Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма - Игорь Морозов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
• «рождение» куклы: «Пробовали ей давать носовые платки, но она из них все свивала подобие кукол, и даже углем помечала, где быть глазам, где носу» [И. А. Гончаров. Обрыв (1869)] «Пока жених осваивал последнюю невесту, Алена деловито привязывала к Гайкиному животу, под лимонную пижаму, большую куклу» [Людмила Улицкая. Ветряная оспа (1998)];
• ребенок как кукла: «На глаза всех этих прекрасных дам я все еще был то же маленькое, неопределенное существо, которое они подчас любили ласкать и с которым им можно было играть, как с маленькой куклой» [Ф. М. Достоевский. Маленький герой (1857)]; «А дело в том, что кукла моя, счастье мое, щербатая моя мордочка похожа на него как две капли воды» [Галина Щербакова. Все это следует шить (2001)];
• кукла как нечто красивое и идеальное: «И через минуту дверь другой комнаты отворилась, и оттуда выпорхнула девочка лет пятнадцати, маленькая, как кукла, вся – выточенная, как кукла, но выточенная великим художником» [А. А. Григорьев. Один из многих (1846)] «Надька была толстой, белокурой и пушистой, как немецкая кукла» [Дарья Симонова. Легкие крылышки (2002)];
• игра в куклы как маркер девиации: «Она в куклы не любила играть, смеялась не громко и не долго, держалась чинно» [И.C. Тургенев. Дворянское гнездо (1859)]; «С младшей сестрой я играл в самодельные куклы. Однажды тетя Феня и тетя Раиса, сестры отца, сделали нам несколько кукол из тряпочек, и тетя Феня навела карандашом глаза, рот и нос. Куклы казались необыкновенными, я помню их и сейчас» [Л. Д. Троцкий. Моя жизнь (1929–1933)];
• кукла как нечто демоническое и как ругательство: «Он выглядывал и обманчиво кивал ему головою из-под каждого куста в роще, смеялся и дразнил его, воплощался в каждую куклу ребенка, гримасничая и хохоча в руках его, как злой, скверный гном» [Ф. М. Достоевский. Хозяйка (1847)]; «Эй вы, Седых, чортова кукла, идите-ка сюда и послушайте!» [Дон Аминадо. Поезд на третьем пути (1954)];
• кукла как нечто устрашающее: «Злобно глянул Мошкин на хозяйку. Она стояла у двери, прямая, широкая, с опущенными руками, спокойная, как кукла, и холодно-злая, и прямо на него смотрела неподвижными, наводящими жуть глазами» [Ф. К. Сологуб. Голодный блеск (1907)]; «Карабчиевский клянется в любви к нему, делая из него монстра и чудовищную куклу» [Василий Катанян. Прикосновение к идолам (1998)];
• кукла как нечто маленькое, незначительное, ничтожное: «Алеша очень любовался этим убранством, но странным показалось ему, что всё было в самом маленьком виде, будто для небольших кукол» [Антоний Погорельский. Черная курица (1829)]; «Тут же резвились дети, такие крошечные, что Элли глаза раскрыла от изумления: они походили на кукол» [Александр Волков. Волшебник Изумрудного города (1939)].
Илл. 126
Особняком стоят упоминания куклы как обрядового или театрального объекта, а также использования слов «кукла» и «куколка» в качестве клички или имени животного, реже человека.
Илл. 127
Рассмотрим внимательнее те значения и мотивы, которые могут использоваться в целях социокультурного конструирования и программирования. Среди них обращают на себя внимание прежде всего рубрики «игра в куклы как социовозрастной маркер» и «игра в куклы как маркер девиации». К ним примыкает выборка текстов по теме «кукла как детская игрушка», поскольку в большинстве случаев представляется очевидным, что упоминание или описание играющего в куклы ребенка (или группы детей) в контексте литературного произведения, газетного, журнального или мемуарного текста направлено на создание определенной атмосферы или настроения «переживания детства». Кроме того, игра в куклы является важной характеристикой персонажа, этот игровой предмет используется при описании его отличительных персонально-личностных и эмоционально-чувственных черт. Большинство упоминаний куклы в указанных контекстах связано с выделением и подчеркиванием ее особой роли в жизни ребенка, реже – взрослого человека (иногда как проекция воспоминаний о детстве на события личной жизни). Она является важным символическим предметом, вокруг которого организуется его жизнь и при помощи которого автор характеризует его как персону (социально значимые личностные признаки) и как личность (индивидуально значимые признаки, выражение особенностей внутреннего «Я») – см. илл. 126, К. Ноулс. Застенчивая (2008); илл. 127, В. А. Тропинин. Девочка с куклой (1841).
