Дочь самурая - Доминик Сильвен

— Консьержи в Париже — исчезающий вид, как же нам найти Мориса? — спросила Ингрид.

Предположим, он в «Красавицах». Она объяснила Карли, что эта мирная гавань стала для старика любимым рестораном. Морис подружился с Хадиджей Дюшан, женой хозяина, тоже артисткой.

На Пассаж Бради они нашли расстроенную Хадиджу. Морис Бонен только что ушел. Он узнал о смерти дочери из теленовостей, как раз перед тем как явилась полиция, — накануне он допоздна задержался на работе в студии, и дома его не застали. Рассказав об этих ужасных событиях, Морис резко сменил тему разговора. Он поинтересовался, какое имя дадут новорожденному, с лихорадочным интересом расспрашивал, как будет выглядеть детская, «словно цеплялся за мои пустячные рассказы, чтобы не утонуть», — уточнила Хадижа. Тут она заметила, что у него с собой что-то вроде трубы, завернутой в крафтовскую бумагу. На вопрос, куда он собрался, Морис ответил чудным голосом: «К торговцу иллюзиями и телевизорами».

— Ближайший магазин электротоваров — «Люксания», — сказал Диего. — Пошли туда?

Морис Бонен, казалось, не мог оторваться от целой стены телевизоров, составлявших гигантский калейдоскоп. Был час всевозможных сериалов. Ингрид узнала лысого капитана из «Love Boat». Французское название блистает тем же остроумием. Как же оно звучит? Ах да! «Круиз забавляется».

— Морис!

Он обернулся. Его глаза скользнули по Ингрид, дальше все произошло очень быстро. Крафтовская бумага была сорвана, под ней оказался деревянный меч. Взмахнув им, Морис скользящим движением разнес капитану голову.

— Fuck! Удар западного самурая! — пробормотала Ингрид.

— Madre de Dios![13] — воскликнул Диего, когда Морис Бонен продолжил избиение телевизора.

— МОРИС, ПРЕКРАТИ! — закричала Ингрид.

Грохот разнесенного вдребезги стекла и покореженного металла лишил покупателей способности к передвижению. Но вскоре те, кто стоял рядом с Морисом, пришли в себя и поспешили ретироваться.

Навстречу им бежали два охранника, но старик успел истребить еще один аппарат. Охранники, обменявшись растерянными взглядами, малость притормозили; тем временем, приняв ритуальную стойку, Морис с бесстрастным видом рубил мечом воздух в поисках воображаемого противника. Ведущий не слишком интеллектуальной телеигры, показывая все зубы разом, улыбался такой же развеселой соискательнице. Вспышка их радости совпала с крушением третьего телевизора, немецкого производства. Контрнаступление развивалось с трудом: самый отважный из охранников подкрадывался сзади, пока его коллега пытался вести переговоры. Морис со своим мечом оказался в опасной близости к телевизорам с плоским экраном по шесть тысяч евро за штуку.

— Морис, умоляю тебя, опомнись! Тебя любит весь квартал! Мы тебе поможем! — кричала Ингрид, сложив руки рупором.

— Смотри-ка, Мартен! Держу пари, это передача-розыгрыш, — прокомментировала происходящее какая-то покупательница. — Старик наверняка актер, а высокая американка ему подыгрывает. Вот здорово!

— Вовсе нет, Одетт. Похоже, это не шутка. Пойдем отсюда.

Когда меч Мориса рассек великолепный плазменный экран в добрый метр шириной, публика испуганно вскрикнула.

— МАДАМ, МСЬЕ, ОТОЙДИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА! — приказал один из продавцов.

Зайдя сзади, охранник обхватил Мориса за пояс; меч продолжал вращаться еще несколько опасных мгновений, пока второй охранник не вцепился в него, словно в мачту во время бури, издавая все менее членораздельные звуки. Морис ударил повисшего на нем охранника коленом между ног, тот застонал. Старик выпустил из рук меч, который упал вместе с нападавшим.

— Мартен, этот старик слишком хорош, чтобы быть настоящим.

— Уходим, Одетт! Тут за сто метров разит стопроцентной правдой жизни.

— ДЕЛАЙТЕ ВСЕ, КАК Я! — заорал Морис. — УНИЧТОЖАЙТЕ ЭТИ ДЕРЬМОВЫЕ ТЕЛЕВИЗОРЫ! ОНИ ВЫЛИВАЮТ ПОТОКИ ГРЯЗИ НА НАШУ ЖИЗНЬ! ОНИ ПОХИЩАЮТ У НАС ДУШУ! МЫ ЗАСЛУЖИВАЕМ ЛУЧШЕГО!

— Мартен, поверь, нас разыгрывают.

— Нет, это правда, Одетт.

— Я начинаю понимать, к чему клонит отец Алис, — сказал Диего, взяв Ингрид за руку.

Ингрид посмотрела на руку Диего, на его профиль, потом на ревевшего во всю глотку Мориса с растрепанной седой шевелюрой. Раскрасневшиеся охранники с трудом тащили его:

— ТЕЛЕВИДЕНИЕ — ВАМПИР! ОНО ОСКВЕРНИЛО СМЕРТЬ МОЕЙ ДОЧЕРИ!

