Волшебник Ришикеша - Мария Мансурова

— Пока да.

— Ладно. Я сейчас.

С грохотом посуда полетела на стол. Анна достала из аптечки голубой тюбик и присела на кровать, пытаясь совладать с волнением. Звезды, словно лилии в пруду, распускались в черном зеркале неба. Едва уловимый ветерок просачивался сквозь щели в ставнях. Она подошла к маленькому зеркалу в ванной, начала поправлять волосы, но внезапно опустила руки. «К черту! Пусть будет все как есть. Я достаточно красилась, душилась, одевалась… С ним — никакой фальши, только я…»

Биение сердца подступило к пальцам и раздалось короткими глухими деревянными ударами.

— Войдите.

— Это я. Держи.

— Спасибо.

Не смотрит в глаза. Перекладывает вещи с места на место.

— Меня здесь мучает жуткая бессонница. Вообще не могу уснуть.

— Это место так действует. Очень сильная энергетика.

— Наверное. Но я так устала. А отдохнуть не получается.

— А ты попробуй расслабиться. Подыши.

— Мысли. Мысли разрывают меня на части. Можно мне присесть?

— Конечно.

Она опускается на черный потрепанный стул. Он — на кровать, в противоположном конце комнаты. Между ними пространство, наполненное неуверенностью.

— Знаешь, пока я не начала заниматься йогой, мне было спокойнее.

— Просто на поверхность начали выходить эмоции, спрятанные глубоко-глубоко.

— Но я не хочу их.

— Только так можно избавиться.

— Знаю. Но страх, гнев… Тяжело. Злюсь ужасно.

— Гнев — это нормально. Тебя что-то не устраивает — это естественная реакция, неприятие.

— А если он беспричинный, взбалмошный, ничем не обоснованный?

— Тогда голову в холодную воду.

— Я запомню. Витя… Понимаешь, много чего было в моей жизни… Теперь мне страшно. Я боюсь потерять то, что имею. Потому что я этого недостойна. Мужа я уже потеряла.

— А Алик?

— Мы еще не женаты.

— Но это же формальность?

— Наверное. Чувство вины не дает мне вздохнуть. Я всех предаю, всех обманываю. Себя в первую очередь.

— Отпусти все. Следуй своей природе.

«А ты следуешь?»

— Было время, когда я ничего не чувствовала. Я пыталась найти хоть что-то, дойти до отвращения к себе, лишь бы ощутить просто, что я — есть.

— Аня…

— Ты ведь ничего не знаешь! Я встречалась с мужчинами, с их сыновьями. Я спала с кем-то, чья беременная жена случайно видела нас… А теперь у меня ребенок. Я боюсь за него. Каждую секунду. И мой бывший муж, словно тень от огромного соседского дома! Все со мной, вот здесь (прижимает ладони к животу). Я слышу плач и шепот тех, кого больше нет. А сама даже не могу заплакать.

— Аня, я когда познакомился со своей женой, она просто кидалась на мужчин, каждому готова была расцарапать лицо. А потом — оттаяла. Я отогрел ее.

Плечи Анны вздрогнули. «Зачем ты говоришь мне об этом? И сидишь так далеко! Разве не ждал ты меня?» Судорогу сменил глубокий вдох. Может, весь смысл в разговоре? Секс… Его было слишком много. А тепла? Не требующего, без вопросов… Много его было в твоей молниеносной жизни, где ты ненавидела мужчин, потому что они — мужчины?

Стук в дверь не сразу донесся до них, застревая во внешнем мире.

— А-у-у! Витя, ты спишь?

— Нет, заходи.

— О! Аня! Привет-привет.

Марта буквально запрыгнула в комнату. Высокая, крупная, с вечно вываливающимися из одежды то грудью, то ягодицами, она весело встряхивала рыжеватыми волосами, пытаясь изобразить на лице гримасу проблемы.

— Что-то мне так плохо, Витечка!

— Чего случилось?

— Опять панкреатит, замучил, собака.

Анна улыбнулась: днем она видела Марту, терзающую зубами беззащитный манго, у которого явно не было шансов.

— Тебе дать креон?

— Ой, ты тоже, Аня? Ты меня просто спасешь!

— Тебе десять или двадцать пять тысяч?

— Десять, если больше пьешь, то все, каюк. Потом без таблеток уже не можешь.

— Витя, а в Ганготри мы, значит, послезавтра едем?

— Да, как и планировали.

— Ладненько, я пошла.

— Я тебе сейчас принесу таблетки.

— Жду.

Дверь захлопнулась. Нить вновь натянулась, но резко оборвалась от телефонного звонка.

— Привет, Азочка! Как там мои девочки? Я? Да, один. Сейчас Марта забегала. Да, в своем репертуаре.

Анна тихо встала и бесшумно вышла. Впереди была бессонная ночь. Среди темной листвы не успокаивались обезьяны, продолжая кричать об ее одиночестве.

