Пустое место - Сергей Учаев

Впрочем, это вопрос чисто риторический. Минутка демократии завершилась быстро. И вот уже вместо Сигизмундыча затараторила Лариса Александровна, завуч по воспитательной работе, типичная посткомсомольская метелка одноразового использования. Раньше таких отправляли в вожатки, хороводить дружиной. Теперь они отвечали за досуг школьников. Весь вид ее соответствовал функциональному назначению. Зайдите на сайт любой школы, увидите, что их прям будто в одном инкубаторе выращивают, этих самых завучей по воспитательной работе. «Come on Barbie, let’s go party».

– Давайте не будем попусту спорить товарищи, а лучше разберемся, кто за что будет отвечать. Ребятам, а это классы с пятого по одиннадцатый…

– С пятого? Да они ж сопляки совсем, – не унималась Анна Николаевна.

Некоторые рассмеялись. Это верно. Ученик нынче пошел с гонором, но такой несамостоятельный.

– Анна Николаевна! Выбирайте выражения, – сделал замечание математичке Палыч.

– Так вот, – продолжала Лариса Александровна. – Они будут только заполнять листы, но их еще нужно разработать.

– А что, пускай сами и разрабатывают, – внесла свои, пять копеек, уже географичка Светлана Викторовна.

– Ну что вы такое говорите, Светлана Викторовна, – посетовал Сигизмундыч. – Они же еще маленькие.

– Оценки ставить преподавателям большенькие, а разработать анкету или как там ее, таблицу, маленькие?

Но Лариса Александровна упорно продолжала:

– Так вот мы здесь посоветовались и решили вынести следующие кандидатуры на составление пунктов анкеты: Бурцева Людмила Ивановна, Чухлонцева Екатерина Сергеевна и Матвеева Ольга Геннадьевна.

Ха, Олечку накрыли.

– Анатолий Сигизмундович, я не могу, – забеспокоилась Ольга Геннадьевна.

– Почему?

– По принципиальным соображениям. Я вообще против этой идеи.

О, как завернула «по принципиальным соображениям». Какая молодежь растет! С другой стороны, а что еще скажешь? «Неохота», «Вы, ребята, тут идиоты все»? В принципе последнее и сказала, только культурно, себя выделила – принципиальная, а никого не опустила. Тонко.

– Ольга Геннадьевна, это же несерьезно. Вы все-таки преподаватель обществознания, кому как не вам здесь приложить свои теоретические знания?

– Это скорее к социологам. А я историк по образованию.

– Какая разница. Кроме Вас больше некому, так что возражения не принимаются. Да и остальные ваш самоотвод не поддержат.

Не, остальные точно не поддержали. Ольга еще что-то бурчала и пыталась сказать.

Но к ней особо не прислушивались.

Лариса Александровна:

– Давайте определимся с кандидатурами. Есть возражения? Может быть, кто-то хочет тоже поучаствовать?

Само собой никто не хотел. В такого рода делах педагоги удивительно похожи на своих учеников – полная пассивность, принцип «лишь бы не меня». В результате проголосовали как надо. Большинством скорее послушным, чем агрессивным. Я, Трофимыч и Светлана Викторовна воздержались. Анна Николаевна вовсе не стала подымать руку, всем видом демонстрируя несогласие с произволом администрации. Олечка с Вовой высказались против. В общем, список утвердили. Цель достигнута. И картина в протоколе хорошая: есть и против, и воздержавшиеся – демократия, свобода, гласность.

– Ну что ж, тогда повестка собрания исчерпана. Все могут быть свободны, кроме членов группы, которая займется составлением вопросов мониторинга, – подвел итог Сигизмундович.

Мы, наконец, выползли на волю.

– Во дают, – ухмыльнулся Трофимыч. – Анна сегодня что-то совсем разбушевалась.

– А толку-то.

– Да хоть позабавились, все не зря сидели.

– Я бы лучше «Санта-Барбару» посмотрел дома на диванчике.

– А что, она еще идет? – не понял шутки Трофимыч.

– Да, нет, это я в том смысле, что дома лучше.

– А, это… Кто ж спорит?

На том и разошлись. Я включил мобильник. Жена уже успела позвонить раза три. Плюс два звонка от дочери. Это одно и то же. Забота.

И смс напоследок, как пинок для скорости: «Сколько можно заседать! Купи сосисок на ужин и туалетное мыло обязательно».

Есть, сэр!