— Я тоже начинаю понимать, — отозвалась Ингрид.

— Я уверена, что это новая концепция телехроники, Мартен. У них каждые пять минут что-нибудь новенькое. Если нам повезет, мы тоже окажемся в кадре.

— Ты что, заметила где-то камеру? Пошли отсюда!

— Теперь их делают незаметными, не больше пуговицы. Да ты же сам знаешь.

— Все, что я знаю, это то, что старик и правда в ярости, Одетт. И правда несчастен.

— Нужно позвонить лейтенанту Бартельми, — сказала Ингрид. — Он проследит, чтобы комиссар Груссе не слишком скверно обращался с Морисом.

— А я вот думаю, не Морис ли как раз и уморит нервного комиссара, — возразил Диего. — Теперь я понимаю, от кого Алис унаследовала свой взрывной характер.

Вернувшись домой, Ингрид легла на розовое канапе с чувством, что за день она прожила двадцать четыре дня, хотя вечер еще даже не наступил. Она решила устроить себе передышку перед аромолампой, на нее всегда действовали успокаивающе фиолетовые восковые шарики, танцующие за стеклом.

Папашу Динамита доставили в комиссариат тапи militari,[14] и сейчас, хотя Бартельми и пообещал разрядить обстановку, он наверняка переживает не самые приятные минуты своей жизни, угодив в лапы Садового Гнома, впрочем, и тому наверняка приходится туго. От этого выброса негативной энергии туго приходится всем, а в комиссариате содрогаются стены. А за попавшие под горячую руку телевизоры придется заплатить кучу денег. Диего безуспешно пытался объяснить положение дел директору магазина. Ингрид с ужасом спрашивала себя, сколько жизней понадобится Морису, чтобы полностью возместить нанесенный ущерб.

Все пошло наперекосяк, и Диего предложил выпить что-нибудь для поднятия тонуса. Она не нашла ничего лучшего, как ответить: «Пойду-ка я домой, чтобы разобраться с тем, что творится у меня в голове». И ушла, оставив его на тротуаре с опустившимися руками.

— А домой, это куда, Ингрид? — услышала она у себя за спиной.

Она бросилась бежать. Не столько от Диего Карли, сколько от ссоры. Она бросилась в приют покоя, символом которого был ее массажный кабинет на Пассаж-дю-Дезир.

Идея выпить чего-нибудь бодрящего не так уж плоха. Ничего крепкого она не пила, так что придется отыграться на пиве. В холодильнике она нашла ветчину в целлофане, нарезанный хлеб, арахисовое масло и банку корнишонов. За всем этим был оазис мексиканского пива. Она схватила банку, прижала грудью ветчину, хлеб и масло, чтобы освободить руку и извлечь бутылку. И все полетело на пол. Банка разбилась вдребезги под восклицание: «Holy shit! What the hell?»

Она попятилась, раздавив босыми ногами несколько корнишонов. Чудом не порезавшись осколками, выбежала на улицу. Ощутив под ногами вымощенный булыжником тротуар, она поняла, что забыла обуться и запереть дверь. Вернулась, преодолевая чувство глубокого отвращения, надела свои кеды, закрыла дверь и бегом бросилась к Лоле.

8

В это время дня улица Эшикье была особенно оживленной. Настал час, когда люди, которые не любят возиться на кухне, проголодались. В доме номер тридцать два торговцы пиццей разогревали печи и свои мопеды. Разносчик пиццы сделал резкий поворот, чтобы не столкнуться с бегущей во весь дух Ингрид, и бросил: «Эй ты, дылда, поосторожней!» Она пролетела мимо, спеша поскорей нажать кнопку домофона Лолы Жост. Ворчливый голос показался ей спасательным кругом.

— Кто там?

— Open the door, please![15]

— О ля-ля! Что, америкашки, не можете и на пять минут оставить в покое старушку Европу?

— Open the fucking door! Now![16]

Несколько секунд ничего не происходило, потом щелкнул замок, и Ингрид вихрем взлетела по лестнице. Лола ждала в дверях в сиреневом платье, оттенявшем ее седые волосы. Взгляд пустой, а точнее — полный немого упрека.

— Извини за прямоту, но даже пьяный забулдыга вел бы себя приличней.

— Лола, я только что нашла руку в своем холодильнике!

Лицо отставного комиссара осталось невозмутимым, но она распахнула дверь и впустила Ингрид в квартиру. Потом указала на свое старое вольтеровское кресло и пошла на кухню. Ингрид растерянно уставилась на стол, заполоненный семью тысячами кусочков горы Фудзи. Лола собрала их в аккуратные серо-белые кучки, которые больше всего смахивали на унылые холмики пепла. Она вернулась с бутылкой и стаканом, который тут же наполнила и силой вложила в дрожащую руку Ингрид. Та выпила залпом. Похоже на сироп… Это мог быть только старый портвейн, который Лола потягивала, собирая пазлы. Слащавость. Можно так сказать по-французски? Ингрид на дух не переносила портвейн.