Она поднялась на крыльцо и замерла у запертой двери. Лола сладко-шоколадно-таинственная где-то гуляла. Анна устало опустилась на низкий продолговатый деревянный столик, стоящий у порога. В его окнах погас свет, отсюда было отчетливо видна исчезающая рябь света за тяжелыми ставнями. Мобильный скользил во влажных ладонях. Она набрала «Алик», но тут же сбросила. Пальцы начали выстукивать другой номер — ее бывшего мужа.

— Мухтар, это я…

— Привет, сейчас Сашку позову. Он только руки помоет, а то весь в гуаши.

— Ладно. А как ты?

— Отлично. Что Индия? Уже разочаровала?

— Почему?

— Тебя же все разочаровывает, когда ты это получаешь.

— Видимо, не все еще получила. Ну, а что ты, расскажи мне…

— Все. Даю Сашку.

— Мама, я дракона нарисовал! Огромного и страшного! Ты когда приедешь?

— Еще чуть-чуть потерпи. Мама вернется и расскажет тебе очень интересную сказку.

— Сейчас расскажи!

— Не могу. Она слишком длинная. Как ты? Вам с папой весело?

— Очень. Папа купил мне новый велосипед.

— Здорово. Я тебя целую.

— Мама, я скучаю.

— Я тоже, мой родной. Скоро вернусь.

Глаза защипало. Не то чтобы слезы. Наверное, от усталости. Анна вновь покопалась в аптечке, нашла круглый тюбик креона и повесила обратно на задвижку шершавый железный замок.

— Держи, Марта.

— Ой, спасибочки. Садись.

— Да-да, присаживайся. — Ден резко вскочил с кресла. — Чай будешь?

— Пожалуй, да.

— Тебе джинджер или масалу?

— Масалу.

— Ок. Я сейчас.

— Денчик, и мне еще плесни кипяточку.

Кутаясь в толстый шерстяной плед, Марта изображала глубокую скорбь на лице.

— Потрогай, какой мягкий. — Анна дотронулась до белого ворса. — Это я в прошлом году в Ганготри купила. Я тогда неподготовленная была, мерзла ужасно. Теперь все с собой: и любимая подушечка, и постельное белье…

— И весы. — Ден поставил перед Анной пластиковый стаканчик, над которым вилась струйка пара, разрезавшая душную ночь.

— Что? — Взрыв смеха сорвался с уголков губ. — Серьезно?

— Ну да. Я на диете. Ладненько, дорогие мои. Пора на боковую.

Марта плотнее укутала себя в плед. Охая и вздыхая, снежный человек удалился.

— Рассказывай, Ден, как ты здесь оказался?

— Где, в Индии?

— Нет, в йоге.

— A-а… Пил много. Так, потихоньку, потихоньку выбрался.

— О чем ты мечтаешь?

— В каком смысле?

— Мечта есть?

— Какой-то глобальной нет.

— Плывешь по течению?

— Можно и так сказать.

— Мне кажется это дико скучным.

— Да нет. Радуюсь тому, что есть.

— А мне всегда нужна была цель, мне необходимо желать, жаждать. Правда, это тяжело, но захватывающе. Ни с чем не сравнимое ощущение, когда вот-вот… и оно твое. Словно прыжок в танце. Я раньше танцевала. Больше ничего не хотела. Только танец. Бешеный поток энергии. Выходишь из темноты в зал, и все смотрят, вкушают… А ты отдаешь и принимаешь одновременно. А потом порвала мышцу.

— А сейчас чем занимаешься?

— Пишу.

— Романы?

— Картины. Недавно была выставка моих работ в галерее «Марс».

— Слушай, здорово. А какой стиль?

— Абстракция. Так не объяснишь, нужно смотреть. Рассказываю о своих чувствах с помощью цвета и полутонов. Большинство людей даже не подозревают, сколько существует оттенков. Они блуждают в темноте. Мой самый главный талант, если вообще есть еще другие, умение видеть. Я воспринимаю это как самый большой подарок судьбы.

— Еще чай? — Ден заглядывает ей в глаза, пытаясь уловить все оттенки меда в свете луны, застрявшей между широкими ветвями. Садится чуть ближе, виновато-неловко улыбается. Все до смешного прозрачно. Комната Вити в нескольких метрах от них, Анне кажется, что она улавливает его дыхание во сне, которое перебивается непрошеными вздохами напротив.

— О! Ты здесь? — Вырывается фигура Володи из подступившей ночи. — Вот! Вот опять! Улыбнись. Мне нравится — бровки домиком.

— Так. Мы принесли фрукт. — Руки Костика протягивают что-то кругло-продолговато-желтоватое, источающее сладкий запах.

— Это что, папайя? — Ден пытается скрыть разочарование от прерванного диалога и совладать с эрекцией.

— Может, папайя. Может, кто еще. Главное, чтобы вкусно. Ань, будешь?

— Нет, спасибо. Я сейчас пойду.