Мартлет и Змей - Олег Яковлев

Глава 7

Обман и стрелы

Стрелу мы ставим на кон,Когда играть садимся.И пусть то будет знаком,Что схватки не боимся.Стрелою шлём любимойПисьмо с признаньем милым.И с клятвой нерушимойВино мы пьем потиром.В руке – ладонь невесты,В другой стрела зажата.Семья и дом – насесты,Стрелы свобода – злато.– Ребенок плачет и кричит,Что делать, ты скажи!– А в колыбель, пусть там лежит,Стрелу ты положи!Порой откроешь ты сундук,Кафтан наденешь старый,И шляпа, и перо, и лук —Бывал же меток, право!Когда замерзну я – не плачь! —И вынесут меня,Ты в гроб стрелу мою припрячь —Всю жизнь со мной она.

За 3 дня до Лебединой Песни. Перед рассветом

Баронство Теальское. Окрестности Теала

Мельница «Осел и Зяблик» была возведена еще во времена старого барона Эрика Бремера, едва ли не двести с лишним лет назад. И с тех пор ее ни разу серьезно не ремонтировали. Дряхлые крылья были много раз штопаны, крыша как текла, так течет и поныне, а ветхие жернова никто не удосужился заменить на новые: «Мол, раз столько прослужили, еще пару веков простоят!» Да к тому же где-то в стенах «Осла и Зяблика» обитало ворчливое привидение, которое вечно оставляло следы сапог на просыпанной муке. И несмотря на все это, мельница действительно исправно работала, перемалывая и измельчая пшеницу в порошок столь же белый, как костяной.

Перед самым рассветом, в сумеречный час, когда еще даже кобольды спят, худющий и костлявый, как гордая крыса, мельник уже зажег свет и, попыхтев добрых пятнадцать минут с рычагами, запустил жернова. Четыре крыла дрогнули и со скрипом начали вращаться. Мельник отворил ставни и выглянул на тракт.

В туманной дымке, наползшей на дорогу, послышалось небыстрое цоканье подкованных копыт. Приглядевшись, хозяин «Осла и Зяблика» увидел фигуру всадника, выплывшую из мглы. Ранний странник склонился к самой гриве коня – по всему видать, спал. Его богатый сине-зеленый двухцветный плащ был оторочен беличьим мехом; на голову человека был наброшен капюшон, так что разглядеть лицо не представлялось возможным. За всадником на длинном поводе следовал второй конь, груженный сундуком и большим бесформенным мешком.

– Доброе вам утро, сударь! – Мельник кивнул страннику.

Не ответив, незнакомец просто проехал мимо, в сторону вольного города Теала.

По обе стороны от тракта колосилась высокая пшеница, холодный ветер раздувал пашни, от чего те расходились золотистыми волнами. Дорога была разбитой, с глубокими грязными лужами после дождя, но это не заботило вельможу в сине-зеленом плаще. До того момента, когда откроют ворота города, оставалось еще несколько часов – ему было некуда торопиться, есть время поспать, и хоть в седле не слишком удобно, ему не привыкать.

Прошлым вечером он останавливался в деревне, что располагалась в двенадцати милях от мельницы, и там вызнал все, что хотел. Слухи – вот была его цель. Конечно, сам он никогда не доверился бы пустым сплетням да крестьянским байкам в тавернах, но его наниматель, должно быть, очень любил всякие сказки, ведь интересовался именно упомянутыми слухами. Теперь путь его лежал в Теал, чтобы кое с кем встретиться и обменять добытые при помощи крепкого эля и чутких ушей сведения на блестящие рельефные монетки со столь милым глазу желтым отблеском.

Не сказать, что последнее задание было из тяжелых, но когда за посиделки в харчевне еще и платят, это ведь просто мечта для любого солдата удачи. Теперь выручки должно хватить даже на новые сапоги. Человек, что небыстро продвигался к городу, был наемником, и, признаться, одним из лучших в своем ремесле. А то, что глупый мельник с легкостью спутал его с человеком благородных кровей, могло объясняться лишь чрезмерной любовью обладателя сине-зеленого плаща к дорогим красивым вещам. На эту замечательную (как ему казалось) накидку со складчатым подолом и зубчатой пелериной он копил деньги не одну неделю, подчас недоедая и недопивая, ночуя на улице. Но это того стоило…

Дул довольно сильный ветер, проникавший через одежду, – осень вцепилась в эти земли, словно прожорливый упырь-людоед в грудь покойника. Озябшему страннику меньше всего хотелось сейчас шевелиться, но ему пришлось вытащить из-под плаща правую руку, чтобы глубже натянуть капюшон. Левый рукав его камзола висел пустой – руки под ним не было по самое плечо. Все верно: человек был однорук, но это нисколько не мешало его ремеслу.

Уже никого не осталось в живых из тех, кто знал, что еще совсем недавно этот человек был обычным солдатом армии его величества, а конечности он лишился в одном из боев с орками на юго-восточной границе. После такого увечья его уволили из армии, и бесславному вояке стало некуда податься. Положенная пенсия не окупала даже хлеба, нечего уж говорить о мясе – казна пуста, не сметь жаловаться, сержант! Обычным трудом он уже не был в состоянии заработать: что он мог, с одной-то рукой? Поэтому подался на опасную стезю наемничества и стал делать то, что выходило у него лучше всего, – убивать.

Поначалу все шло просто превосходно: несколько самовлюбленных хиляков отправились прогуляться на тот свет, и жизни их, как оказалось, стоили кошеля с золотом, приличного камзола и добротных штанов. Но дальше будто ведьма сглазила. Новый наниматель просил украсть кое-что. Причем не выламывая дверей, никого при этом не скармливая могильным червям – ишь, чего захотел! Пришлось наемнику отказаться от такого предприятия и пойти к следующему заказчику. Но и тут незадача: требовалось незаметно подбросить кое-что злостному конкуренту. Опечалился солдат удачи – все эти тайные дела с одной лишь рукой ему не по силам! Горевал он, да вспомнился ему как-то старый знакомец, Грешный Джон. Поговаривали, что когда-то давно, в молодости, тот служил в тайной королевской службе в виде скрытного агента, шпиона то есть. Томас Однорукий (так, к слову, звали наемника) отыскал старика и упросил того научить его своему мастерству. Все, что имел, до последнего медяка Томас отдал Грешному Джону, но ему повезло: бывший шпион оказался не жуликом или каким простофилей – много тайных секретов он выдал, многому обучил Однорукого. С тех пор-то наемник и брался за любые дела, практикуясь от задания к заданию, – удивительно, но, как оказалось, тайная деятельность у него получалась теперь даже лучше, нежели открытый бой на мечах – кто бы мог подумать?! Странное дело, но даже в кругу охотников за головами и солдат удачи он теперь имел некоторую славу. В нескольких городах даже плакат о вознаграждении за его голову висел, прибитый к воротам. Конкуренты недолюбливали его и опасались: что ж, он давал им все поводы для этого: с ним было не то что ссориться – заговаривать опасно.