Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма - Игорь Морозов

Антропоморфные свойства часто приписываются предметам-персонификаторам – принадлежащим тому или иному человеку индивидуально маркированным вещам (одежда, предметы обихода, личное оружие). Например, Э. Б. Тайлор упоминает в своей книге о том, что Ч. Дарвин «видел на острове Килинге двух малайских женщин, державших в руках деревянную ложку, одетую как кукла. Эта ложка была положена на могилу умершего и, одухотворившись в полнолуние, то есть сделавшись лунатиком, начала судорожно вертеться и плясать подобно столам и шляпам во время современного спиритического сеанса» [Тайлор 1989, с. 336]. Э. Б. Тайлор считает этот случай хорошим примером существования представления «о вхождении душ в телесные предметы». Добавим, что многие антропоморфные фигурки (куколки), применяющиеся в обрядовых практиках, в конечном счете нередко редуцируются до предметов их одежды [Соколова 2009, с. 476–477, илл.]. Укажем также на существование антропоморфных ипостасей обетных свечей (см. илл. 56 и цв. вкл. 6), которые могут не только посвящать конкретным святым, называя эти предметы их именами, но и одевать в одежду в соответствии с полом святого, как куклу [подробные описания см.: Листова 2008; Лопатин 2008].

Для нас здесь важен тот факт, что определенный класс вещей может выступать полноценным заменителем человека, получая полномочия на действия, которые обычно недоступны неживым объектам.

В ряде случаев качества умершего по принципу контагиозной магии приписываются различным принадлежавшим ему предметам, которые становятся фактически его двойниками и наделяются человеческими свойствами. Об их антропоморфизации можно судить по тому, как с ними обращаются. В. Н. Харузина указывает, что у остяков (хантов) женщины складывали определенным образом подушки и одежду покойного мужа, а затем совершали над этими предметами обряд оплакивания усопшего. Аналогичный обычай зафиксирован также у гольдов (нанайцев): «Перед подушками, изображающими покойников-детей, ставили сосуды с пищей, игрушки, которыми они играли, и т. п.» [Харузина 2007, с. 370].

Остановимся на двух методологически важных проблемах: какое влияние оказывает видоизменение формы и материала, из которого изготовлена кукла, на ее осмысление? И какое влияние на осмысление такой важной ритуально-обрядовой вещи, как кукла, оказывает этнографический контекст? Для ответа на эти вопросы можно рассмотреть куклы, употреблявшиеся в святочной и крещенской обрядности русских. При этом вполне прослеживаются цепочки эволюционных форм, стадиально предшествовавших традиционной кукле (деревянные крестики, обмотанные куделью или лоскутками лучинки, фигурное печенье) или являющихся ее позднейшими заменами (лоскутки, ленточки, шнурочки).

Важное значение для понимания символики куклы имеет крест – древний графический и предметный символ человека. Использование креста в солярной символике [Голан 1993, с. 99] является лишь частным проявлением антропоморфной модели Вселенной, где солнце представляется глазом или головой [МС 1991, с. 665 и др.; см. также: Кабо 2002b]. Отсюда крест как знак мирового древа, где дерево в свою очередь соотносится с человеком [Топоров 1982, с. 12], а также как солярный и близнечный символ [Маковский 1996, с. 119, 122, 209; МС 1991, с. 666, 670]. Случаи использования крестообразных композиций для изображения человеческих фигур мы уже рассматривали в параграфе «Бесполость и андрогинность куклы».

Илл. 122

Многие предметы культа и куклы имеют крестообразную основу – см. илл. 122, изображения духов «хозяина тайги», хомоконов [Иванов 1970, с. 172, рис. 155, эвенки]. Тибетцы для отгона градовых туч использовали крестообразные сооружения с вырезанным наверху подобием человеческого лица (сэрунг), которые водружались на возвышении около поля и выполняли функции «пугал» [Календарные обычаи 1989, с. 276]. Русские примеры мы уже приводили в параграфе «Типология конструктивных особенностей куклы в русской традиции». У туркмен-гокленов «остов куклы – деревянная палочка с намотанной на одном конце белой тряпичной головкой и поперечной перекладиной (руки)» [Поцелуевский 1930, с. 100]. Куклы горных таджиков – это «палочка с привязанной к ней поперечной палочкой покороче, изображающей руки и плечи» [Пещерова 1957, с. 47]. «Преобладающий тип казахской куклы (как и туркменской) – кукла, сделанная из двух связанных крестом прутьев, стеблей травы или камыша»; основу каракалпакских кукол также «образуют, как правило, два связанных крестом прута или стебля травы»; «основным типом конструкции» у узбеко-таджикского населения Средней Азии «является кукла, выполненная из связанных крестом прутьев с мягкой тряпичной головой» [Ботякова 1995, с. 161, 164–166]. Нередко крест присутствует в традиционных куклах и в качестве «вторичного» знака-символа, дублирующего основную семантику, присутствующую в их конструкции. Косым или прямым крестом, например, нередко обозначается лицо куклы или ее гениталии [Ботякова 1995, с. 161–166, фото 2, 6; Найден 1999, с. 140–177, украинцы, южные русские, чуваши, киргизы, таджики, узбеки]. Иногда косой крест является отличительной особенностью куколки мужчины («жениха») [Ботякова 1995, с. 166, узбеки].

