Ярость рвет цепи - Александр Романовский

Но все это было фантастикой. Он не успеет сделать и двух лишних шагов, не то что массу сложных кульбитов к металлическому конусу Ямы, как Нож вновь приведет в действие ошейник – хорошо, если не на полную мощность. И все же Курт не мог больше выносить эти издевательства. Продолжая наносить и отражать удары, он пытался поймать нужный момент – не особенно, впрочем, концентрируясь на этой задаче. Это было похоже на то, как огромный крокодил, затаившись на илистом дне, ожидает до самой последней секунды, покуда жертва не приблизится на расстояние броска.

А потом – неожиданно, будто оплеуха из спокойной, безмятежной тьмы, – момент заявил о себе.

Ошибиться было невозможно.

Таран перешел в наступление, его деревянный клинок мелькал быстрее и чаще. Волк не особенно сопротивлялся, парируя удары больше для проформы, пятясь при этом к стене Ямы все дальше. Он старательно изображал усталость, – что, впрочем, было не сложно, – предпринимая контратаки вяло и не особо уверенно.

Приходилось прилагать изрядные усилия, чтобы не поднимать глаза к куполу Ямы. Это могло насторожить Тарана, а то и вовсе выдать Курта с головой. А кроме того, “галерка” с напряженным Ножом еще не успела выпасть из поля периферийного зрения. “Безрукавочник” беспрестанно вертел головой, выглядывая над лестницей то с одной, то с другой стороны. Но по мере приближения бойцов к стене Ямы его обзор все ухудшался. Нож просто не мог этого не заметить, но помалкивал, опасаясь начальничьего гнева. Хэнк же был захвачен азартом боя.

Курту это было только на руку.

Внезапно отбросив бутафорский меч в сторону, он прыгнул на коренастого безволосого…

Да, это было глупо. Разумеется, на девяносто пять процентов эта авантюра была обречена на провал. Да, на эту выходку его толкнула бушевавшая в душе ярость. Естественно, ничего хорошего из этой затеи выйти не могло.

И все равно…

Волк пошел бы на любую глупость, граничащую с идиотизмом, если бы она сулила ему хотя бы мизерный шанс вырваться на свободу. Ну а смутные картины того, что могло последовать за этим, будоражили его воображение.

… Таран сделал резкий выпад. Волк оттолкнул деревянное лезвие плечом и, стиснув челюсти, понял – вот он, тот самый момент. Ждать больше нечего. В следующий миг когтистые пальцы разжались. Бутафорский меч выпал из ладони и устремился к земле– медленно-медленно, точно слеза. Но Курт этого уже не увидел.

Впрочем, он не видел никого и ничего перед собой. Мир сузился, сжался до размеров физиономии Тарана, покрытой множеством шрамов. Волк поднял обе лапы и прыгнул вперед. Бутафорское оружие было больше не нужно. Зачем ему эта деревяшка? У него есть клыки, когти и звериная сила. И этого достаточно. Он рванулся вперед, как и положено волку, полагаясь лишь на инстинкты. Электрические иглы куда-то пропали, да и неоткуда, собственно, им было взяться. Все происходило слишком быстро, чтобы Нож успел что-либо предпринять.

Яростный порыв – Курт целиком растворился в нем, при этом ясно сознавая, что он делает. Да, план был его туманен, если вообще можно было говорить о каком-либо плане. Ясно было одно: если Таран умрет, все остальное также утратит всякий смысл. А если безволосого удастся захватить живьем, да еще и заткнуть ему рот, с обоими “адъютантами” можно будет поторговаться. Жизнь шефа в обмен на свободу… (или, если Курт несколько переоценил любовь подчиненных к начальству, смерть также могла послужить разменной монетой).

Однако, когда до цели оставалось всего несколько сантиметров и, казалось, уже ничто на свете не могло спасти безволосого, на пути возникло неожиданное препятствие. Это походило на вспышку молнии средь ясного, безоблачного неба. Перед глазами Курта, словно материализовавшись из воздуха, появилось острие бутафорского меча. Таран выбросил его вперед с умопомрачительной, неуловимой для глаза быстротой.

Курт и моргнуть не успел, как меч щелкнул его по носу и прыгнул вниз. Лапы волка были подняты чересчур высоко – когти готовились вонзиться в безволосую шею, а потому уже не успевали блокировать или просто закрыться от удара. В живот, казалось, врезалось пушечное ядро. Оно отбросило волчье тело чуть вверх и назад, безжалостно убирая с вектора атаки. Курт сам толком не понял, как это получилось, что он лежит на дне Ямы, хотя всего какие-то доли секунды назад готовился схватить безволосого за толстую шею.

Нос и живот нещадно болели.

Нож на “галерке” заливался хохотом. Этот хохот – искренний и беззастенчиво злой, – как ни странно, причинял волку еще более страшную боль. Он начинал сознавать, ЧТО с ним случилось. Недооценив мощь деревянного оружия в руках мастера, Курт совершил роковую ошибку.

Но все, как ему казалось, еще можно было исправить. Ярость и боль застилали глаза; песок колол истертые деревянной рукоятью ладони, когда Курт перебирал лапами в тщетной попытке подняться.

В шею ударили раскаленные иглы.

Не обращая на это внимания, волк двигался вперед. Он видел массивные ботинки и толстые ноги Тарана. Боль усиливалась по мере того, как расстояние между безволосым и Куртом сокращалось. Какие-то мгновения спустя ошейник превратился в раскаленный обруч, усеянный с внутренней стороны добрым десятком тысяч ядовитых игл.

Но Курт продолжал ползти вперед. Он уже не пытался подняться, тело сотрясала страшная дрожь. Нервные узлы, пронизываемые вездесущим электричеством, содрогались в конвульсиях. Но волк, стиснув челюсти, не останавливался.

Зачем это было нужно, он не понимал. Ботинки Хэнка не приближались, но и не отдалялись.

Сам Таран, уперев руки в бока, глядел на узника сверху вниз, сокрушенно качая головой. В темных глазах застыло выражение, какое нередко можно видеть в глазах собаководов, когда неблагодарные щенки, к примеру, пытаются схватить зубами за палец.

Это было последнее, что Курт запомнил.

А потом обрушилась тьма.

Он очнулся наутро в своей камере.

Нос и шея нещадно болели. В голове словно перекатывался чугунный шар. Волк с трудом поднялся, прошаркал к сточному отверстию и справил нужду. Затем принялся расхаживать по холодному полу, разминая конечности.

Полчаса спустя последовали завтрак и тренировка, более напоминавшая щадящую прогулку для пенсионеров. Не было Ямы, Тарана же заменил один из бородатых гладиаторов. Они отрабатывали предыдущие уроки: удары, выпады и блоки. Хотя Хэнк стоял в стороне, сложив на груди толстые руки, от его пронзительного взгляда не могла укрыться ни одна деталь. Он продолжал давать короткие рекомендации, о вчерашнем же не напомнил ни намеком. Даже “адъютанты” хранили странное молчание, ввиду чего Курт был готов поверить, что все случившееся ему и впрямь приснилось. Если бы не головная боль и ломота во всем теле…