• «До сих пор часто видал я, что люди встречают новый год в таком восхищении, как молодой супруг свою новобрачную или как малый ребенок новую куклу» [И. А. Крылов. Похвальная речь науке убивать время, говоренная в новый год (1793)].
• «Она увлеклась, как легкомысленная девочка увлекается куклой» [А. О. Осипович (Новодворский). Накануне ликвидации (1880)].
• «… видишь прекрасное, нежное существо, почти ребенка, которое ожидало только волшебного прикосновения любви, чтобы развернуться в пышный цветок, и вдруг ее отрывают от кукол, от няни, от детских игр, от танцев, и слава богу, если только от этого; а часто не заглянут в ее сердце, которое, может быть, не принадлежит уже ей» [И. А. Гончаров. Обыкновенная история (1847)].
• «Я помню Вареньку, когда она еще играла в куклы, а теперь и сама она готова в игрушки, – сказал, вздохнув, Федор Федорыч» [М. В. Авдеев. Тамарин (1851)].
• «Действительно, она отлично довольствовалась своим собственным обществом, гуляя, собирая цветы, беседуя со своею куклой, и все это с видом такой солидности, что по временам казалось, будто перед вами не ребенок, а крохотная взрослая женщина» [В. Г. Короленко. Слепой музыкант (1886–1898)].
• «Но такая маленькая, что об этом не стоит и говорить: косички и куклы. Боже мой, косички и куклы!» [Л. Н. Андреев. Два письма (1916)].
• «Даша, ревниво принимавшая к сердцу каждый успех брата, успокоилась и принялась купать своих кукол, она снимала с них одежду и, приоткрыв окно, совала их под льющиеся с крыши потоки воды, затем просушивала им длинные волосы и мастерила самые замысловатые прически» [Петр Проскурин. Полуденные сны (1983)].
• «По ее рассказам, в детстве я любила играть одна, часами рисовала и шила одежду для кукол» [И. А. Архипова. Музыка жизни (1996)].
• «Но вот мы с Жорой (моим последним партнером Георгием Проскуриным) стали ездить на чемпионаты мира и Европы, и я обратила внимание, что девочки в раздевалке сидят кто с куклой, кто с плюшевой собакой, короче, каждый что-то в руках теребит…» [Татьяна Тарасова, Виталий Мелик-Карамов. Красавица и чудовище (1984–2001)].
В этом контексте вполне закономерны упоминания куклы в одном ряду с предметами, маркирующими первичную социализацию ребенка, – крестильной рубашкой или чепчиком.
• «Пожилая женщина вспомнила такую картинку из детства: когда пришли с обыском, она свою крестильную рубашку и куклу успела спрятать на печку» [Кошмар на улице Мельникова не забыть. Обратная связь (2002) // «Известия», 2002.11.03].
• «И наиболее острыми становятся две точки: когда Ротмистр бережно перебирает вынутые из потаенного ящичка секретера куклу и крестильный чепчик своей когда-то нежно любимой жены; когда он на авансцене страстно, напоследок, прижимает к себе дочь…» [«…И поле битвы – сердца людей» (2003) // «Театральная жизнь», 2003.05.26].
Часто куклы или иные зоо– и антропоморфные игрушки маркируют «женское» и «мужское» пространство (пространство девочек и мальчиков, если говорить о детях – см. илл. 128 [Лаврентьева 2008]), то есть являются важным гендерным маркером.
• «Пестрые английские раскрашенные тетрадки и книжки, кроватки с куклами, картинки, комоды, маленькие кухни, фарфоровые сервизы, овечки и собачки на катушках – обозначали владения девочек; столы с оловянными солдатами, картонная тройка серых коней, с глазами страшно выпученными, увешанная бубенчиками и запряженная в коляску, большой белый козел, казак верхом, барабан и медная труба, звуки которой приводили всегда в отчаяние англичанку мисс Бликс, – обозначали владения мужского пола» [Д. В. Григорович. Гуттаперчевый мальчик (1883)].
• «Трудно, например, представить себе, что мама когда-то была такая же маленькая, как Шура, и играла куклами, а папа – было время – вовсе не ездил в должность, а скакал верхом на палке, в бумажном колпаке» [В. Г. Короленко. Ночью (1888)].
• «Усядемся за столом и, каждый занимаясь своим делом (я рисовал, выстраивал солдатиков, девочки шили платья для кукол), слушаем чтение Юлии Михайловны» [Юрий Никулин. Как я учился ходить (1979)].