамы. Что она сказала?
Надеюсь, что мои шуточки помогут ему расслабиться, но в улыбке Колтона нет счастья. Нет, это холодный профессиональный оскал, с которым он выглядит так, будто кто-то сказал: «Скажи “сыр”, или пацан схлопочет».
– Она пригласила тебя на чай, но я не уверен, что тебе следует идти.
Я моргаю.
– Ладно, чай звучит не так плохо. Кроме самого чая, который отвратителен на вкус. Но я могу посидеть с ней немного, как вчера.
Может, Ба и Лиззи тоже смогут прийти?
Он облизывает губы, и я чувствую нерешительность.
– Я что-то упускаю, да?
– Она пригласила тебя на чай со своими подругами. Скорее всего, она хочет выставить тебя моей американской подружкой. Это миссия «разделяй и властвуй», скорее всего, по указанию отца, и они намерены победить… нас.
– Вот дерьмо. Это плохо.
– Ты не поняла самое худшее. Я могу справиться с отцом, но ты должна пить чай с… как там говорят американцы? Ах, дамами из высшего общества. Единственная забота маминых подруг – это их положение, сплетни про других и внешность. Я добьюсь лучшего результата в этой сделке и буду работать один целый день.
Я в такой жопе. И что самое худшее – мне придется выпить еще одну чашку грязной воды.
– Вы слышали о новой квартире, которую он снимает? – говорит женщина с неодобрительным хмурым взглядом, делая глоток чая. – Она совершенно чудовищна! И находится в… как сказать… многообещающей части города.
То, как она говорит «многообещающая», звучит так, будто она слишком вежлива, чтобы сказать «гетто». Или будто она не переносит это слово на вкус.
– Бог ты мой! – шепчет женщина слева от меня. Я уже забыла ее имя, будучи чересчур пораженной абсолютной неподвижностью ее лба. Интересно, сколько инъекций ботокса нужно для этого, потому что ей уже явно около семидесяти, и она совершенно не выражает эмоций. – И поделом ему после того, как он разозлился на Патрис. Бедняжка.
Ее губы, кажется, не способны улыбаться или изгибаться, но я по-прежнему чувствую, что она не испытывает особого сочувствия к Патрис, кем бы та ни была.
Дамы, собравшиеся за столом, согласно гудят, и я пытаюсь не подавиться глотком чая. Последние полчаса я чудом держусь вежливо, слабо улыбаясь, когда слушаю обмен сплетнями про взлеты и падения на социальной лестнице.
– Мэри, дорогая, ты упомянула, что твой средний ребенок вернулся из США? Как он там? Вероятно, сходит с ума от культурных перемен.
Кажется, эту леди зовут Фрэнсис, если я правильно помню. И, честно говоря, я использую термин «леди» довольно условно. Да, она одета как леди, вырезана по тому же трафарету, что и остальные гарпии, собравшиеся за столом, вплоть до старинных серег с алмазами и сочетающихся с ними браслетов, потягивает чай и надкусывает малюсенькие бутерброды с безупречными манерами, но в этой пиранье нет ничего женственного.
Мэри, естественно, сияет.
– Да, все верно. Он вернулся домой погостить, но я надеюсь задержать его подольше. Но в Штатах у него все хорошо, он приехал со своей возлюбленной Эль.
Она уже представила меня, и я прошла через судейские взгляды расстрельной команды, которая напомнила мне странную смесь «Дрянных девчонок» и «Золотых девочек». Но те же ясные и острые взгляды вновь обращаются ко мне.
– Урвала себе красавчика, да? – спрашивает меня Фрэнсис. – Должно быть, большая удача для такой девушки, как ты. Ты ведь просто его ассистентка, верно?
Я разеваю рот. Это не столько слова, сколько ее очевидное убеждение в том, что Колтон почему-то выше меня из-за его банковского счета и положения.
Клянусь, я слышу, как Маргарет, одна из других «леди», тихо шутит:
– Ах, вот оно что. Теперь мы знаем, что он в ней нашел.
Я закрываю рот, резко ударяя зубами друг о друга. Прокашливаюсь и заставляю себя проглотить весь яд, который хочу выплеснуть на этих женщин. Было бы так приятно просто поджарить их, как свиней на вертеле, но это только подтвердило бы их точку зрения.
То, что я им не ровня. Грубая, пошлая, да еще и американка.
И как бы мне ни хотелось это признавать, Колтону может понадобиться помощь матери в сделке с отцом. Разозлить ее, смущать ее перед снобистскими подругами – значит сорвать эту сделку.
Но я дочь своего отца, и я видела, как он играл в эти игры прежде. И видела, как он их выигрывал. Лучший способ, единственный способ выйти победителем – играть в их игру лучше, чем они.
Я медленно поворачиваюсь к Фрэнсис, позволяя усилить драматический эффект, зная, что каждая из них ждет, затаив дыхание, чтобы убедиться в своей правоте насчет меня. Фрэнсис даже скривила рот в ожидании.
– Мне очень повезло быть с Колтоном. Он удивительный человек, который ценит интеллект и независимость. Он видит во мне равного, партнера. Возможно, это американский идеал, который вам не знаком?
Я мило улыбаюсь, как будто просто учу ее незначительным культурным различиям.
– Он ценит мой ум и идеи, всегда готов их выслушать и поделиться со мной собственными мыслями. Мы общаемся и веселимся, проводим время вместе, и только и делаем, что наслаждаемся обществом друг друга. Такое встретишь довольно редко, не так ли?
Крошечная улыбка Фрэнсис меркнет, и я собираюсь добить ее. Она сделала некоторые предположения обо мне, но я также высказалась и о ней, наслушавшись, как они бесконечно язвят обо всех и обо всем, при этом скромно хвастаясь своим богатством, положением и даже детьми и внуками.
– К сожалению, некоторые пары устают друг от друга через некоторое время, или женщины переходят в категорию «видно, но не слышно».
Я печально качаю головой, изображая неверие, что кто-то согласится на такую ничтожную жизнь.
– Я, конечно, не променяла бы ни свое образование, ни прямолинейность, ни интерес Колтона ко мне, чтобы сидеть, как старая тетка, которая самоутверждается только за счет унижения других. Это было бы так неприятно, сплошная трата времени.
Мэри мечется, пытаясь сгладить острые углы.
– О, Эль, дорогая, давайте не будем устраивать сцен. Конечно, Колтон ценит американскую открытость, но мы предпочитаем меньше прямолинейности…
Ущерб
