Мартлет и Змей - Олег Яковлев

– Что? Он солгал! Он солгал тебе! Я не агент, я твой брат!

– Он не мог солгать, ему дали зелье правды. Он не мог солгать, мерзкий Копатель. Да, мне остается лишь похвалить твое мастерство. Я раньше никогда бы не заподозрил в тебе агента, Олаф. Ты казался непроходимо тупым, вечно во всем соглашавшимся со мной и не имевшим собственного мнения размазней, не способной и шагу ступить без моей указки. Но я аплодирую: ты настоящий мастер своего дела! Так ловко подслушать мой разговор с эльфийским посланником, что даже остроухий не сразу почувствовал…

– Я ничего не делал! – сопротивлялся бургомистр Теальский. – Я всегда был при тебе! Как я мог стать тайным агентом, если я всегда был с тобой?

– Это правда, – задумался вдруг барон. – Постой-ка, – он вспомнил, – а в то время, когда я обучался магии огня в Элагоне?! А?! Что ты теперь скажешь, Копатель?!

– Опомнись, брат, мне тогда было пять лет! Как я мог стать агентом Первой Дюжины, если мне было всего пять лет?!

– Ваша светлость, позволите? – вмешался в разговор капитан Кейлем.

Танкред кивнул, и офицер продолжал, склонившись к самому его уху:

– Милорд, позвольте вам напомнить обстоятельства того случая, когда у вас был тайный разговор с вашим… эээ… гостем. Это не мог быть сэр Олаф, милорд. Сэр Олаф был тогда в ратуше, подписывал бумаги о реквизиции двух дальних полей у семьи Хартов, что вы сами приказали ему сделать, поскольку семья Хартов владеет самыми тучными полями пшеницы в баронстве и… – Танкред зло глянул на своего капитана, нахмурив брови, – они являлись, по всем источникам, верными приверженцами злодейского Инстрельда.

Барон задумался. В самом деле, в тот день, когда состоялся разговор с саэграном Неллике, их подслушивал очень ловкий шпион. Причем насколько искусный, что сумел незаметно проникнуть в Бренхолл, сломать его «круг тишины» и улизнуть даже от Сэмюеля… А ведь правда, когда неживой был спущен с цепи, он велел всех запереть в их комнатах, чтобы кровожадный пленник не покусился на родственников, Танкред сам проверял двери…

– Да, это так! – кинулся доказывать Олаф, который отличался завидным слухом. – Капитан ждал подписей, чтобы направить карательный отряд на поля Хартов. Я подписывал бумаги прямо у него на глазах!

– Неужели? – скривился барон. – Тогда как Прево смог солгать? Очень странно… Что ж, я поверю тебе, Олаф. Забудем пока про Копателя. Отпустите его!

Бургомистр начал потирать сжатые секундой ранее медвежьей хваткой тайных агентов запястья.

– Наклонись ко мне, Олаф, я одарю тебя братским поцелуем.

Младший брат испуганно наклонился, но барон и вправду только лишь поцеловал его в щеку, незаметно дотронувшись до его шеи. В тот же миг тонкая золотая ниточка зазмеилась с расшитого танкредовского рукава и обвила горло Олафа.

– Что это?! Что?! – захрипел от боли младший брат Бремер, когда нить загорелась магическим огнем.

– Это на всякий случай, братишка, – усмехнулся барон. – Если ты вдруг подумаешь о предательстве, нить так накалится, что отожжет тебе голову с плеч. Я тебе не доверяю, Олаф.

– Я тебя не понимаю, Танкред. Зачем говорить мне об этом, если ты не доверяешь?

– Потому что даже если ты мерзкий предатель, то будешь верно мне служить, зная, чем грозит тебе измена. И еще одно…

– Что? Что ты еще от меня хочешь? – Олаф Бремер тер шею под остывшей нитью.

– Завтра в полдень… я предоставляю тебе лучшее место на турнире.

– Что? – ужаснулся Олаф. – Это же верная смерть! Роланд убьет меня, ты ведь знаешь, каков он в бою!

– Когда это ты вдруг начал все схватывать на лету? – расхохотался Танкред. – А может быть, племянник пощадит своего нелюбимого дядюшку, а?..

…Олаф Бремер отполз в сторону, Роланд шагнул следом. Удивление прошло, вернулась злость.

– Дядя, почему ты так подло бился? Такие, как ты, и умаляют рыцарскую славу, они лишены и чести, и благородства, они недостойны жить…

– Нет, – прохрипел Олаф. – Нет, я признаю себя побежденным, не убивай…

– Помни. – Роланд поднял меч. – Помни этот позор до конца своих дней, недостойный именоваться рыцарем.

Сэр Безземельный воткнул клинок в землю меж двух плит, которыми был вымощен внутренний двор, и начал расстегивать ремешки своего шлема.

Танкред Бремер молчал. Толпа застыла в ожидании – всем хотелось увидеть лицо Черного Душегуба, самого известного теальского преступника.

– А ежели это монстр какой? – неуверенно спросила толстая продавщица зелени с рынка.

– Да вряд ли он страшнее тебя, Хигга! – усмехнулась ее соседка, продавщица рыбы.

– Ах, ты! – замахнулась на нее толстуха, но и та не осталась в долгу – шмякнула товарку по темечку.

Когда баб разняли, рыцарь уже снял шлем.

– Че-то у меня с глазами деется, люди…

– И мне мерещится небывалое…

– Да ведь это наш барон! – неуверенно воскликнул один голос.

– Но как он может быть в двух местах сразу?! – не понял второй. – Вон же он на лестнице кривляется!

– Болваны! – ответил третий. – Это не барон. Он – моложе!

– Я Роланд Бремер, сын Танкреда Теальского! – на весь двор прокричал Черный Рыцарь, оборачиваясь кругом, чтобы всем было видно его лицо.

– Так и есть, это сэр Роланд! – воскликнул Сэмми-башмачник, невзирая на то, что его приятель-писарь пытался зажать ему рот ладонью – не приведи, вздумает еще выдать какой-нибудь опасный стишок.

– И что же ты будешь делать, отец? – воскликнул Черный Рыцарь, обернувшись ко входу в донжон.

– Взять его, – приказал своим солдатам Танкред Бремер. – И запереть в подземелье. Пусть там сгниет, чтобы я никогда больше его не видел.

Люди играют в игры по разным причинам. Кто-то, чтобы просто развлечься, кто-то ради выигрыша – это о профессиональных шулерах и королевских придворных, а лейтенант Ирвин Хелси играл, поскольку в его жизни помимо пары костяных кубиков с черными точками, поди, и не было ничего, если, конечно, не учитывать опостылевшую службу.

Ирвин был человеком долга, не задумывался ни о чем дальше двусложного приказа, больше всего боялся гнева господина барона и наивысшим для себя счастьем считал обыграть подчиненных в кости.

Вот и тем вечером, когда он наивно полагал, что весь замок уже отправился на покой, в караулке дозорной башни сидели четверо стражников, включая командира караула, которые занимались не чем иным, как самозабвенным подсчетом черных точек, и с замиранием сердца следили за кульбитами двух граненых костей.

Сейчас был ход сержанта Тротта. Низкорослый, едва ли не гном, с огромными ручищами, он тряс ладони, сложенные домиком, и в них перекатывались кубики. В какой-то момент солдат разжал руки, и кости, стукнувшись друг о друга, запрыгали по столешнице.