Стремление к антропоморфизации креста, наделению его человеческими чертами вполне обычно для средневековой культуры. Очень характерны, например, антропоморфные интерпретации надгробных крестов, основанные на древних представлениях, что душа после смерти находит себе пристанище в дереве или камне [Толстой 1995а, с. 207–212]. Связь могильных крестов с человеком в его конкретной половозрастной ипостаси видна, например, в таком свидетельстве из Витебской губ.: «Могильный крест, как видимый знак погребенного здесь человека, должен, по видимости, точно обозначать не только возраст, но и пол погребенного. Посему на детской могиле должен стоять самый маленький крест, тогда как на старческой могиле самый большой. На женской могиле кресты должны отличаться лишь толщиною, но не высотою, причем могилы порочных женщин вовсе лишаются крестов, вместо которых здесь кладутся „кладки“ или части их» [Никифоровский 1897, с. 291, № 2261]. Н. А. Криничная, сравнивая столбы или чурбаки («фигуры»), стоявшие некогда на распутьях и межах, с античными гермами, отмечавшими места погребений, указывает на антропоморфную символику их частей: оглавок (оглавье, оголовье), очелье и изножье [Криничная 2000, с. 76].

В ряде случаев крест может отождествляться с другими предметами. Например, при закладке нового дома либо втыкали в землю деревце, особенно «березку или рябинку за ее крестообразную форму листьев», либо сооружали деревянный крест [Завойко 1914, с. 78].

Многозначность символики креста в народно-православном сознании и тенденция к его антропоморфизации можно продемонстрировать на примере средопостных и крещенских крестиков, широко распространенных на территории России еще в середине XX века. На Русском Севере к Крещению приурочивалось выпроваживание «святок» («куляшей», «бесов»). Сильное воздействие общей символики этого праздника сказывается на всех производимых во время него действиях. Христианская символика праздника Крещения Господня в народном православии получила свое, особенное развитие и объяснение: большинство обрядов и обычаев, приуроченных к этому дню, имело очистительный смысл. Для изгнания «бесов» ставили крестики из двух скрещенных лучинок во все углы, а также бросали их в кадки с водой – см. илл. 123 [ККЭК КСВ, Псковская обл.] В Вашкинском р-не Вологодской обл. «в Крещение ставят крестики из лучинок в каждый угол в избе, в воду, в колодец, в кужлю, чтоб не чудила кикимора (а то обоссит кужель)» [ЛА СИС, д. Пялнобово]. Крестики из лучинок накануне Рождества и Крещения клали на кужель, на квашню, на окошко, «чтобы черти не опоганили» [ЛА СИС, д. Опрячкино].

Илл. 123

Реже этот обычай встречается в Центральной и Южной России. Так, на юге с теми же целями «из лучинок кресты ставили по углам, где образа» [ЛА СИС, с. Агишево Шацкого р-на Рязанской обл.]; «Оставляли, на божничку становили. И до другого Крещенья стоить…» [ЛА МИА, с. Каменка Козельского р-на Калужской обл.]. В Тульской и Калужской областях утром на Крещение деревянные крестики бросали в колодцы. «Эта у нас делали крестики на Крещения, зимою. Крещенья когда бываеть вот, и делають крестики – там один-два – и в колодезь бросають. На Крещенья должно быть так. Положено…» [ЛА МИА, д. Марьино (Орлинка) Козельского р-на Калужской обл., с. Давыдово Тульской обл.]. Крестики делали из двух лучинок, одну из которых расщепляли до середины и вставляли в нее поперек вторую. Иногда их форма напоминала обычные для данной местности намогильные кресты. «Наделаешь [крестиков] вот так, чтоб домиком [т. е. наподобие старообрядческих крестов „с крышкой“]. На окошечко поставишь, на стол бросишь – и всё. А потом убираем. Убирём, да…» При этом «крестики» сжигать запрещалось [ЛА СИС, д. Никоново Вашкинского р-на Вологодской обл.]. В других случаях, напротив, крестики необходимо было сжечь: «В Крещенье из лучинок ставили крестики на все выходы из дома: на окна, двери, ворота, а утром их все сжигали. Крестик стоит – значит „святки“ не заходили. Сожжёшь их – святков близко не будет» [ЛА СИС, д. Сальниково Вашкинского р-на Вологодской обл.]. О древности крещенских крестиков и их генетическом родстве с обрядовыми антропоморфными фигурками свидетельствует упоминаемый Н. Н. Велецкой гуцульский обычай изготовлять на Крещение куклу из дощечки, обернутой шерстью, которую после использования пускали по течению реки [Велецкая 1978, с. 166]. В качестве еще одной параллели приведем соломенные и деревянные крестики, использовавшиеся в качестве игрушек и украшения дома у украинцев – см. илл. 124 [Грушевський 2006, с. 113].