Плененное сердце - Диана Казанцева

— Да, дорогой, — женщина спокойно взяла протянутое мужем письмо, исписанное крупным витиеватым подчерком, и аккуратно сложив пополам, убрала в шкатулку на столе. — Я вскрыла его еще утром, когда оно было доставлено. Я не знала, когда ты вернешься домой… мало ли в письме могло быть что-то срочное, не терпящее отлагательств, поэтому я…

— Я не в кой мере не упрекаю тебя, дорогая, — сеньор Перес поспешил обнять жену за округлые плечи. Ее завидное хладнокровие и безупречные манеры истинной аристократки поубавили его чрезмерную запальчивость. Он быстро успокоился, поцеловал жену в висок и заглянул в лучистые, не потускневшие за долгие годы супружества, все такие же сияющие глаза. — Ты все сделала верно. Ведь этот самодовольный хлыщ способен на все!

— О ком вы говорите?

Каталина не могла понять, что происходит. Почему отец так взвинчен? Что его беспокоит? Еще до свадьбы Элены и Диего все было в полном порядке, все радовались жизни, ходили счастливыми, веселыми и неугомонными, нетерпеливо дожидаясь праздничного веселья. Даже тот безрассудный шаг, на который пошел отец, не посоветовавшийся с матерью и в тайне заказав на свадьбу старшей дочери три роскошных платья, чтобы порадовать своих любимых женщин, при этом понабрав долгов на год вперед, не вызвал такого всплеска негодования и переживаний в семье, как последние дни, прошедшие с момента церемонии. Что же изменилось за столь короткое время?

Резко вскинув голову, отчего красная кружевная мантилья упала ей на плечи, открывая взору густые темные волосы, собранные из двух тяжелых кос узлом на затылке, сеньора Перес с тоской посмотрела на дочь:

— Мы говорим о твоем кузене, Луисе-Антонио Наварро де Пересе из Севильи.

— О том, кого ты, отец, объявил своим наследником? — с осторожностью уточнила Каталина.

— Так и есть, о нем, — безрадостно кивнул дон Педро и с глухим стуком поставил пустой бокал на стол.

— Это тот сеньор, что стоял подле тебя в часовне, пока длилась брачная церемония, — начала объяснять мать, вдаваясь в пикантные подробности, — на нем еще был камзол зеленого цвета с причудливой вышивкой, такой яркий и кричащий, что он обратил на себя внимание многих гостей. Не припоминаешь? Он все пытался познакомиться с тобой, но ты постоянно была окружена поклонниками, а этот самодовольный франт не знал, с какой стороны к тебе подступиться, — она неожиданно рассмеялась чистым заливистым смехом, отчего ее красота стала казаться еще ярче. — Я же, замечая его бестолковые усилия, не применила ничего, дабы облегчить ему работу, просто сделала вид, что увлечена светскими беседами, а потом ты и вовсе исчезла. Все подумали, ты устала и просто ушла отдыхать.

Каталина, конечно, помнила надменного сеньора в ярком кичливом костюме, который вел себя с ней неподобающе развязным образом, принимая ее, по-видимому, за деревенскую простушку. В нем не было ничего святого, справедливо решила она, припоминая, какие вульгарные манеры он позволял выказывать себе в стенах Божьего дома. Он был также непростительно груб с Марсело, когда тот подошел к Каталине с целью поухаживать за ней на лужайке во время свадебного веселья, но кузен высмеял его потертый, давно вышедший из моды камзол и язвительно заметил, что «ни одна благородная сеньорита не станет всерьез воспринимать знаки внимания нищего идальго». Бедняга вспыхнул, но не стал отвечать на оскорбительные выпады невежественного дворянина, а предпочел тихо и незаметно удалиться.

— И что же пишет кузен? — напряженно спросила Каталина, заранее догадываясь, что такой человек как Луис-Антонио не станет лишний раз любезничать и вести пустую переписку. Он слишком спесив и заносчив для этого.

Мать поджала губы и посмотрела на отца, ожидая от него объяснений. Дон Педро заложил руки за спину и в свою очередь устремил взор на резное распятие Христа, висевшее над его столом, будто ища помощи у Всевышнего. Минуту спустя он вздохнул и повернулся к дочери:

— Луис-Антонио хочет, чтобы я повысил арендную плату со всех наших крестьян.

— Неужели? — Каталина была вне себя от негодования. Мало того, что малознакомый ей кузен был нагл, груб и высокомерен, так он еще обладал весьма дурным тоном, смея дерзостно указывать на то, кто и чем должен заниматься!

— Иначе говоря, его не устраивает наш доход.

Действительно, поместье сеньора Переса сильно отличалось от многих других дворянских угодий Андалусии. Пожалуй, только здесь сохранялась самая низкая арендная плата во всей округе, не повышающаяся уже в течение долгих лет. Дон Педро всегда относился к людям, возделывающим его землю, доброжелательно и тепло, почти по-родственному, уважая их интересы и потребности. Только здесь на много миль вокруг крестьянские домики сияли чистотой и благоустроенностью, свежевыкрашенные, с добротными крышами и починенными заборами они радовали глаз приезжих и самих арендаторов, дети ходили сытые, а старики довольные. Дон Педро был рачительным и справедливым хозяином. Если у кого-то заболевала скотина или случался пожар, то все вместе, включая самого хозяина поместья, всецело поддерживали погорельца, помогая ему отстроиться заново, и каждый житель этого маленького анклава по доброй воле делился всем, что у него было. А если год выдавался засушливым, то для такого случая в амбарах дона Педро хранились излишки зерна, которые делились поровну на всех арендаторов. Но, если же вдруг, в их маленьком мирке свершалось преступление, и виновника находили по горячим следам, то на суд являлись всем сходом и строго взыскивали с вора, а после обязательного наказания и последующей за этим отработки, с целью возвращения похищенного, раскаявшегося могли принять обратно либо же изгоняли прочь.

Тем не менее, порядки, установленные сеньором Пересом на своих землях, не были популярны среди его соседей, потому-то они частенько наведывались к нему с требованиями «перестать идти на поводу у своих арендаторов, так как это ведет к подрыву незыблемых устоев, сложившихся с незапамятных времен между сеньором и его вассалами». Дон Педро только улыбался многоуважаемым соседям на их настоятельные призывы и продолжал вести свои дела, насколько позволяла ему его совесть, хотя, говоря по чести, нес он при этом определенные убытки, ибо продажа зерна и оливок едва ли покрывала расходов на поместье. Однако сам владелец довольно обширного имения от рождения был человеком неприхотливым, в еде, одежде и мыслях оставаясь скромным и сдержанным, поэтому семья его привыкла довольствоваться малым, живя по нормам, завещанным Христом.

По причине постоянной нехватки средств из прислуги в господском доме числились всего-навсего старая экономка, повариха с сыном-поваренком, две служанки, которые помогали по дому и на кухне, и прачка, а из мужчин значился седой престарелый привратник, его внук, грум Гуга, и двое чернорабочих, занятых на скотном дворе и по хозяйству. Остальная же прислуга нанималась по ходу надобности из детей арендаторов. Конечно, многие вещи приходилось делать самим, но в этом заключались и свои преимущества. По крайней мере, женщины в доме сеньора Переса чувствовали себя самостоятельнее любой аристократки, живущей в окрестностях Гранады. Вероника с дочерьми умели делать себе несложные прически, заплетать косы, принимать ванну и одеваться, только в том случае, если под платья не требовалось надевать корсета, а еще они были приучены к земле и в свободное время любили возиться в огороде, выращивая душистые пряные травы, сочную зелень и кое-что из овощей.