4 сентября

Вчерашняя запись получилась довольно большой. Пришлось делать ее в два присеста. Вечером начать, а заканчивать сегодня. Для этого я взял тетрадь с собой в школу. Все равно у меня окно. Равно – окно. Вполне учительские вирши. Как ни странно в пустом кабинете пишется намного лучше, чем дома. С одной стороны, время подгоняет – через сорок пять минут следующий урок. С другой стороны, ничто не отвлекает – ни телевизор, ни вечный непрекращающийся поток новостей и интеллектуальных озарений от жены, ни дочь Маша с очередной порцией малолетних музыкальных дебилов отечественного производства из колонок на всю квартиру. (Таня запретила слушать музыку в наушники, вычитала где-то в интернете, что это ведет к преждевременной потере слуха). Раньше Маша демонстрировала полное безразличие к сладеньким поп- мальчикам и не стоящим на ногах рокерам отечественного производства, а теперь поддалась групповому давлению: все в классе слушают, не хочется выглядеть белой вороной, надо приобщаться к культурке.

Пустой наполненный творческим молчанием класс и чистый тетрадный лист перед собой. Теперь я понимаю стариканов, которые глядят на тебя со стены кабинета литературы. Строка сама льется из тебя, и твоя задача всего-то в том и состоит, чтобы направлять ее в нужном направлении. Это как поливать из шланга. Или еще из чего-нибудь поливать…

Пишу я быстро, но времени запечатлеть все события прошедшего дня все равно еле-еле хватило, потому что в начале несуществующего для меня урока ко мне пришла Екатерина Сергеевна Чухлонцева. Одна из тех, кому доверили или поручили, можно сказать по-разному, составлять этот проклятый список.

Быстро же завертелись маховики-колеса инноваций на местном уровне.

С Екатериной Сергеевной за два года моего пребывания в школе мы как-то особенно близко не сошлись, хотя, как правило, соседствуем кабинетами. В том году сидели рядышком на втором этаже, в этом переехали вместе на третий, где у меня в основном идут все уроки. «Здрасте, здрасте,» – это обязательный для нас обоих каждое утро ритуал. Я здороваюсь, проплывая мимо ее открытой двери. В школе она появляется раньше меня. Но удивительно даже не это, а то, что с самого утра у нее в кабинете толкутся ребята. У Екатерины Сергеевны двое детей. Классика – мальчик и девочка. Беленькие, как и она. Тоже спокойные. Девочка постарше – восьмой класс, если не ошибаюсь, мальчик заканчивает началку. Вежливые и покладистые. Темперамент такой же, как и у нее. Екатерина Сергеевна, как правило, невозмутима и по большей части молчалива. От нее веет мягким безразличием, какой-то обволакивающей ленцой. Пухлые белые руки. Руки убийцы. Это я опять пошутил.

Хотя как сказать. Говорят, что у каждого врача есть свое кладбище, а какое кладбище у нас, преподавателей, это один Бог ведает. Сколько юных душ загубили, сами не знаем. Может статься, что и всех. Одна радость – никто не видит. Только кольнет иногда совесть, когда вот так вот сидишь в пустом кабинете. Но не всех.

– Николай Петрович, я к вам.

Она неспешно подошла к моему столу и мягко села за первую парту. Уверенно и привычно, словно делала это каждый день. Улыбнулась. В юности ее улыбка, должно быть, была очень хороша. Такие улыбки подкупают. А сейчас это просто доброе расположение женщины на пятом десятке.

– По какому поводу?

– Да все по тому ж, – вздохнула она. – Вчерашнему. Вы же видели, Анатолий Сигизмундович поручил мне составить анкету.

Я сразу подметил: «Анатолий Сигизмундович». Это почти как пароль среди наших, среди своих, адекватных. Школьный Краснодон и Армия Трясогузки вместе взятые. До «красных дьяволят» мы еще не доросли. Водораздел между нашими и ненашими в школе, нормальными людьми и так, директорской шушерой, пролегает собственно в этой плоскости. Нормальные и наши откровенно признают, что главнюком в наших пенатах является Сигизмундыч. Жополизы и прочая околодиректорская шелупонь делают вид, что верят в великого абсолютного монарха – Палыча, никогда не признают что на самом деле у нас монархия конституционная, что все в школе делается по слову Сигизмундовому.

Умная женщина. Одним росчерком дала понять: «Спокойно, свои». Я расслабился. Почти. Доверять нельзя даже себе самому. Но и то хорошо, что дальше можно разговаривать без всей той показухи, за которую обязательно надо держаться в официальном общении: «Я как и весь советский народ поддерживаю и горячо одобряю…» Можно разговаривать о деле, не занимаясь пустыми славословиями в адрес того, кто их не заслуживает и вряд ли когда-либо заслужит их в дальнейшем.

– Конечно же, видел, и даже слышал. А что?

– А я к вам за помощью.